Заратустра говорил не так.
Шрифт:
Пропустим мимо ушей термины. Оставим суть. Будда, как позже Иисус, стремился установить в своей общине равенство. Он завещал ученикам: «Если кто-либо из вас подумает: я буду отныне руководителем общины – тот будет первым нарушителем моего закона». [В.А.Кожевников, цит.соч., стр.48.] Однако буддийское монашество имело ряд выгодных отличий от христианского. Во-первых, из общины всегда можно было свободно выйти. Во-вторых, в полном соответствии с установками самого Будды, умерщвление плоти не было в чести. «Ни хождение нагим, ни спутанные волосы, ни грязь, ни пост, ни лежанье на сырой земле, ни пыль и слякоть, ни сиденье на корточках не очистят смертного, не победившего сомнений», – гласит Дхаммапада (X.141). А наоборот: «Пусть он даже украшен, но если он живет в мире, спокойный, смиренный, воздержанный, ведущий праведную жизнь, отвергающий применение наказания ко всем существам, – он брахман, он отшельник, он бхикшу» (там же, X.142). В-третьих, «буддийские монастыри в отличие от христианских не похожи на исправительно-трудовые лагеря: навязывание монахам физического труда категорически запрещалось». [Г.Ольденберг,
Русский мистик Д.Л.Андреев мечтал о том времени, когда христианин будет входить в буддийский храм с таким же благоговением, как в свой собственный. Никто такого времени не дождется. Христианин входит в чужой храм только затем, чтобы на что-нибудь плюнуть.
Вивекананда считал, что попытки отстоять универсальность той или иной религии, объявив все остальные ложными, в конце концов оборачиваются против нее же. «Истина всегда универсальна. Если на моей руке шесть пальцев, а у остальных людей – по пяти, то из этого факта вы не сделаете вывод, что в ней нашел выражение подлинный замысел природы, а скорее заключите, что перед вами нечто анормальное и немощное. Так же обстоит дело и с религией. Если только одно вероучение должно быть признано истинным, а все остальные неистинны, вы имеете право заключить, что сама эта религия немощна». [В.С.Костюченко. Вивекананда. стр.83.] Однако у христиан претензии на исключительность – врожденная болезнь и они не знают иных способов возвышения своей религии, кроме унижения других.
Взять хотя бы, что пишут христианские авторы о буддизме. В.А.Кожевников начинает с того, что объявляет буддизм «самой неопределенной из религий», «учением двуликим и расплывчатым, говорящим одним одно, а другим другое». [В.А.Кожевников, цит.соч., стр.29,33.] Спрашивается: а христианство чем лучше? Разве мало можно набрать в Евангелиях взаимно исключающих друг друга положений? Но нет, христианский фарисей упорно будет тыкать в сучок в чужом глазу, не замечая бревна в собственном.
Второй камень, брошенный В.А.Кожевниковым: буддизм – религия «только для меньшинства», лишь позже из атеистического, философски-этического мировоззрения, предназначенного для немногих избранных аскетов, он превратился в религию для широких народных масс. Буддизм общедоступный, влиятельный и живучий без подобного «искажения» своего первоначального характера был бы невозможен. [Там же, стр.150,152.] А христианство? Разве не в том же, в чем Кожевников Будду, обвинял Христа Великий Инквизитор Достоевского? Ты, дескать, приxодил только для избранных, а мы исправили твое учение, чтобы успокоить народные массы. А протестанский идеолог Кальвин откровенно заявлял, что Христос умер на кресте не за весь род человеческий, а только ради избранных.
В одном Будда действительно отличался от Иисуса: он обращался к людям, как к мыслящим существам, а не искал легкого хлеба у детей и хлопающих ушами «нищих духом». Рационализм Будды очень не нравится В.А.Кожевникову и Г.Ольденбергу, [В.А.Кожевников, цит.соч., стр.132,177. Г.Ольденберг, цит.соч., стр. 150,152.] очевидно, считающих себя венцами творения и свой психологический склад – высшим. Если и есть на свете люди иного склада, то это, разумеется, существа низшего порядка. Невообразимой гордыне «смиренных» христиан можно было бы только подивиться, если бы не возникало более естественного желания плюнуть им в рожу. Г.Ольденберг считает возможным сравнить Будду не с Христом (далеко, мол, ему до Христа!), а разве что с Оригеном. Г.Ольденбергу, конечно следовало бы объяснить, каким образом не Ориген, а Будда создал мировую религию, увлекшую за собой больше душ, чем христианство. Но христиане никогда не утруждают себя объяснениями, они же взывают не к разуму, а к какой-то другой части тела. Обращаясь к разумным людям, Будда, однако, считал путь разума открытым для каждого и был противником эзотерических тайных учений для «избранных». «Троим принадлежит таинственность, а не откровенность, – говорил он, – женщинам, мудрости жрецов и ложному учению», и заявлял, что в отношении истин у него «нет ничего, подобного сжатому кулаку учителя, который что-то удерживает». [С.Радхакришнан, цит.соч., стр.374.]
Г.Ольденберг, а вслед за ним и Кожевников утверждают, что буддизм – это учение о спасении без спасителя и оно могло бы существовать даже и после устранения из него понятия о Будде. [Г.Ольденберг, стр.265. В.А.Кожевников, стр.149.] Эти авторы не подозревали, что пройдет совсем немного времени и солидные ученые будут очень аргументированно доказывать, что никакого Христа вообще не было, а христианство возникло на пустом месте вокруг фикции. Какою мерой меряете, такой и вам отмерится.
Г.Ольденбергу предание о жизни Будды кажется «бесцветным», а сама эта жизнь – «однообразной». Перед нами, дескать, типичное описание жизни древнеиндийского аскета, а вовсе не индивидуальных черт личности Будды, ему одному присущих. Индия вообще «страна типов, а не индивидуальностей». «Все создания индийской эпики, несмотря на пышность и роскошь красок, носят какой-то странно мертвенный характер, от которого все действующие лица индийской поэзии кажутся призраками, тенями, лишенными живительной силы крови». [Г.Ольденберг, цит.соч., стр.118.] Вот так, руководствуясь сугубо субъективным впечатлением, человек взял да и облаял целую великую страну, ее культуру и историю, они ему не понравились. Но мало ли кому что не нравится. Мне, например, не нравятся иконы, они кажутся мне однообразными и неживыми, но знатоки и любители возденут руки горе и обрушат на меня ворох восторгов вперемешку с обличениями меня в невежестве и примитивизме натуры. Г.Ольденбергу тоже следовало бы подумать об условностях индийской агиографии, подобных условностям и правилам нашей иконописи, прежде чем высказывать свое просвещенное суждение. Например, описание жизни Махавиры, современника Будды, основателя существующей до сих пор религии джайнов, очень похоже на жизнеописание самого Будды, и все же есть нюансы, по которым они различаются, и если бы Ольденберг присмотрелся к ним, он бы понял, почему Будда стал основателем мировой религии, а Махавира нет.
Куда Ольденберг с копытом, туда и Кожевников с клешней. Он тоже считает «характерной чертой индусского ума уменье вырабатывать типы и неспособность развивать индивидуальности». «Индия по справедливости слывет страною мудрецов и подвижников, но все ее философы – обезличенное, часто безыменное воплощение основных типов... как и ее святые – сколок с общего аскетического шаблона. Даже в религиозных отношениях личность как таковая не имела здесь самостоятельной ценности; существенным признавалось не проявление ее собственных, конкретных особенностей, а только обнаружение в ней отвлеченного идеала». [В.А.Кожевников, цит.соч., стр.141,145.]
Вот так обличают Индию за «типизацию» люди, сами лишенные индивидуальности, сами представляющие собой вполне определенный тип: тип ученого христианина, своим приколом на Христе напоминающего бабочку в коллекции энтомолога.
Вскоре после смерти Будды, согласно преданию, собрался первый сбор в Раджагрихе, начавший выработку буддийского канона и правил монашеской дисциплины. Сто лет спустя состоялся второй собор в Вайшали, на котором была предпринята попытка смягчения этой дисциплины и на этой почве произошел раскол между ортодоксальной партией «стариков» (стхавира) и махасангхиками (членами большой общины). Сторонниками смягчения правил были именно последние: потерпев поражение, они собрали свой сепаратный собор, который ортдоксы обвинили в ниспровержении религии и уничтожении самого духа учения Будды. [С.Радхакришнан, цит.соч., стр.498.]
На третьем соборе в Паталипутре в 255 г. до н.э. была представлена одна лишь партия стхавира и был окончательно установлен ее канон, т.н. Типитака («три корзины»). Этот канон был записан лишь в I в. до н.э. на Цейлоне на языке пали, до сих пор остающемся там церковным языком.
Покровителем третьего собора был знаменитый царь Ашока (272-232 гг. до н.э.), человек, единственный в своем роде не только в индийской, но и в мировой истории. Если «святых и равноапостольных» Константина и Владимира принятие христианства ничуть не изменило, они остались такими же подонками, какими и были, то Ашока, обратившись в буддизм, совершенно преобразился: он прекратил завоевания, запретил жертвоприношения и охоту, построил множество монастырей и ступ, совершал паломничество по святым местам и сооружал вокруг них приюты, дороги и резервуары для воды, наконец, развернул бурную миссионерскую деятельность и отправил проповедников буддизма не только на Цейлон и в юго-восточную Азию, но и к эллинистическим царям – Антиоху II в Сирию, Птолемею II Филадельфу в Египет, Маге в Кирену, Антагону II Гонату в Македонию и Александру II в Эпир. В среду грызущихся, как пауки в банке, потомков диадохов буддизм не внес успокоения, но правители наиболее близкого к Индии греко-бактрийского царства относились к нему с симпатией. Это объясняют тем, что буддизм воспринимался греками, как религия военной аристократии. [W.Tarn. The Greeks in Baktria and India. Cambridge. 1951. стр. 174.] И действительно, большая часть сторонников учения Будды, как и он, принадлежала к касте кшатриев. [H.v.Glasenapp, цит.соч., стр.200.] Будда даже говорил, что кшатрии лучше всех. [Г.М.Бонгард-Левин и Г.Ф.Ильин, цит.соч., стр.386.] Ашока оставил много надписей на скалах и специально сооруженных колоннах. В этих надписях возвеличивалось буддийское учение. «Небо может опрокинуться с луной и звездами, земля может подняться с горами и лесами, океаны могут высохнуть, но слова Будды останутся верными», [С.Радхакришнан, цит.соч., стр.523.] – гласила одна из них. В отличие от позднейшего «Небо и земля прейдут, но слова мои не прейдут», это не было саморекламой. К тому же Ашока, не в пример христианам, не насаждал свою веру мечом: его надписи утверждают терпимость, в них нет ничего унижающего другие религии. [А.Н.Кочетов, цит. соч., стр.102.]
Школа стхавира, до сих пор господствующая на Цейлоне, единственной арийской стране, исповедующей буддизм, – несомненно, самая древняя и наиболее близкая к первоначальному буддизму. Кроме нее уже во времена Ашоки существовал целый ряд других школ. Например, вышеупомянутые махасангхики уже шли по пути обожествления Будды и склонялись к докетизму, представляя себе Будду бесконечным, вечным и всемогущим существом, а его земную жизнь – лишь видимостью. Другая школа сарвастивадинов называется по основному тезису их учения «сарвам асти» (все существует): реальны не только дхармы настоящего, но и прошлого и будущего. Эти школы имели свой особый канон на санскрите. Наоборот, саутрантики отрицали реальность прошлых и будущих дхарм. Вайбхашики признавали прошлое реальным, но они дуалистически разделяли природу и разум, существующие, по их мнению, независимо друг от друга. Наконец, пудгалавадины уже представляли себе нечто вроде индивидуальной души.
Все перечисленные школы относятся к т.н. хинаяне (Малой колеснице) – направлению буддизма, господствующему до сих пор на Цейлоне, в Бирме и в Таиланде. Кое-кому это направление не нравится: А.Бэшему – потому что это «религия без души и без бога-создателя», [А.Бэшем, цит.соч., стр.293.] С.Радхакришнану, говорящему о нем с явным раздражением, – примерно по той же причине: «Хинаяна – это бесцветная религия, отрицавшая бога», которую «вдохновляет своего рода ненависть к миру». [Р.Радхакришнан, цит.соч., стр.504-505.] Однако нельзя не признать, что эти определения полностью приложимы к самому первоначальному учению Будды, что хинаяна в наибольшей степени сохранила верность этому учению, но – это один из тех редких случаев, когда отход от первоначального учения, его так сказать «искажение» заслуживает положительной оценки.