Запретный плод
Шрифт:
— Счастье — слишком слабое определение для моего теперешнего состояния, — сказал он спокойно. — Скорее это полная удовлетворенность. Много путешествуя по миру, сам не зная зачем, я фактически искал тебя.
— Хорошо, что ты меня нашел. А теперь скажи мне, тебе нравится мое платье к обеду? Вещи от Душе я буду надевать в других случаях. А в этом наряде я чувствую себя превосходно.
— Ты очаровательна. Моя ночная рубашка тебе очень идет.
Простая белая рубашка подчеркивала бронзовый цвет кожи и черные волосы
Герцог сидел с бокалом коньяка в руке и откровенно любовался этой восхитительной женщиной.
— Луи привез из твоего дома нарядов больше чем достаточно, но я рад, что ты выбрала к обеду именно этот. Правда, Аделаида бы тебя не поняла, Валентин, наверное, тоже. Они любят собирать людей вокруг себя. А мне нравится быть с тобой наедине.
— Если бы у меня не было моей семьи, о которой я беспокоюсь, мы бы поставили забор в долине и полностью отгородились от внешнего мира.
— Я не хочу сегодня думать о твоей семье и вообще ни о чем, кроме нас с тобой, — сказал герцог. — Давай еще немного побудем только вдвоем. Завтра мы обязательно должны съездить в город. Нужно проверить телефон и телеграф. Но это все завтра.
Перед тем как подняться наверх, Этьен хотел проверить, как чувствуют себя лошади на новом месте.
— Я скоро вернусь, — сказал он, отодвигая стул и помогая Дейзи подняться.
— Я пойду с тобой.
— Тогда мы захватим длинное пальто. Твой коротенький жакет поверх ночной рубашки не сохранит ноги в тепле.
Он взял шерстяное пальто из гардероба и надел на Дейзи.
— Чтобы моя девочка не замерзла, уже становится холодно.
— Я стала ленивой после четырех пирожных, — сказала Дейзи, когда они вышли во двор.
— Тебе не обязательно идти. Подожди меня в постели.
— Нет. Я хочу, чтобы ты потом проводил меня в постель, отнес туда на руках, не оставлял одну, чтобы ты любил каждый мой волосок и каждый палец, каждый мой вздох. Поцелуй меня.
Так он и сделал.
По пути в конюшню они останавливались несколько раз и страстно целовались под ночным небом, усыпанным бриллиантами звезд. Осенний воздух был прохладным, но сердца были согреты любовью, и им не было никакого дела до остального мира.
— Моя любовь к тебе больше вселенной, — прошептала Дейзи, когда Этьен усадил ее на солому перед открытой дверью в конюшню, откуда хорошо были видны звёзды. — И мне все равно, что сотни поколений де Веков перевернутся в могиле, когда узнают о твоем разводе, мне нет до этого дела. Ты мой.
— Ты не должна думать, что стала причиной развода. Мне следовало сделать это еще много лет назад.
— Мне грустно, — сказала Дейзи, — когда я думаю о том, что в твоем мире брак со мной для тебя, аристократа, позор.
— Бог мой, Дейзи, не смей даже думать об этом. — Он нежно поднял ее подбородок и сказал: — Ты для меня самая большая радость, самое большое счастье на свете.
Ее
— Ты женишься на мне только… потому что… ребенок?
— Нет, никогда, хотя конечно… фу, черт! — Он начал сначала: — Я женюсь на тебе не изза ребенка, а потому, что ты самое главное в моей жизни. Я не могу представить себе жизнь без тебя. — Он вздохнул, его руки скользнули вниз к ее ладоням. — Хотя я надеюсь, что у тебя хватит терпения дождаться моего развода и нашей свадьбы. Это не может тянуться вечно.
— Мы могли бы пожениться сегодня, сейчас, — сказала Дейзи. Она внимательно смотрела на него, в голосе была какаято торжественность.
— Скажи как? — коротко спросил герцог.
— У нас, абсароки, свои боги. Они очень доброжея лательны, особенно к любящим.
— Я согласен, — мягко сказал Этьен, понимая, что Дейзи предлагает ему тот брак, который признается культурой ее народа.
— Я беру тебя в мужья. Я говорю это сейчас, и это навеки. — Казалось, ее теплое дыхание согревает холодный осенний воздух, тело было близким и теплым, а лицо светилось любовью.
— Я беру тебя в жены, и это навеки. — Он обнял ее за плечи, наклонился к мягким, теплым губам. Доброжелательные боги абсароки присутствовали при этом обряде — в ветре, в синем небе и темноте ночи, — боги, которые охраняют абсароки от неизвестных демонов и известных врагов, боги, которые любят народ северных равнин.
— Да будет так, — сказала Дейзи, закрепляя обряд.
Следующие недели были трогательной идиллией, это было время душевного отдыха и сближения двух людей. В один из таких дней они покупали одежду для будущего ребенка, и Дейзи заколебалась при входе в фешенебельный магазин для богатых родителей.
— Скажи, что ты покупаешь одежду для подарка, — предложил Этьен. Позже, когда они переносили многочисленные пакеты в экипаж, Дейзи сказала со слабым беспокойством:
— Ты видел, как они шептались, когда мы уходили. Что они подумали обо мне?
— Я то же подумал бы, ведь ты запиналась и краснела.
— Надо было уйти!
— Но тогда бы у нас не было всех этих маленьких вышитых вещичек. Какое имеет значение, что они подумали?
Дейзи резко остановилась и сказала с глубоким вздохом:
— Да, отец говорил мне, чтобы я поменьше интересовалась чужим мнением.
— Превосходный совет, — спокойно ответил герцог. — И теперь у тебя есть одежда для младенца, которую ты хотела.
— У нас есть, не так ли, дорогой?
— Абсолютно так.
— Давай поедем домой и все хорошенько рассмотрим, — сказала она веселым голосом, уже забыв о неприятных минутах в магазине.
— Давай, — согласился герцог. Любой из его парижских знакомых был бы изумлен: герцог де Век собирался потратить свой день на разглядывание детских мелочей.