Запретные желания
Шрифт:
Неистовый ужас мелькнул в ее взгляде.
Тяжело дыша, его мать запыхтела, обращаясь к мужу:
– Володя, ты видишь, что творится?
– Вижу!
– Ну, так сделай же что-нибудь!
– Для начала, милая, закрой рот. Не провоцируй сына.
Глава №40
«Теперь здоровые волосы – моя гордость» - хвалилась неестественно шелковистой шевелюрой очередная красотка из популярной рекламы чудодейственного шампуня.
Тяжело вздохнув, Катерина выключила телевизор, и завалилась
Фоновый шум сильно раздражал.
Мешал сосредоточиться. Мешал думать.
А поразмыслить было над чем.
Званый ужин Паслеров завершился не самым лучшим образом.
И это еще мягко сказано!
После перепалки со старшим сыном, Клара Сергеевна оказалась на грани нервного срыва. Не сумев заручиться поддержкой мужа, оскорбленная хозяйка пулей выскочила из-за стола, забыв даже отодвинуть в сторону свой стул, который чудом избежал падения. Эдгар же…со свойственной ему невозмутимостью, неторопливо вытер ладони тряпичной салфеткой, и, буркнув себе под нос нечто нечленораздельное, отправился следом за матерью. Очевидно, чтобы продолжить общение наедине. Естественно, Владимир Анатольевич поспешил взять ситуацию под свой контроль.
А именно, извинился перед гостями и попросил всех немедленно удалиться.
Катю упрашивать не пришлось.
Чувствуя неимоверное облегчение, она покинула застолье одной из первых.
Правда, скрыться вовремя не успела, как бы сильно не старалась.
Романов перехватил ее прямо у лестницы, когда девушка уже намеревалась подняться в свою комнату.
– Ты так и не ответила! – заявил он, удерживая за локоть. – Прогуляемся?
– Прости…
– Нет! Не отказывайся. Варя и Макс уедут с минуты на минуту.
– И что с того?
– Я…я не хочу прощаться с тобой на такой ноте. Не хочу оставлять тебя одну…сейчас!
Губы непроизвольно растянулись в усталой, но нежной улыбке.
Она собиралась заверить молодого человека, что ее эмоциональному состоянию ничего не угрожает (хотя сама уверена в этом не была), когда услышала за спиной раздраженный голос Ольги:
– Полагаю, теперь ты довольна?
Девушка резко развернулась на сто восемьдесят градусов, предпочитая держать неприятеля в поле зрения. На всякий случай.
– Чем я должна быть довольна?
Ковалева угрожающе приблизилась, бесцеремонно вторгаясь в их с Романовым личное пространство.
– По твоей милости в семье Паслеров случился жуткий скандал! А сам ужин безнадежно испорчен! Тебе не место здесь, когда уже поймешь?
Затрясло Катю знатно. Ярость переполняла. Обида душила.
Но, всячески скрывая свои мимолетные слабости, она спокойно отозвалась:
– По моей милости? Серьезно? Я молчала весь вечер. В отличие от тебя!
– Слушай меня внимательно, дрянь…
– Эй, полегче! – осадил Костя.
– Извинись немедленно,
Причем столь властно, что самой Катерине захотелось упасть на колени, вымаливая прощение. Плевать, за что. Главное, совершить требуемое действие. Оказалось, звенящий возмущением голос принадлежал Марии Васильевне. По воле случая, женщина стала невольным свидетелем их брани, и пройти мимо не смогла.
Однако и Ковалева отступать не собиралась.
– Мне извиниться? Вы шутите? Это же она спровоцировала…
– Катюша не сделала и не сказала НИЧЕГО такого, чем могла бы заслужить подобное отношение к себе! А вот ты, милочка, преступила все мыслимые и немыслимые грани!
Спокойствие Ольге давалось ой как непросто. Но, она умело «держала» лицо. Выдавив из себя смиренную улыбочку, насквозь пропитанную небывалой фальшью, Ковалева прощебетала:
– Вы правы, Мария Васильевна! Впрочем, как всегда. Мне жаль, что я проявила неуважение к гостье вашего семейства. Надеюсь, Катерина сможет простить меня?
Варина бабушка, нежная и ласковая прежде, сейчас напоминала железную леди.
Строгую. Суровую. И непреклонную.
– У нее и спроси! Чего на меня-то уставилась?
Терпение Кати иссякло окончательно. Вздрогнув от отвращения, затараторила, желая избавиться от общества Ковалевой, как можно скорее:
– Конечно, смогу! Конечно, прощу! Уже простила! Все! Мир, дружба, жвачка.
– М-м-м! Ты – сама доброта…
Делая вид, будто собирается обнять, Оля склонилась к ее уху и тихо зашипела:
– Запомни: ты никогда не сможешь заинтересовать его по-настоящему! Завалиться на спину и ноги раздвинуть, каждая сможет. А вот удивить мужика в постели, свести его с ума, заставить выть в потолок от восторга…нет! На это способны только настоящие женщины. Женщины с большой буквы! К счастью, Эдгар понял, что ты – бревно, не так ли? А значит, совсем скоро он обратит внимание на меня. И я его хорошенько…
Очевидно бешенство, окутавшее сознание Кати багровым красным пологом, отчетливо отпечаталось и на лице. Потому, испуганно всхлипнув, Ковалева замолчала на середине фразы и отпрянула. Вернее, попыталась. В последний момент, Кортикова ухватила противницу за предплечье, стиснув руку мертвой хваткой. Со всей силы рванула на себя, заключая в крепкие «показательные» объятия. А после, пользуясь методом «клин клином вышибают», припала к ее уху:
– Может и бревно! Только вот вылизывает он меня, а не тебя! Так вылизывает, что на стену лезу и ору на весь дом, как ополоумевшая! А ты…еще раз подойдешь ко мне, заговоришь, или же просто косо посмотришь…и, клянусь, я сломаю тебе руку!
Отстранилась Катерина резко. Брезгливо. Попятилась, отпуская на волю побелевшую до состояния больничной простыни Ольгу. Однако в следующий миг побледнела сама. Кровь отхлынула с лица, когда пришло осознание: Романов стоял гораздо ближе Вариной бабушки. Черт подери, он все слышал! О чем свидетельствовал и взгляд его, потухший. И ссутулившиеся плечи. И сбившееся участившееся дыхание.