Запретные страсти великих князей
Шрифт:
Александр расспросил друзей о Мари. Оказалось, что она родилась во Франции и переехала в Россию только в 18 лет, а так все время проживала то на Лазурном берегу, то в Париже. Причиной переезда в Россию стала смерть ее родителей. По протекции дальних родственников она была представлена ко двору и получила шифр фрейлины. Александр, как чисто русская натура, сразу же проникся сочувствием к «бедной сиротке» и принялся ее опекать.
Зима 1864—1865 годов ознаменовалась в Петербурге вихрем великосветских балов. Александр с детства был стеснительным, и эти балы пугали его – в силу своей мощной комплекции он не любил танцевать, боясь выглядеть смешным. Однако он переборол себя, так как самой желанной партнершей по танцам была
К весне 1865 года он уже определенно знал, что Мари ему нравится, она была ему симпатична больше других фрейлин. Более того – он влюбился, он испытал то чувство, которое захватило его целиком, о котором он так часто читал в книгах. Воспоминания о Дагмар были для него лишь мимолетным явлением. После смерти Никса отец и мать не раз заводили речь о датской принцессе, намереваясь ее оставить «при нас». Это их желание мог осуществить только наследник престола, но образ Дагмар был для него настолько отвлеченным, что он думать о ней забыл. Ему хватало и других приятностей, например общения с обворожительной Мари.
Летом 1865 года Александр наконец разобрался в своих чувствах и понял, что любит Мещерскую. 7 июля он записал в своем дневнике: «Каждый день то же самое, было бы невыносимо, если бы не М.». Он с трепетом ждал встречи с ней, постоянно думал о ней. Общение с предметом его воздыханий стало потребностью жизни Александра. Мари как никто была участлива, сердечно сочувствовала его горю, внимательно и сострадательно слушала его рассказы о смерти Никса. В лице Мари Мещерской он встретил не только свою возлюбленную, но и друга, которого ему так долго не хватало. С Мари Александр никакой неловкости не испытывал, с ней было просто, она его понимала – и они стали друзьями.
Александр относился к себе критически, ему казалось, что он – такой некрасивый и неуклюжий – не может нравиться женщинам. Ему не были присущи легкость и грация, отличавшие некоторых его родственников. Он всегда чувствовал себя неловко, не знал, о чем говорить с девушками, и потому в большинстве случаев молчал. Но с Мещерской неловкости не было, с ней было просто, Мари его понимала, и Александру казалось, что он нашел родственную душу.
Однако оставался еще и двор, этикет и правила, мешавшие их свободному общению. Он был наследником престола, а она – фрейлиной. В Петербурге, при дворе, они не имели возможности свободно общаться. За городом – в Петергофе или Царском Селе – с этим было проще. Можно было, заранее условившись, якобы случайно встретиться на прогулке в парке и побеседовать часок-другой. Но и эти меленькие хитрости не ускользнули от бдительных глаз придворных. Кто-то что-то непременно видел и слышал, кто-то сопоставил в уме некоторые несообразности в поведении Александра (это только влюбленному кажется, что никто не видит и не слышит стук его сердца, а на самом деле все видно и слышно). Тем более когда дело касалось сердечных тайн наследника престола.
Весной и летом 1865 года молодые люди (а Мари была всего лишь на год старше Александра) регулярно тайком встречались на прогулках, но главным образом по вечерам у императрицы. При игре в карты Александр старался выбрать себе в партнеры именно Мари, которую он зашифровывал в своем дневнике как «М. Э.» (Мария Элимовна). Ясное дело, что об очевидных пристрастиях цесаревича придворные тут же доложили императрице Марии Александровне. Та его вызвала для откровенного разговора и назвала поведение сына «не совсем приличным». Это был первый удар по его самолюбию – ведь он сам признался матери, что Мари ему симпатична. Александр не спорил, но ничего поделать с собой не мог…
19 июля 1865 года они, как обычно, вроде бы случайно встретились на дороге, ведущей из Царского Села в Павловск. Александр ехал верхом, а Мари – в коляске со своей гувернанткой. Пошел дождь, и они стали под дерево, где он и объяснил ей неприятные вещи – мы больше не можем быть в таких отношениях, как были до сих пор. Мы больше не можем во время карточной игры сидеть вместе. Это дает только повод для разговоров и для распускания глупых слухов. Мари его поняла и согласилась. Затем Александр добавил, что как только они останутся наедине, без свидетелей, то их отношения примут прежний вид. Княжна и на это согласилась. Несколько последующих дней после этого они не виделись.
Поверенной тайн молодых людей была фрейлина Александра Жуковская. Она передавала записки, стояла на часах во время их встреч на прогулках, чтобы, не дай Бог, никто из придворных не появился, и выполняла тому подобные мелкие поручения. К тому же, Мещерской было с кем поговорить, а Сашке некому было доверить свои сердечные тайны, и он все свои переживания записывал в дневник. Однажды Мари подарила ему свою фотографию с надписью: «В воспоминание последнего дня в милом Царском». На следующий день он записал: «В 9 с четвертью был вечер у Мама, все почти играли в карты, я сочинял стихи и страшно скучал и грустил по М. Э., которая не была приглашена».
Как мы уже говорили, княжна Мещерская была на год старше Александра, и ее жизненный опыт был богаче, чем у ее честного, но наивного обожателя. Она прекрасно овладела тонким ремеслом салонного обольщения – знала, как кинуть завлекающий взгляд, когда улыбнуться, в какой момент встать и как бы невзначай пройти мимо ошалевшего молодого человека, овеяв его тонким ароматом дорогих парижских духов, чем довести его почти до невменяемого состояния. Некоторые придворные говорили, что эта «кокетка» просто «подстрелила» великого князя.
Александр не был уверен, любит его Мари или это всего лишь игра с ее стороны. Для него такое поведение возлюбленной стало нестерпимой мукой, а спрашивать напрямую… Кто же на это решится?
Но все это будет еще впереди, в пока Александр каждый день вздыхал по своей возлюбленной. В день рождения покойного Никса Мака пережил тяжелые минуты. На панихиде он не смог сдержать слез. Нахлынули былые воспоминания, и снова Дагмар стала для него близкой и почти родной. Она связывала его с ушедшим братом. В этот день он записал в своем дневнике: «Такого брата и друга никто из братьев мне заменить не может, а если и заменит его кто отчасти, то это Мать или будущая моя жена, если это будет милая Dagmar». Как видим, Александр разрывался между своей любимой девушкой и датской принцессой, на которой он должен был жениться, повинуясь воле родителей и долгу цесаревича.
Для него Дагмар существовала как бы на другой планете, а Мари Мещерская была рядом – такая живая, осязаемая и желанная. Великий князь жаждал встреч с Мари. Не имея возможности встретиться как им хотелось бы, влюбленные обменивались записками, где горевали по этому поводу. «Сегодня опять несчастный день, не виделся совсем с М. Э.», – записал он в своем дневнике осенью 1865 года. Молодой человек прекрасно понимал, что у их отношений нет будущего, что им никогда не суждено быть вместе, если только не пойти против воли родителей и долга наследника. Примеры-то были! Цесаревич Константин, сын Павла, отказался от короны и женился на полячке, например. Но так поступить он в силу своей порядочности не мог. Однако какая-то непреодолимая сила тянула его к Мари. Они продолжали видеться на ежевечерних приемах у императрицы и на прогудках в парке. Ему все больше и больше хотелось уединенных встреч, которые – увы, все так и не случались. Гормоны играли в организме Александра бешеный ритм…