"Зарубежная фантастика 2024-8". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Бэстейбл положил руку на плечо Эскарготу и покачал головой, продолжая улыбаться искусственной улыбкой.
– Мы понимаем, каково вам, – сказал он, словно это могло премного утешить. – Мы все надеемся, что вы сумеете пережить эту маленькую неприятность.
– Мы! – возопил Эскагорт, сбрасывая с плеча руку друга. – Пережить! Да пропади все пропадом! – И с этими словами он помчался прочь, решительно стиснув зубы.
Он свалит отсюда, вот что он сделает. В мире полно потрясающих мест. Он отправится на побережье, на Очарованные острова. Да зарасти этот Твомбли плесенью! Он мрачно ухмыльнулся. Последняя часть внутреннего монолога ему понравилась. Зарасти плесенью – хорошее выражение, если такое выражение
Таверна еще пустовала. Для посетителей было слишком рано. В настенных канделябрах горели свечи, отбрасывая круги мутно-желтого света на оштукатуренные стены. Получасом раньше пол был покрыт опилками и стружками, усыпан ореховой скорлупой, колбасными шкурками и засаленными обрывками газет. Теперь он был чисто подметен, и служанка по имени Лета широким плоским совком сгребала и ссыпала в ведро мусор, предварительно собранный в кучу. Темная прядь упала ей на лоб, и девушка на мгновение остановилась, чтобы заправить ее под красную ленту, перехватывавшую волосы, заплетенные в тяжелую косу. Непокорная прядь мгновенно взбунтовалась и снова упала на лоб. Лета подняла глаза и нахмурилась при виде Эскаргота, который стоял в дверях и пялился на нее.
Он впервые увидел Лету в библиотеке профессора Вурцла. Они оба спрашивали одну книгу или, по крайней мере, книги одного автора: профессора Дж. Смитерса из деревни Бромптон. Больше всего на свете Эскаргот любил в полдневный зной лежать с книгой и трубкой под дубом, коли таковой случался поблизости, или на берегу Ориэли, за пристанями. Дома читать не получалось. Он приходил в бешенство, когда его отвлекали. А для него всегда находились дела: вынести мусор, выполоть сорняки на грядках, снять коробки с полок в чулане, десять раз передвинуть мебель в комнате, чтобы в конечном счете вернуться к тому, с чего все началось. Обычно жена обращалась к Эскарготу из соседней комнаты голосом, расстояние слышимости которого не превышало восьми футов. «Что?» – кричал он, прекрасно понимая, что должен немедленно отложить книгу (ясное дело, пустую и бесполезную) и спешить на помощь – чаще всего давить какого-нибудь безобидного жука, который занимался своим делом, искал тихий уголок, чтобы почитать роман из жизни жуков да спокойно поваляться, задрав лапки, а вместо этого находил свою погибель под подошвой башмака. Противно своей воле Эскаргот являлся соучастником бесчисленных убийств. Но он знал за собой склонность раздражаться по мелочам. Он положил останавливать себя всякий раз, когда начнет раздражаться по мелочам, особенно вслух. Мелочная раздражительность превращает людей в нестерпимых зануд.
Он смотрел, как Лета выставила мусорное ведро за заднюю дверь, взяла пухлый дерюжный мешок и принялась вытряхивать из него опилки и стружки на чистый пол, заметая их ногой под столы. Она нашла в библиотеке книгу о празднике урожая на побережье, и Эскаргот, взглянув на название на обложке, честно сказал, что всегда хотел совершить многодневное путешествие вниз по Ориэли и посетить побережье, чтобы принять участие в ежегодном празднике урожая, устраивавшемся в пору осеннего равноденствия. Лета не раз участвовала в таком замечательном событии. Она родилась в предгорьях близ побережья в канун праздника урожая и потому была так называемой жницей, хотя и не принадлежала к племени гномов. Она была ростом пять футов, всего на дюйм ниже Эскаргота.
Он взял с Леты обещание вернуть книгу поскорее, не сомневаясь, что проявленный им интерес к последней кажется притворным и что девушка считает его нахальным типом. Но ничего подобного. Ведь он был женат, причем уже два года, и хотя многие говорили, что он ленив и уважает себя не больше, чем окружающих, у него были принципы. Он не держал пальцы скрещенными, когда поклялся хранить верность
Эскаргот сел за стол у стены и улыбнулся, встретившись взглядом с Летой. Девушка вынула часы из кармана кожаного фартука и взглянула на циферблат.
– Мы открываемся только через час, – сказала она.
– Конечно, – сказал Эскаргот, несколько опешив. Неужели она подумала, что он явился за кружкой эля в столь ранний час? «Неудачное начало разговора», – подумал он и мгновенно понял, что действительно хочет выпить кружку эля в столь ранний час и что не стоило начинать никаких разговоров. Он ухмыльнулся – с глупым видом, как ему показалось.
– Мне просто интересно, понравилась ли вам книга. Я проходил мимо, увидел вас в открытую дверь и решил зайти и составить вам компанию.
– О какой книге вы говорите?
– «Полнолуние перед осенним равноденствием» Дж. Смитерса. Из библиотеки профессора. Помните?
– Я помню, что всего несколько дней назад говорила вам, что книга мне очень понравилась. Когда мы встретились у ларька с дынями, возле магазина Бизла. – Лета смотрела на него странным взглядом, словно начиная подозревать, что он либо туп, либо хочет подшутить над ней.
– Ну конечно, – сказал Эскаргот. – Конечно. Я немножко… расстроен… да, пожалуй, это верное слово. – Он пустился было в объяснения, но сразу спохватился и прикусил язык. Не стоит никому надоедать. – Я дочитал только до половины. Смитерс всегда давался мне плохо. Я не понимаю, что там правда, а что нет. Несколько лет назад, когда библиотека еще не перешла в ведение профессора, старый Кеттеринг хранил сочинения Смитерса на полке с историческими трудами. А профессор говорит, что Кеттеринг был дураком и что Смитерс пишет небылицы. Но на мой взгляд, все люди болтают много вздора, в том числе и профессор Вурцл – особенно профессор Вурцл. В том числе и Дж. Смитерс, коли на то пошло.
Лета бросила последнюю горсть стружек под угловой стол, положила полупустой мешок на плечо и направилась в заднее помещение таверны. Взглянув в одно из мутных окон, выходящих на улицу, Эскаргот увидел, что туман рассеивается. Пронизанный бледными солнечными лучами, он стал молочно-белым, и стекла в окнах казались матовыми. При виде солнца Эскаргот вдруг пришел в почти умиротворенное состояние, впервые за последние две недели. Он вытащил из кармана куртки трубку и набил ее табаком, лениво размышляя, не имеет ли смысла добавить в табак пару ароматных кедровых стружек, просто интереса ради. Пожалуй, не стоит, решил он в конце концов. Скорее всего они вспыхнут как факел, и вся трубка сгорит к чертовой матери. А Лета окончательно убедится, что он не в своем уме. Девушка вернулась, на ходу засучивая рукава.
– Ну и как же отличить правду от вымысла? – спросила она, вытаскивая сразу несколько стеклянных пивных кружек из раковины, наполненной чистой водой.
Эскаргот пожал плечами, задумчиво глядя на кружки:
– Вы читали его бэламнийские книги?
– Только одну. «Каменные великаны». Она вам попадалась?
– Да, – ответил Эскаргот. – Именно о ней я и хотел спросить. Мне снятся удивительные сны. Глупые, конечно, как и все сны, но непохожие на обычные. Понимаете, я вижу лицо человека, который видит мои сны. Но это не мое лицо. Вот что странно. Взгляните на это.