"Зарубежная фантастика 2024-9". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
— Не знаю. Женщине трудно ответить на такой вопрос. Пойдем-ка поедим.
Декадо, Аквас, Балан и Катан вернулись к устью долины и смотрели вниз, где легионеры подбирали своих раненых. Мертвых заворачивали в одеяла и приторачивали к седлам.
— Вы славно потрудились, — сказал Декадо, снимая шлем и цепляя его на луку седла.
— Это было ужасно, — покачал головой Катан.
— Ты сам хотел стать воином, — перегнулся к нему Дека-до. — Прими же это как должное!
— Я принимаю, Декадо, — с грустной улыбкой сказал темноглазый монах и провел рукой по лицу. — Но
— И не надо. Ты вышел сразиться со злом и только что одержал хоть маленькую, но победу. Ребенка Паризы уже не было бы в живых, если бы не ты и не остальные.
— Я все понимаю. Сам-то я не ребенок. Но мне тяжело.
Все четверо спешились и опустились на траву, наслаждаясь солнечным теплом. Декадо снял свой белый плащ, тщательно сложил его — и вдруг зажмурился от странного ощущения: словно холодное дуновение пронеслось у него в голове.
Он постарался сосредоточиться и начал различать слабые приливы и отливы — словно волны где-то далеко набегали на гальку. Тогда он умиротворенно откинулся назад и погрузился в себя, ища источник. Шелест волн постепенно превратился в тихие голоса, и его это не удивило. Говорил Аквас:
— Я по-прежнему боюсь, что Абаддон совершил ошибку. Вы чувствовали, с каким наслаждением бился Декадо, когда мы напали на легионеров? Его пыл был так силен, что чутьбыло не заразил и меня.
— Абаддон просил нас не выносить поспешных суждений. — А это уже был голос Катана.
— Но Абаддон более не настоятель, — заметил Балан.
— Он всегда будет настоятелем Мечей. Мы должны уважать его. — Снова Катан.
— Мне с ним как-то неловко, — передал Аквас. — Где его Дар? За всю долгую историю Тридцати еще не было вождя, неспособного Странствовать и Говорить.
~ Вероятно, нам стоит обсудить и другие возможности, — проговорил Катан. — Если Абаддон ошибся в выборе Голоса— значит, он не сумел отличить волю Хаоса от воли Истока. Это ставит под сомнение всякий другой выбор Абаддона.
— Не обязательно, — возразил Балан. — Все мы люди, и Абаддон мог совершить одну-единственную ошибку. Да, его ведет Исток, но многое зависит и от того, как истолковать указания. То, что смерть Эстина и приход Декадо случились в тот же день, могло быть либо совпадением, либо кознями темных сил.
— Либо— волею Истока. — добавил Аквас.
— Разумеется.
Декадо открыл глаза и сел.
— Что они замышляют? — спросил он вслух, указав на легионеров.
— Они ждут прибытия своей армии, — сказал Аквас. — Аргонис, их командир, говорит, что нас выкурят из этих гор и уничтожат заодно с прочими скодийскими мятежниками. Он пытается взбодрить своих людей.
— Но тщетно, — вставил Балан.
— Расскажи нам о «Драконе», Декадо, —
— Давно это было. Словно в другой жизни.
— Тебе та жизнь нравилась? — спросил Аквас.
— И да и нет. Большей частью нет, как мне вспоминается. Странное дело — по-своему «Дракон» связывал нас не менее крепко, чем вас Орден, хотя мы, конечно, не обладали вашим даром и не могли Странствовать и Говорить. И все же мы были одной семьей. Братьями. И вся страна держалась вместе благодаря нам.
— Ты, должно быть, опечалился, услышав, что Цеска перебил твоих друзей? — спросил Балан.
— Да. Но я был монахом, и жизнь моя в корне переменилась. У меня был мой клочок земли и мои растения. Мой мирок сделался очень маленьким.
— Меня всегда поражало, как это ты умудряешься выращивать столько разных овощей на таком маленьком участке, — сказал Балан.
— Я сажал томатную рассаду в картофелины, — усмехнулся Декадо. — Томаты росли наверху, а картошка — под землей. Итогом я всегда оставался доволен.
— Ты скучаешь по своим грядкам? — спросил Аквас.
— Нет. Это-то меня и печалит.
— А монахом быть тебе нравилось? — спросил Катан. Декадо окинул взглядом его стройную фигуру и доброе лицо.
— А тебе нравится быть воином?
— Нет. Совсем не нравится.
— В каком-то смысле я был доволен монашеской жизнью. Хорошо было хоть на время скрыться от мира.
— От чего же ты прятался? — спросил Балан.
— Я думал, ты знаешь ответ. Мое ремесло — смерть, и так было всегда. Одни люди владеют живописным даром, другие создают красоту из камня или из слов, а я убиваю. Но гордость и стыд плохо уживаются, и эта дисгармония вконец измучила меня. В самый миг убийства я испытывал блаженство, но после...
— Что же было после? — спросил Аквас.
— Никто не мог соперничать со мной в бою на мечах, и все мои противники оказывались беззащитны. Из воина я превратился в мясника. Блаженство все реже посещало меня, сомнения росли. Когда «Дракон» распустили, я обошел весь мир в поисках достойного соперника, но не нашел ни одного. Тогда я понял, что есть лишь один человек, с кем я мог бы сразиться, и решил вызвать его на бой. На пути в Вентрию, где он жил, меня застигла песчаная буря. Она длилась три дня, и это дало мне время задуматься. Ведь тотчеловек был моим другом — однако, если бы не буря, я убил бы его. Вот тогда-то я вернулся в дренайские земли и попытался изменить свою жизнь.
— А что сталось с твоим другом? — спросил Катан.
— Он сделался Факелоносцем, — улыбнулся Декадо.
9
Зал совета знавал лучшие дни. Черви источили вязовые панели, цветная мозаика, изображавшая седобородого Друсса-Легенду, во многих местах облупилась, обнажив серую от плесени штукатурку.
Около тридцати мужчин и с десяток женщин и детей сидели на деревянных скамьях и слушали женщину, восседавшую на председательском месте, — крупную, ширококостную и плечистую. Темные волосы окружали голову львиной гривой, зеленые глаза гневно сверкали.