Зарубежная фантастика

Уиндем Джон

— Ну, еще бы. Разве Вы не видите, они ждут, что все деньги истрачу на косме… косми… косметику, чтобы их использовать, нет уж. В Америке это называется вымогательством, — объяснила Пегги.

— А-а, я не подумал об этом, — признался молодой человек.

— С деньгами, надеюсь, все в порядке? — добавил он с опаской.

Пегги достала из сумочки чек и разгладила его на столе. Она и двое молодых людей, справа и слева от нее с уважением посмотрели на него.

— Еще бы, — сказала она. — Это так мило. Это мое маленькое состояние. Полтысячи долларов,

как говорят в Америке.

— Пять тысяч фунтов лучше полтысячи американских долларов, а иметь их у себя еще лучше, — согласился молодой ирландец. — Но едва ли состояние. Не в наши дни. Правда, без налогов… Хоть в этом мы обошли Америку. Что Вы с ними собираетесь делать?

— О, я оправлюсь в США, и займусь кино, как они его там называют, — объяснила Пегги.

Молодой человек укоризненно покачал головой.

— Вы хотите сказать, ТВ, — поправил он, — кино — его песенка давно уже спета.

— Я говорю не про ТВ. Я там только что была Я говорю про кино, — твердо повторила Пегги.

— Но послушайте, — сказал молодой человек, и стал красноречиво доказывать свою правоту.

Пегги вежливо выслушала его до конца.

— Вы очень преданы своей работе, — ответила она, как только он закончил. — Но я все-таки говорила о кино.

— Вы хоть кого-то там знаете? — спросил ирландец.

Пегги начала перечислять ему полный список своих дядей, двоюродных братьев, но он прервал ее.

— Нет, я имел в виду Голливуд. Видите ли, пятьсот фунтов — это здорово, но долго на них там не продержишься.

Пегги пришлось признаться, что ни один из ее родственников не имел связи с Голливудом, насколько ей было известно.

— Ну… — начал он, но тут его прервал молодой англичанин, который уже некоторое время задумчиво разглядывал Пегги.

— Ты это серьезное про кино? Это жестокая игра — учти.

— К легкой жизни я приготовлюсь, когда буду постарше, — сказала ему Пегги.

— В Голливуде околачивается полно таких вот “будущих звезд”.

— Но некоторые же пробиваются, — ответила отважно Пегги.

На некоторое время он погрузился в раздумья, но тут же вернулся к начатой теме.

— Послушай, — сказал он. — Думаю, что ты даже не представляешь, с чем тебе придется столкнуться, и во что это тебе станет. Не лучше ли попытаться сперва в английском кино, и начать оттуда?

— А разве это проще?

— Может быть. Я знаю тут одного продюсера…

— Ну, ну, — сказал молодой ирландец. — Это уже забито.

Но его молодой приятель проигнорировал замечание.

— Его имя, — продолжал он, — Джордж Флойд…

— Да, да. Я слышала о нем, — сказала Пегги с возрастающим интересом.

— Он сделал “Страсть для троих” в Италии, да?

— Именно. Я могу представить тебя. Конечно, ничего не могу гарантировать, но если на следующий день он скажет хоть полслова, тебе уже стоило его увидеть. Если ты, конечно, захочешь.

— Да, да, — нетерпеливо ответила Пегги.

— Э-э… слушай, старина… — начал второй молодой человек, но англичанин обернулся к нему.

— Не

будь идиотом, Майкл. Неужели ты не видишь сути? Если Джордж возьмет ее, получится, что “популярное объединенное телевидение” открыло новую звезду. Каждый раз при упоминании о ней, за ее именем будет следовать: “открытие “П.О.Т.”, это чего-то стоит. Уж во всяком случае, это стоит того, чтобы рискнуть и свозить ее в Лондон, поместив на неделю в хороший отель. Даже если Джордж откажется, какая-то реклама из этого выйдет, а ей не встанет ни в пенни. Но думаю, он, скорее всего, заинтересуется. Судя по тому, что он говорил недавно, она может оказаться как раз тем, что он ищет. А хватка у нее крепкая, я смотрел в монитор.

Оба повернулись к Пегги, и начали изучать ее суровым, профессиональным взглядом. Через некоторое время молодой ирландец произнес:

— А знаешь что? Ты это действительно здорово… — с такой серьезной убежденностью, что Пегги начала заливаться румянцем, пока не поняла, что он обращается к своему коллеге.

Но потом, они совсем перестали говорить на профессиональные темы и вечер вышел просто замечательный, после чего они отвезли ее на машине домой, к изумлению тех, кто еще не спал в Барранакло.

Через неделю пришло другое письмо, длинное и тоже напечатанное на машинке. После поздравлений с успехом оно сообщало, что предложение, поставленное мистером Роббинсом, которого она без сомнения вспомнит перед советом “Популярного Объединенного Телевидения”, принято. Поэтому компания счастлива пригласить ее и надеется, что ее устроит следующий план действий: в среду, 16-го в восемь утра за ней в Барранакло приедет машина…

Вместе с письмом в конверте находился авиабилет из Дублина в Лондон и приколотая к нему записка от руки, гласившая: “Трудился до сих пор, как ломовая лошадь. Обаял всех. Подчисти перышки. Встречаю тебя в лондонском аэропорту. Билл Роббинс”.

По деревне прокатилась волна радостного возбуждения, омраченная только тем, что никто не знал, какие это перышки должна подчистить Пег.

— Но ты не волнуйся, — сказала Эйлин после раздумья, — это, наверняка, англичане так выражаются про завивку. Надо запомнить.

В среду, точно по времени, приехала машина и в ней Пегги отбыла прочь с таким шиком, как ни один эмигрант не отбывал до этого из Барранакло.

В лондонском аэропорту в зале для встречающих уже стоял мистер Роббинс и, помахав рукой, начал протискиваться сквозь толпу, чтобы встретить ее.

Кто-то разрядил рядом всполошившую всех вспышку и Пегги представили огромной приличной на вид леди в черном костюме и серебристой лисе.

— Мисс Трамп, — пояснил мистер Роббинс. — Задача мисс Трамп в том, чтобы сопровождать тебя, давать тебе советы, вообще присматривать за тобой и отбиваться от волков.

— Волков? — ошарашено переспросила Пегги.

— Волков, — заверил он ее, — здесь все кишит ими.

До нее неожиданно дошло.

— А, понятно, это те кто в Америке свистят девушкам на улице, — спросила она.