Зарево над предгорьями
Шрифт:
— Катя, сними офицера! — крикнул Вовка и бросился к Селезневу.
На бегу он заметил, что толстый офицер выронил автомат и медленно оседает на землю.
Селезнев, держа одну руку на отлете, другой пытался заправить в пулемет новую ленту. Неумело, торопливо ему помогала Тоня.
— Володя, мне одной рукой не справиться. Ложись за пулемет. Я — на помощь Измаилу, Шурика пошлю сюда.
Вовка быстро продернул ленту и дал пулеметную очередь. Раздался голос Селезнева:
— Патроны беречь! Стрелять
Вовка строчил из пулемета. Ободрившиеся было, когда замолчал пулемет, фашисты не выдержали и стали откатываться назад, к Серному ключу.
— Катя, бей по бегущим! — скомандовал Селезнев и прыгнул вниз.
Подожженный мотоцикл догорел, ущелье погрузилось в темноту. Селезнев подбежал к другому мотоциклу, выстрелил в бак и еле успел отскочить от взметнувшегося к небу пламени.
— Товарищи, выходите из машин! Свои!
Из-под брезента слышались стоны, плач, крики.
— Матросы! — закричал Вовка.
— Есть матросы! — откликнулись сзади.
— Выводите людей!
— А ты откуда, шкет? — спросил матрос, удивленно глядя на Вовку.
— Молчать! — резко сказал Селезнев. — Выполнять приказание!
— Есть выводить людей! — торопливо ответил тот. — Вот так шкет! — пробормотал он.
Скоро в машинах никого не осталось, кроме убитых. Выбежавший из кустов матрос доложил Вовке:
— Все выведены, товарищ командир. Тридцать два взрослых и пятеро детей. Из них девять ранено. — И глухо добавил: — Больше двадцати наших убито…
Селезнев перебил матроса:
— Бегите к Тоне Карелиной, вот сюда, и передайте: всех освобожденных как можно быстрее уводить в «Лагерь отважных». Старшей назначается Карелина, ее заместителем — вы. Там есть мальчик Шурик, ему до подхода отряда охранять лагерь со стороны потока. Все поняли?
— Так точно, — отчеканил матрос. — Старшим — военфельдшер Карелина, заместителем — старшина второй статьи Павлов. Разрешите выполнять?
— Возьмите мой автомат и выполняйте.
— Спасибо, — с чувством ответил Павлов. — Есть выполнять!
Он скрылся в кустах. Селезнев обернулся к Вовке:
— Раненым нужен хотя бы час, чтобы уйти. Засядем на горной тропе. Собираем оружие и отходим.
— Верно! — подхватил Вовка и снова порадовался в душе, что с ними взрослый командир.
Они взяли из машины пулемет, сняли с турели мотоцикла другой, собрали автоматы и пистолеты.
— Теперь у нас три пулемета будет! — радовался Вовка. — Только бы донести!
Измаил обнаружил деревянный ящик с патронами. Он разбил его и горстями принялся сыпать патроны в карманы, за пазуху. Селезнев, Валя и Вовка тотчас последовали его примеру. Из двух плащ-палаток Вовка сделал вьюки и взвалил их на спину Верному.
— Вдали машины! — крикнула Катя, которой было поручено наблюдать за дорогой.
— Пошли! — скомандовал Селезнев.
Сгибаясь под тяжестью, они бежали в гору. Сзади раздалась стрельба. Селезнев и ребята видели, как у подножья горы вспыхивало множество огоньков.
— Ну, брат «Старик», — довольно сказал Селезнев Вовке, — наделали мы шуму… Не меньше роты преследует.
Огоньки выстрелов ползли все выше.
— Ай, дураки, ай, дураки! — почему-то очень радостно повторял на разные лады Измаил.
— Устанавливайте пулеметы, — приказал Селезнев и вынул из сумки гранаты.
— Зачем пулеметы? — возразил Измаил. — Фашисты дураки — в горы пришли, а ничего не знают. Обвал на голову сделаем, никто не уйдет. Брось вон под ту скалу гранату.
Каменная глыба величиной с одноэтажный дом вздрогнула и медленно поползла вниз. Потом вдруг, как будто сорвавшись, помчалась, сокрушая на пути деревья. Сотни тонн больших и маленьких камней устремились следом. За грохотом лавины партизаны не слышали воплей своих преследователей.
Исходило солнце, когда партизаны пришли в пещеру.
— Вот что, командир особой снайперско-разведывательной группы, — сказал майор. — Надевай-ка свою парадную черкеску, орден, наградное оружие, я тоже, как смогу, приведу себя в порядок и пойдем вниз.
Изнуренные голодом и пытками люди несли четырех тяжело раненных и двоих детей.
— Товарищ военфельдшер, — обратился к Тоне старшина Павлов, — нужно привал сделать: люди из сил выбились.
— Спустимся вон в ту лощину и у родника остановимся, — ответила девушка.
На привале Тоня осмотрела раненых, насколько это было возможно при лунном свете, сделала перевязки. Старику и десятилетней девочке пришлось дать морфий.
— Куда мы идем? — спросил лейтенант Сенчук, про которого говорили, что он недавно попал в плен. — И почему нас никто не охраняет?
Тоню очень удивил этот резкий, как бы осуждающий тон.
— Вас отбили и охраняют, рискуя жизнью! — ответила она. — А идем мы в партизанский отряд. Отныне вы все будете его бойцами.
— Эх, сестричка, — проговорил матрос, неотступно следующий за Павловым. — Радость-то для нас какая!
— Прежде всего нам нужно подумать о том, как искупить свою вину перед родиной, — сказал капитан, раненный в голову.
— То-есть… о чем вы говорите? — заносчиво спросил лейтенант.
— Я говорю о плене, в который вы попали совершенно здоровым.
— Да, но нас окружили, — забормотал лейтенант. — Не было другого выхода…
— Сейчас не первый день войны, чтобы бояться слова «окружение». Целые корпуса специально прорываются в тыл врага и громят его. Но даже если положение безвыходное, биться нужно до последнего, — произнес капитан и отвернулся от лейтенанта.