Запретные страсти великих князей
Шрифт:
Таким образом, Кирилл, в общем-то неглупый человек, врал, когда говорил, что пытался спасти монархию. Спасти ее уже было невозможно. И говорил он это задним числом, когда оказался в эмиграции, а пока ему пришлось уносить ноги из «свободной» России. Понимая, что здесь ему уже ничего «не светит», 8 марта 1917 года он подал в отставку, а в мае и вовсе покинул Россию, перебрался в Финляндию.
Великий князь Александр Михайлович в эмиграции слышал от Кирилла фантастический рассказ о том, как он, с двумя девочками-дочерьми, неся на руках беременную жену Мелиту, шел по льду Финского залива, а за ним гнались большевистские разъезды. Все это ничего общего с действительностью не имеет. Кирилл врал как сивый мерин. Во-первых, никаких большевиков, которые якобы гнались за ними по пятам, в мае 1917 года не было по определению. Во-вторых, Финский залив вскрывается ото льда в апреле, так что он никак не мог бежать в Финляндию по льду оного. А в-третьих, Кирилл Владимирович, по личному разрешению Керенского, совершенно свободно выехал в Финляндию в комфортабельном вагон-салоне с двумя дочерьми, прихватив с собой драгоценности семьи и загрузив несколько товарных вагонов багажом. Свою беременную жену он, кстати, оставил в революционном Петрограде, и она присоединилась к Кириллу уже позже. Отправку Кирилла в Финляндию обеспечивал специально для этого выделенный правительственный чиновник. Видно, Керенский не забыл, какую услугу Временному правительству оказал Кирилл в крушении монархии.
Еще более странная история приключилась с братьями Кирилла – великими князьями Борисом и Андреем, а также с их матерью. Как мы уже писали выше, Мария Павловна в феврале 1917 года уехала на лечение в Кисловодск, обещая вернуться «когда все закончится». Дворцовый комендант генерал-майор Воейков писал: «В этот самый (22 февраля) и ближайшие дни многие дамы высшего общества, строго судившие в своих салонах царскую чету и членов правительства, стали усиленно выезжать на Кавказ, напоминая крыс, бегущих с корабля перед его гибелью». События февраля – марта 1917 года Мария Павловна пережила в Кисловодске вместе со своими сыновьями. Временное правительство их не трогало, и только после того как случился октябрьский переворот, их положение стало угрожающим.
Вот как описывал со слов Бориса и Андрея их побег от большевиков великий князь Александр Михайлович. «Его (Кирилла) два брата, великие князья Борис и Андрей Владимировичи, обязаны спасением своих жизней поразительному совпадению, к которому, если бы его описал романист, читатель отнесся бы с недоверием. Командир большевистского отряда, которому было приказано расстрелять этих двух великих князей, оказался бывшим художником, который провел несколько лет жизни в Париже в тяжелой борьбе за существование, тщетно надеясь найти покупателя для своих картин. За год до войны великий князь Борис Владимирович, прогуливаясь по Латинскому кварталу, наткнулся на выставку художественно нарисованных подушек. Они понравились ему своей оригинальностью, и он приобрел их значительное количество. Вот и все. Большевистский комиссар не мог убить человека, который оценил его искусство. Он посадил обоих великих князей в автомобиль со значком коммунистической партии и повез их в район белых армий». Александр Михайлович не доверял рассказам братьев-врунов, не поверим в их россказни и мы. На самом деле при приближении Красной армии они с матерью укрылись в горном ауле Конова. Братьев и мать спасло наступление белых. В 1919 году Борис откололся от семьи и уехал в Анапу, откуда вместе со своей любовницей уплыл за рубеж. Андрей же и Михень находились в России аж до 1920 года, ожидая, когда белые войска захватят Москву и Питер. Как известно, этого не произошло, и с последним пароходом они эвакуировались из Новороссийска во Францию, где в том же году великая княгиня Мария Павловна, честолюбивая Михень, и скончалась.
Итак, амбициозная матушка Кирилла Владимировича умерла, однако свои амбиции она завещала сыну. В Финляндии Кирилл с Мелитой поселились в городке Борго, недалеко от Гельсингфорса (Хельсинки). Там у них родился сын Владимир. В октябре 1917 года в России Временное правительство пало, и к власти пришли большевики. В 1918 году они также появились и в Финляндии, что вызвало среди русских эмигрантов панику; зная, какая судьба постигла царя и часть его родственников, Кирилл опасался и за свою жизнь. Но пронесло – генерал Маннергейм (бывший русский кавалергард) быстро навел в стране порядок. Кирилл со своей семьей прожили в Финляндии еще несколько лет; здесь, вблизи Петрограда, он надеялся, как и его мать, на освобождение от большевиков столицы России.
В этот период вынужденного безделья Кирилла посетила еще одна экстравагантная мысль. Узнав о гибели в Екатеринбурге Николая II и цесаревича Алексея и об исчезновении великого князя Михаила Александровича в 1918 году, Кирилл подумал: а ведь он следующий в роду, кто может принять верховную власть! Об этом ему матушка в свое время все уши прожужжала и лелеяла эту мысль до самой своей смерти. Апологеты Кирилла ныне пишут: «Кирилл ощутил ответственность за судьбы империи и династии. Не заявляя о своих правах (оценивая ситуацию, отдавая себе отчет в идейной неоднородности белого движения, Кирилл справедливо полагал, что во время гражданской войны наследник Романовых не может возглавить борьбу против большевиков), он ожидал возможности обратиться к своему народу, когда наступит мир и придет пора подумать, как жить дальше». Хитрая позиция была у Кирилла – пусть белые армии воюют с красными до установления мира, а потом он въедет в Петроград на белом коне и станет следующим царем! Однако долго воевать чужими руками ему не довелось – в 1920 году, когда власть в стране окончательно перешла в руки красных, он понял, что «ловить» в Финляндии ему уже нечего, и перебрался во Францию, где и поселился на курорте Сен-Бриак. Он назвал свою виллу Кер-Аргонид, что по-бретонски означало «Победа» – в честь своей супруги Виктории (тоже «победы», но по-английски), и стал думать, как ему жить дальше.
Великокняжеская чета не собиралась вести тихую жизнь отверженных эмигрантов. После смерти Марии Павловны, игравшей роль первой скрипки в концерте Владимировичей, бразды правления взяла на себя Виктория Мелита. Не обладая большим умом, она обладала бешеной энергией. Она взяла в свои руки не только управление особняком и огромным имуществом, которое они вывезли из России (некоторые Романовы бежали оттуда в одной одежде). Ее деятельной и честолюбивой натуре требовалось нечто большее. И она придумала сделать Кирилла… царем! Причем царем не для всего русского народа, не для Белого движения (которому царь и на фиг не был нужен), а для узкого круга монархически настроенной эмиграции. Но больше всего для «внутреннего употребления», так сказать. Для себя самих. Мол, мой муж – царь, а ты кто?
Однако на этом пути Кирилла подстерегали трудности. На I Монархическом съезде в 1921 году сторонники реставрации монархии в России решили, что царя должно будет избрать только после отстранения от власти большевиков. И главное – это будет не тот, который на это имеет право, а тот, кто будет признан для этого достойным. В этом случае Кириллу царствование «не грозило». Он не был достойным (вспомним его эскапады с приходом к Таврическому дворцу с красным бантом) и не имел права на престол, как нарушивший присягу, данную императору.
И Кирилл решил сыграть на опережение. 26 июля 1922 года он объявил себя местоблюстителем царского престола. Свои притязания на власть он обосновал тем, что в эмиграции не было сведений о судьбе великого князя Михаила Александровича, в пользу которого отрекся Николай II (на самом деле он был расстрелян в Перми даже раньше, чем царская семья в Екатеринбурге). Затем Кирилл принялся рассылать свои манифесты, в том числе и к Белой армии (которая уже никаких боевых действий не вела), назначив главнокомандующим великого князя Николая Николаевича-младшего (Николашу). Но тот, здравомыслящий человек, на вопрос о том, как он относится к манифесту Кирилла, буркнул: «Никак». В этом вопросе Кирилл потерпел фиаско. Хотя династическое старшинство Кирилла ни у кого не вызывало сомнений, внутри самих Романовых единства не было. Некоторые считали, что они должны устраниться от политической борьбы, но если снова позовут царствовать, то конечно, они придут (и не с Кириллом во главе). Некоторые поговаривали вообще об избрании на царство новой династии. Вот только самого царства – то есть земель, территории – у них не было. Смех да и только!
Однако Кирилл, а вернее, Виктория Мелита, не сдавались. Они попытались созвать семейный совет Романовых, но из этого ничего не получилось. Потом они носились с идеей созыва Земского собора, чтобы хоть как-то придать легитимность избранию Кирилла царем, но и в этом вопросе потерпели крах. Тогда Кирилл, уже ни на кого не оглядываясь, 31 августа 1924 года, ничтоже сумняшеся, сам объявил себя «Императором Всероссийским Кириллом I».
Это ничего, что монархической России уже давно не существовало и никакого престола в наличии не было. Это ничего, что Кирилл еще в 1917 году письменно отрекся от своих династических прав. Это ничего, что была жива настоящая императрица – Мария Федоровна, которой о грядущем «воцарении» Кирилла даже не удосужились сообщить. Ну и что?
Отношение к новой эскападе Кирилла в среде эмиграции было неоднозначным. Лишь незначительная часть Романовых признала его царем. Признали за Кириллом право на престол лишь иерархи Русской православной церкви за рубежом. Барон Врангель и возглавляемый им Российский общевоинский союз (РОВС) категорически отказались поддержать Кирилла. Военная эмиграция отвернулась от самозваного императора. Некоторые монархисты тоже отказали Кириллу в доверии. Например, такой ярый монархист, как В. В. Шульгин, назвал его действия «оперой». Решающее слово оставалось за вдовствующей императрицей Марией Федоровной (вдовой Александра III), которой Кирилл отправил письмо с обоснованием своих претензий на трон. Такое же письмо он отправил и Николаю Николаевичу-младшему. За обоих ответил Николаша – в том смысле, что «будущее устройство Государства Российского может быть решено только на Русской земле, в соответствии с чаяниями Русского народа». К тому же, Мария Федоровна отказалась признавать претензии Кирилла на трон вообще, так как было нарушено главное условие: его мать, Мария Павловна, в момент рождения сына не была православной. Великий князь Николай Николаевич-младший и его сторонники указывали Кириллу, что такие его политические зигзаги (приход во главе Гвардейского экипажа к Таврическому дворцу) недопустимы для истинного наследника престола.