Запретный плод

Колесникова Наташа

Да съемка она и есть съемка, параллельный мир, игра. Но пожалуй, впервые он ставил реальную жизнь выше игры. Прав был Котович, не похож он на себя, не совершал подвигов в реальной жизни, только на экране. Но теперь нужно было сражаться за свою любовь. Как ни глупо это звучало, а ведь верно.

Муравьев вышел из квартиры, запер дверь и торопливо пошел вниз по лестнице.

Вот уже десять вечера, она сидит одна в своей комнате на даче и… что она вообще тут делает?! Почему согласилась отправиться «в ссылку»? Под домашний арест?!

Ну да, вчера, нужно честно сказать, растерялась,

испугалась. Синяк под глазом, который невозможно объяснить, служба безопасности отца, его решимость сыграли свое дело. Растерялась, да просто струсила. Подумала, если поживет неделю на даче, все как-то само собой решится. А что это будет за жизнь, не думала. Теперь ясно — полный кошмар. Разве можно вытерпеть полное бездействие после напряженного графика съемок, ночных безумств с Игорем, «кулинарных поединков» на кухне в его квартире? «Поединки» — слишком громко сказано, она старательно помогала Игорю на кухне и одновременно училась готовить сама. Но это было так здорово! Забыла уже, когда просто сидела перед телевизором, и ничуть не уставала, напротив, энергии хватало… конечно же, на ночь.

Вчера испугалась, сегодня пыталась развлечься, издеваясь над охранником, но только теперь вспомнила главное. Это же действительно главное!

* * *

— Маринка, я тебя прошу, если задерживаешься, если что-то… позвони, скажи, где ты, что с тобой.

— Хочешь держать меня на привязи, Игорек?

— Нет. Но мы же люди творческой профессии, нервные, впечатлительные. Представь себе, что я вернулся домой после спектакля в три часа ночи и не звонил тебе, не говорил, где задерживаюсь… Что ты будешь думать?

— Да просто убью тебя, когда вернешься!

— Но я мужик, а ты — красивая девушка, соблазнов много, подонков в этом городе еще больше. Чтобы не сжигать мои нервные клетки, просто позвони. Иначе я помчусь тебя искать.

— Так будешь волноваться?

— Марин, это не шутки. Мы не так долго знакомы, но этого достаточно, чтобы считать тебя просто родным человеком. И разумеется, волноваться, когда ты задерживаешься непонятно где. Что же тут странного?

— Ох-ох! Кто бы мог подумать, что сам Игорь Муравьев скажет мне это! Надо же!

— Маринка…

— Да, Игорь. Слушай, и почему я всегда говорю тебе «да»?

— Потому что я Игорь Муравьев.

— Перебьешься! Селиванов говорит, что я тоже «восходящая звезда». Как взойду!

— И что случится?

— А ничего. Все самое главное в моей жизни уже случилось. Видишь, какая я дура, ничего не скрываю.

— Маринка, за это я тебя люблю так, что…

— Как же, интересно?

Забыла, забыла, совсем вылетело из головы! А ведь он говорил на полном серьезе. И значит, может сотворить какую-то глупость. Может,

может! Подумать, что предала его, и вернуться к Сушиной — может. Подумать, что с ней что-то случилось, и ринуться на выручку — может. Хрен редьки не слаще… А она должна сидеть тут и ждать?

Нет!

Марина решительно вышла из свой комнаты, остановилась на краю лестницы, ведущей вниз, крикнула:

— Боря! Я хочу есть! — Заметив охранника внизу лестницы, добавила: — Разогрей мне паэлью и свари кофе. Когда будет готово, скажешь.

— Это другое дело, — мрачно буркнул охранник. — Давно пора взяться за ум, поесть и вообще… вести себя адекватно. — И пошел на кухню.

Марина вернулась в свою комнату, надела теплый свитер, куртку, немного подумав, достала из гардероба резиновые сапоги, в которых гуляла по лесу или собирала грибы с Петровной.

С толстыми вязаными носками — ничего, можно будет пройти пять километров до оживленного шоссе и там поймать машину. В карман куртки положила баллончик со слезоточивым газом — на всякий случай, пусть будет под рукой. Потом привязала к батарее отопления простыню, распахнула створки окна и, улыбаясь, стала спускаться вниз. Было от чего улыбаться, ведь все это так похоже на съемки мелодрамы! Простыня, любовник или любовница спускается по ней… Но что поделаешь, если в комнате девушки нет альпинистского снаряжения, канатов и тросов, а есть только простыня…

Спрыгнув на асфальт под окном, Марина метнулась за старую березу напротив окна ее комнаты, потом, прячась за кустами, выскочила к забору, без раздумий перемахнула через него и стремительно побежала к проходной дачного поселка.

В кирпичной будке она показала свой пропуск охраннику, сказала:

— Я Марина Стернина. Можно позвонить в Москву?

— Конечно, Марина. А что случилось? Куда вы собрались на ночь глядя?

— Погулять хочу, но сначала позвоню. — Она взяла трубку аппарата, стоящего на столе охранника, набрала домашний номер Игоря, долго слушала длинные гудки, а потом швырнула трубку на аппарат. Как она не разбилась при этом — никто не знает.

— Что-то не так? — спросил охранник, поднимая трубку, чтобы убедиться: все еще работает или как?

— Все не так. Ладно, пойду. Скоро вернусь, — сказала она и вышла за территорию дачного поселка.

Игоря дома не было. И это значит, либо с Сушиной он сейчас, либо… Что задумал? Ох, Игорь, Игорь… Ну, надо пробираться в Москву. Хорошо хоть деньги с собой прихватила, были у нее свои сбережения, можно взять машину… через пять километров, когда выйдет на трассу. Но сначала она пробежит по краю леса. Страшно, но что поделаешь?

Отдалившись от проходной метров на десять, Марина свернула на обочину и побежала.

Глава 27

Полчаса понадобилось Муравьеву, чтобы добраться до станции метро «Кутузовская». Давненько он не ездил на метро и поначалу не сразу сообразил, что делать с картонным прямоугольником, какой стороной его сунуть в прорезь турникета, чтобы пройти на платформу. Спасибо другим пассажирам, подсказали. На станции «Кутузовская» он вышел на проспект в сторону площади Победы, огляделся, заметил Котовича, который нервно прохаживался по тротуару. Рядом с ним, возле синей «ауди», стоял невысокий светловолосый парень в синей ветровке. На вид ему было лет двадцать, не больше.