Зарубежная фантастика
Шрифт:
О своих же мистических переживаниях принявшие чайнжуатин рассказывают, что они очень сильны и хорошо запоминаются.
Друг доктора Хеллиэра испытывал синтезированный чайнжуатин на лабораторных животных, отрабатывая толерантную дозу или что-то в этом роде, но он не мог узнать, насколько достоверны рассказы о мистических переживаниях. Безусловно, они были результатом воздействия наркотика на нервную систему, но какое же состояние он вызывал: экстаз, страх, трепет, ужас или еще что-то из десятка других состояний. Без “подопытного кролика”, обладающего мозгом как человеческий, узнать что-либо было невозможно.
Так
Я, замолчав, посмотрела на серьезные, озадаченные лица, обращенные ко мне и на море розового сатина подо мной.
— А на самом деле, — добавила я, — как оказалось, эти наркотические переживания были каким-то сочетанием абсурда, непостижимости а гротеска.
Но их, этих женщин, не так-то легко было сбить с толку, слишком уж они были добросовестны. Им надо были разоблачать ненормальность во что бы то ни стало.
— Понятно, — произнесла главная из них, скорее пытаясь сохранить умный вид, чем сказать что-нибудь. Она заглянула в бумажку, на которой время от времени делала пометки.
— А теперь ты можешь назвать время и дату, когда состоялся эксперимент?
Я могла и сделала это. Потом последовали один вопрос за другим… Что меня меньше всего устраивало, так это то, что от моих ответов в них росла неуверенность в себе, по мере того, как они их получали, но стоило мне задать им вопрос, они его или не замечали, или отвечали на него небрежно, как на не имеющий к разговору отношения.
Все это продолжалось непрерывно, пока не пришлось прерваться из-за моей очередной кормежки. Они ушли, оставив меня в покое.
У меня была слабая надежда, что они вернутся, но когда этого не произошло, я задремала и очнулась от очередного нашествия малышек. Они тащили с собой вагонетку и вскоре уже катили меня юн из здания тем же путем, что и по приезде. На сей раз мы проехали по наклонной плоскости, в низу которой ожидала все та же или, быть может, другая “скорая помощь”. Когда меня благополучно в нее погрузили, трое из малышек забрались внутрь, чтобы составить мне компанию. Но что было невыносимым, так это их безостановочная болтовня на протяжении всего полуторачасового путешествия.
Местность немного отличалась от той, что я уже видела, но за воротами были все те же аккуратные поля и похожие одна на другую фермы. Случайных построек было немного, все они были тесно расположенными строениями одного типа.
Мы продолжали ехать по такой же неудобной дороге. На ползи — кое-где группы амазонок, занятых работой, и еще реже — отдельные фигуры. Все уличное движение состояло из редких грузовиков, больших и маленьких, да случайных автобусов, но без единой частной машины. “Моя иллюзия, — отметила я, — удивительно обстоятельна в деталях”. Ни одна из амазонок, к примеру, не забывала поднять правую руку в дружественном уважительном приветствии розовой машине.
Один раз мы проехали выемку железнодорожного пути. Сперва, взглянув с моста вниз, я подумала, что это высушенное дно канавы, но потом заметила среди травы и сорняков следы рельс. Большинство деталей уже развалилось, но вполне еще можно было различить семафор.
Мы проехали через скопление одинаковых строений, по размерам напоминавших город, но это было единственным сходством. В 2-х или 3-х километрах от него мы очутились в чем-то вроде парка, миновав
С одной стороны, парк напоминал чем-то то имение, что мы покинули, так как все здесь было тщательно ухожено: бархатистые газоны, пестревшие весенними ярко-красными клумбами, но строения существенно отличались от прежних. Это были не блочные дома, а в большинстве своем довольно маленькие, разные по стилю домики, некоторые всего в одну комнату. У моих маленьких спутников это место вызвало подавленное настроение, впервые они перестали тараторить и глазели по сторонам с явным благоговением.
Один раз водитель остановила машину, чтобы узнать дорогу у шедшей не спеша с корытом на плече амазонки в спецовке. Она указала дорогу, одарив меня веселой, уважительной улыбкой через окошко, и через некоторое время мы подъехали к опрятному маленькому 2-х этажному домику в стиле Регентства.
На этот раз вагонетки не оказалось. Малышки с помощью водителя, суетясь, помогли мне выбраться из машины и, служа мне своеобразной опорой, поддерживая, ввели в дом.
С трудом удерживая, довели меня до двери, находившейся слева, и я очутилась в прелестной комнате, со вкусом обставленной и украшенной в том же стиле, что и дом. В кресле около камина сидела седовласая женщина в платье из пурпурного шелка. Лицо и руки ее говорили о достаточно почтенном возрасте, но взгляд, которым она посмотрела на меня, был проницательным и живым.
— Добро пожаловать, дорогая моя, — произнесла она голосом, в котором не было и следа старческой дрожи.
Она перевела взгляд на стул. Потом снова на меня и задумалась.
— Я полагаю, на тахте вам будет удобнее, — предложила она.
Я оглядела тахту: да, это была настоящая грузинская работа, подумала я с сомнением.
— А она выдержит? — поинтересовалась я.
— О, я думаю, что да, — сказала она, но тоже с сомнением.
Моя свита осторожно уложила меня и встала рядом с озабоченными лицами. Когда стало ясно, что тахта, хоть и скрипнув, выдержала мой вес, пожилая леди прогнала их вон и позвонила в маленький серебряный колокольчик. Вошла миниатюрная девушка, настоящая горничная ростом в метр.
— Пожалуйста, херес, Милдред, — приказала пожилая леди. — Вы ведь пьете херес, моя дорогая? — обратилась она ко мне.
— Да-да… да, спасибо, — слабо ответила я. После паузы прибавила: — Прошу прощения, миссис… мисс?
— Ох, мне следовало сразу представиться. Меня зовут Лаура, не мисс и не миссис, а просто Лаура. Вы, я знаю, Орчис… мать Орчис.
— Так они говорят, — с отвращением призналась я.
Некоторое время мы изучали друг друга. Впервые с начала галлюцинации я увидела в чьих-то глазах сочувствие, даже жалость. Я снова огляделась, отметив про себя совершенство обстановки.
— Это же… Я ведь не сошла с ума? — спросила я.
Она медленно покачала головой, но не успела ответить, так как вернулась миниатюрная горничная, неся на стеклянном подносе графин граненого стекла и бокалы. Пока та наливала нам, я заметила, что пожилая леди, как бы сравнивая, переводит взгляд с нее на меня и обратно. На ее лице было любопытное необъяснимое выражение. Но я сохраняла спокойствие, внимательно наблюдая за горничной, разливающей вино по стаканам.
— Разве это не мадера? — спросила я.