Заре навстречу
Шрифт:
Ну какая же это служба, когда известно, что за это им денег не платят, а даже, наоборот, чего-то они сами в партию платят! Правда, Эсфирь очень любит маму. Но тоже сказала ей обидное: "Ты, Варюха, к большевикам примкнула не по убеждению, а потому, что в большевиках оказалось много твоих приятелей, потому, что не любишь Георгия".
— Да, — вызывающе сказала мама, — не люблю, мне отвратительны эти снисходительные рассуждения о народе! Поспел он или не поспел для революции… Конечно, я не так марксистски образованна, как ты. Простая техничка. Но, если хочешь знать, я пошла к большевикам как мать, которая готова
Вот как мама сильно любит Тиму. Значит, она и революцию делает для того, чтобы ему жилось хорошо. Милая, прекрасная, такая красивая, такая молодая, веселая, нежная мама!..
Открылась дверь, и с улицы в кухню вошла мама. На ней была маленькая круглая каракулевая шапочка, короткий жакет обхватывал плотно тонкую, как у ласточки, талию, в руках пакеты с покупками. Мама пытливо посмотрела на Тиму, потом перевела взгляд на помойное ведро, где лежали осколки зеленого стеклянного абажура и коричневые глиняные черепки кринки.
Положив покупки на кухонный стол и не дав Тиме даже открыть рот, мама быстро и ловко его отшлепала и сказала:
— А ну, марш отсюда!
Зажгла керосинку, налила в кастрюлю воды, высыпала туда из пакета сосиски, спросила:
— Отец приходил? — и, подмигнув, показала шоколадку с движущейся картинкой. Но, вспомнив, нахмурилась и добавила лукаво: — Если еще что-нибудь не нашкодил, получишь.
На сердце Тимы сразу стало светло и радостно. И как это мама умеет разрешать самое трудное, неприятное легко и просто. Какая она умная и все понимает!
Пришел отец, бережно держа в руках кастрюльку с молоком. Взглянув на Тиму и сразу сообразив, что здесь произошло, он сказал, болезненно морщась:
— Ты знаешь, Варя, я против подобных наказаний ребенка. Тем более, в сущности, история с абажуром — следствие уважительной причины. Ребенок нуждается в движении. Что касается кринки с молоком…
Отец осторожно поставил кастрюльку на стол и задумчиво поднес руку к подбородку.
— Ах, Петр, ты так все сложно объясняешь! — сказала мама, точно и быстро нарезая на листе пергаментной бумаги тонкими ломтиками чайную колбасу. — Я уже слышала. Не умею воспитывать… — Откинув пепельные пряди с лица тыльной стороной ладони, произнесла жалобно: — Может, я и неправильно делаю, что его шлепаю, но, кажется, даже Песталоцци рекомендует…
— Не думаю, — неуверенно сказал отец. — Видишь ли, всякое насилие, в какой бы форме оно ни проявлялось, унижает… — И поспешил добавить: Хотя я отнюдь не против гуманной борьбы с дурными наклонностями ребенка…
"И что это такое? — обиженно думал Тима. — Разговаривают обо мне, словно я какой-то больной, докторскими словами. Ведь все ясно. Ну, разбил абажур и кринку тоже. Мама отлупила. Чего же им еще от меня надо?"
— Что мы все торчим в кухне? — сказала мама. — Идем ужинать.
На ходу, задумчиво пощипывая бородку, отец продолжал рассуждать:
— На формирование характера ребенка наиболее разительно влияют различные факты действительности, с которыми он сталкивается повседневно, и я полагаю…
— Все понятно! — раздраженно прервала мама. — Но эта действительность пока ни от тебя, ни от меня не зависит. — И строго приказала Тиме: — А ну, марш мыть руки! Все за стол. — И торжествующе заявила: — Сегодня у нас сосиски. — Она деловито пояснила: —
И то я за ними сколько простояла.
Подозрительно оглядев руки отца, сердито спросила:
— А ты, Петр, не считаешь, что садиться за стол с такими руками дурной пример для ребенка?
— Варенька, они абсолютно чистые, — взмолился отец. — Только пятна от карболового раствора. Так они же не отмываются!
— Не отмываются только у нерях и лентяев. Возьми щетку и потри.
Потом мама сняла со стола голую, без абажура, лампу, высоко подняла ее над головой и, вздернув подбородок, спросила надменно:
— Ну, что вы на это скажете?
Отец тревожно осмотрел маму и заявил обрадованно! — Новая прическа?
— Нет, — возмутилась мама, — ты просто уже забыл меня.
— А я знаю, — запрыгал вокруг матери Тима, — воротничок! Воротничок новый!
— Да! — гордо сказала мама. — Из настоящего батиста. Купила на распродаже у Шмидта!
— Тебе очень идет, — заискивающе произнес отец. — То-то я думаю, отчего ты сегодня какая-то особенная.
— Никто в мире так не любит роскошно одеваться, как я! — вызывающе сказала мама.
— Ну что ты, Варенька! — замахал руками отец. — Разве я тебя упрекаю? Потом он поежился и сказал виновато: — Я очень люблю, когда ты красивая. Только, понимаешь, какая история, мы немножко денег в больнице собрали для семьи машиниста Борисова. Управление считает, что взрыв котла произошел по его вине, и в пособии отказали. Хотя всем известно, что паровозы давно пришли в состояние полной непригодности.
— Какие негодяи! — возмутилась мама и строго спросила: — Надеюсь, ты…
— Конечно, Варенька! — обрадовался отец и, облегченно вздыхая, объяснил: — Но семь рублей я занял для нас у начальника эпидемического отряда, милейшего человека, в счет жалованья за будущий месяц.
— Ну и отлично, — сказала мама. — А Пичугин подождет.
Пичугин был владельцем дома, в котором поселились Сапожковы. Ему принадлежали также кирпичный завод и ресторан «Эдем» на главной улице города. Однажды Пичугин посетил Сапожковых. В енотовой шубе, высокой бобровой шапке и черных фетровых ботиках на метал лических застежках, держа в руках сучковатую, ярко полированную палку с серебряными монограммами, он осторожно уселся на шаткий стул и произнес степенно:
— Почел своим долгом не как хозяин, а как образованный человек, — И приветливо разрешил отцу: — Да вы не смущайтесь, садитесь. Я ведь в душе демократ. И, если желаете знать, большой недоброжелатель ныне царствующему дому. — Наклонясь, шепотом пояснил: — Помилуйте, разве так воюют? Генералы из немцев, министры и того хуже. Вы даже не понимаете, господа социалисты, сколь губителен сейчас для России наш слабодушный самодержец. — И заговорщицки сообщил: — Здесь я целиком и полностью согласен с господином Георгием Семеновичем Савичем, небезызвестным вам. "Россия должна до полных революционных потрясений пройти основательный путь капиталистического развития". Мудро! Но, помилуйте, как нам развиваться, национальному капиталу, ежели в ныне царствующем доме, не могу выразиться при даме, такие безобразия! Императрица тайные переговоры с немцами ведет, будучи сама тевтонских кровей. Зарез будет русскому капиталу. Ну и пролетариат наш, конечно, пострадает, ежели мы под насилием иностранного капитала заводишки свои и фабричишки позакрываем.