Запятнанная кровью ложь
Шрифт:
— Какого хрена? — На заднем плане слышится шорох, как будто он встает с кровати. — Я буду там через минуту, детка.
— Ты можешь взять мой телефон с крыльца? — Спрашиваю я тихим голосом, молясь, чтобы он сжалился надо мной. Мои губы дрожат, пока я жду ответ, и перехватывает дыхание, когда парамедики пристально смотрят на меня.
— Конечно, tesoro mio, — говорит он, и у меня перехватывает дыхание. — Я сейчас буду.
— Пока. — шепчу я, наблюдая, как парамедики все еще работают с моим братом.
Его грудь вздымается, и я слышу хруст ребер под незнакомыми руками. Руки, которые никогда не должны были прикасаться к нему.
Его не
Андреа должен быть дома, как всегда, в наушниках, читать книги в постели, пока не отключится. Не застрелен на крыльце. Не мертв. Только не на гребаном крыльце.
Кто это с ним сделал? Кто в него стрелял? Кто, блядь, убил его?
Возможно, я не знаю ответов на вопрос, кто это сделал, но я выясню, и когда я это сделаю… этот человек заплатит.
Кровью.
Мой отец позаботится об этом.
Будучи подростком я знала, что любовь причинит боль. Это данность, говорила моя мать. За исключением того, что я всегда думала, что влюблюсь в своего жениха, а вместо этого влюбилась не в того человека. Враг, о котором мои родители всегда предупреждали меня. Большой злой волк. Хотя он никогда не был таким. Он был милым, даже нежным. Запретным. Но сердечная боль, которую я испытала… Не думаю, что когда-нибудь смогу снова чувствовать. Ни с кем, кроме него. И теперь я вынуждена сталкиваться с ним три раза в неделю на занятиях по бизнесу.
Атлантический университет в Сисайде, Флорида, — колледж, созданный для студентов мафии. Нас послали сюда, чтобы мы собирались вместе, формировали и укрепляли отношения. Будущее наших семей зависит от союзов и от того, что мы можем сделать для их создания. Студенты этого университета не ограничиваются Чикаго. Это дети мафиози из разных семей, разбросанных по Соединенным Штатам. Чикаго, Нью-Йорк, Лас-Вегас и Флорида — вот лишь несколько мест. Организации этой школы включают «Коза Ностру», «Братву», ирландскую мафию и польскую мафию. Есть еще кое-кто, но это единственные, кто имеет значение, потому что они составляют Элиту.
Элита — это группа людей, которые собрались вместе, чтобы управлять всем. Это боссы, у которых была возможность заявить о себе в университете, и они отвечают за то, кого принимают, а кого нет, и за все, что происходит в колледже. Всего их двенадцать, все из разных мест. Среди них три итальянца, русский, поляк и ирландец — самая влиятельная семья в каждом регионе. Основными районами являются Чикаго, Нью-Йорк и Лас-Вегас.
Они не только отвечают за то, кого принимают в университет, но и назначают наказания тем, кто выходит за рамки дозволенного. Наказания назначаются в зависимости от совершенного правонарушения. Но здесь есть лазейка. Любое убийство или нанесение увечий, происходящее на территории Атлантического университета, не карается смертной казнью, потому что это нейтральная территория. Однако это не значит, что они не будут наказаны.
Помещения университета также разделены по странам, чтобы избежать конфликтов, учитывая, что многие из наших семей являются врагами. У итальянцев и русских есть свои дома в кампусе, похожие на дома студенческих братств, и у всех нас есть свое название для наших групп, которое также является названием нашего дома. Русских зовут Дьяволо, и это также название их дома, а мы, итальянцы — Демони. Лично я не живу ни в одном из этих домов,
Я перестала заботиться о себе шесть месяцев назад, когда был убит мой младший брат Андреа. Сейчас я просто существую, держу опущенной голову и продолжаю жить. Я справляюсь с этим день за днем. Единственное, что спасает меня прямо сейчас, что заставляет меня чувствовать себя живой, — это танец. А иногда еще, в определенные дни, видеть Николая Павлова в толпе студентов, сидящих в моей бизнес-аудитории.
Я мечтаю однажды стать преподавателем балета, может быть, после того, как какое-то время поработаю прима-балериной. Но для меня важно сначала закончить колледж, так как никогда не знаешь, что может случиться. У балерин могут быть травмы, и мне нужно на что-то опереться в случае трагического события. И это было бы моим несчастьем, потому что трагедия преследовала меня с тех пор, как мне исполнилось семнадцать лет.
Итак, в надежде осуществить все свои мечты, я занялась бизнесом, чтобы научиться управлять своим собственным. Когда-нибудь я хочу иметь свою студию, и единственный способ добиться этого — иметь хотя бы базовые знания о том, как управлять чем-то большим, чем просто танцевальная сторона. Я не ожидаю никакой помощи от своей семьи, хотя, если я продлю свой трастовый фонд, то смогу жить за счёт его еще много десятилетий.
Но сейчас, когда я сижу здесь, в своем бизнес-классе, достаю блокнот и ручки, для того, чтобы раскрасить свои заметки, мой самый большой кошмар входит в дверь и улыбается мне. Улыбка такая яркая, что мое сердце чуть не останавливается в груди. Как будто наш последний разговор не травмировал меня. Как будто он не разбил мое сердце безвозвратно. И все же у него хватает наглости подойти прямо ко мне и плюхнуться на стул рядом со мной. Он выдвигает маленький столик, прикрепленный к стулу, и смотрит на меня. Я чувствую, как его взгляд обжигает меня, но не осмеливаюсь повернуться к нему. Вместо этого я смотрю вперед и пытаюсь игнорировать.
Однако Николая Павлова трудно игнорировать. Его присутствие наполняет комнату так, как я никогда раньше не ощущала, за исключением, может быть, всех тех подростковых лет, когда он был для меня всем. Теперь его аромат дразнит меня, сандаловое дерево и ваниль, наполняют мои ноздри, пока мне не захочется плакать от того, как сильно я по нему скучаю. Он.
Николай стучит ручкой по столу, раздражая меня, и я фыркаю. Я смотрю на него и закатываю глаза:
— Не мог бы ты, пожалуйста, прекратить это? — Спокойно спрашиваю я, и он ухмыляется. — Ты меня отвлекаешь.
— Я уверен, что это не та причина, по которой ты отвлекаешься. — Его голос глубже, чем я помню. Его тело тоже другое. Он шире, сильнее. Сложен как мужчина, а не как мальчик, которого я знала. Даже его подбородок выглядит более сильным, более точеным. Его губы полнее. Его глаза красивее. Может быть, мне просто мерещится. Его черные волосы все еще падают на лоб, когда он смотрит вниз, а возле правого глаза черная веснушка.
— Почему ты здесь, Николай? — Спрашиваю я его дрожащим голосом, пытаясь не расплакаться, пытаясь не вспоминать, когда мы разговаривали в последний раз. Обидные вещи, которые он сказал. — Мы не разговаривали три года.