Зарубежная литература древних эпох, средневековья и Возрождения
Шрифт:
Геракл разгневан такой дерзостью и готов покарать насмешника. Но Диоген резонно замечает: «Я уже раз умер, так что мне нечего бояться тебя». Тогда Геракл раздраженно поясняет: что было в нем от земного отца Амфитриона, то умерло (и это он, находящийся под землей), а то, что от Зевса, — то живет на небе с богами. И это не два Геракла, а единый в двух образах. Но Диоген не унимается: он уже видит не двух, а трех Гераклов. Настоящий Геракл живет на небе, его призрак — в царстве мертвых, а тело обратилось в прах. Еще более возмущенный этой софистикой, Геракл вопрошает: «Кто ты такой?!» И слышит в ответ: «Диогена Синопского призрак, а сам он живет вместе с лучшими среди мертвых и смеется над Гомером и всей этой высокопарной
Тантал погибает от жажды, стоя на берегу озера: вода течет сквозь пальцы, и он не может даже смочить губ. На вопрос Мениппа, как он, давно умерший, может ощущать жажду, Тантал поясняет: в этом-то и заключается постигшая его кара: душа чувствует жажду, как будто она — тело.
Попавший в царство мертвых философ Менипп просит Гермеса показать ему прославленных красавиц и красавцев и удивлен, узнав, что и Нарцисс, и Гиацинт, и Ахилл, и Елена, и Леда теперь — однообразные черепа и скелеты, не более. А то, что Елена была при жизни столь прекрасной, что ради нее приплыла к Трое тысяча кораблей с эллинами, вызывает у Мениппа лишь насмешливое удивление: неужто ахейцы не понимали: они сражаются за то, что столь кратковременно и скоро отцветает!
Но Гермес предлагает ему перестать философствовать и поскорей выбрать себе место среди прочих мертвецов.
Предводитель фессалийцев Протесилай, первым из греков погибший при осаде Трои от руки Гектора, хочет задушить Елену (хотя в царстве теней это и невыполнимо и бессмысленно). Эаку он объясняет, что погиб именно из-за Елены. Но тут же соглашается, что во всем, пожалуй, виновен Менелай, увлекший эллинов под Трою. А Менелай (он, конечно, тоже здесь) все сваливает на Париса — гостя, коварно похитившего жену хозяина. Парис же просит Протесилая вспомнить, что оба они при жизни были страстно влюблены и поэтому должны понять друг друга. И Протесилай готов уже покарать Эрота, виновного во всем. Но Эак напоминает: «Ты забыл о своей молодой жене и, когда вы причалили к берегу Троады, спрыгнул с корабля раньше других, безрассудно подвергая себя опасности из одной лишь жажды славы, и поэтому погиб первым». И Протесилай приходит к выводу: виновны в его преждевременной гибели не Елена и не другие смертные, а богини судьбы Мойры.
Менипп просит Эака показать достопримечательности преисподней: ему хочется узреть самых знаменитых ее обитателей.
Философ поражен: все славные герои поэм Гомера превратились в прах — и Ахилл, и Агамемнон, и Одиссей, и Диомед, и многие другие. Но более всего привлекают его мудрецы — Пифагор, Сократ, Солон, Фалес, Питтак… Лишь они среди мертвецов не грустят: им всегда есть о чем поговорить.
Побеседовав с ними, Менипп не удерживается от упрека Эмпедокла в том, что тот, мол, бросился в кратер Этны из пустой жажды славы и немалой глупости. Зато Сократу он сообщает, что на земле все считают его достойным удивления и всячески почитают. А затем отправляется к Сарданапалу и Крезу, чтобы посмеяться, слушая их горестные вопли. Эак же возвращается к своим привратницким обязанностям.
Менипп просит Кербера рассказать, как входил в преисподнюю Сократ. И трехглавый пес вспоминает: достойно Сократ вел себя лишь в начале пути, а заглянув в расселину и завидя мрак, заплакал, как младенец, и стал горевать по своим детям. И все софистические принципы тут уж были забыты…
Лишь Диоген и он, Менипп, вели себя достойно: вступали в царство мертвых по собственной воле и даже со смехом. Все же остальные философы оказались не на высоте.
Хромой перевозчик Харон требует с Мениппа обычную плату за доставку на тот свет — один обол. Но тот не хочет платить. Ибо, кроме всего прочего, не имеет ни единой монеты. И предлагает заплатить Гермесу — доставившему его к пределам царства мертвых…
«Клянусь Зевсом, выгодно бы я устроился, если бы еще пришлось платить за мертвецов!» — восклицает вестник богов. А на упреки Харона, что он — один-единственный проплывший в царство мертвых даром, Менипп спокойно возражает: нет, не даром. Ведь он черпал воду из дырявой лодки, помогал грести и единственный из всех не плакал. Но Харон не успокаивается. И Менипп предлагает: «Тогда отвези меня обратно к жизни!» «Чтоб Эак поколотил меня за это?!» — ужасается Харон. И на его вопрос, кто это сидит у него в лодке, Гермес говорит: он бесплатно перевез мужа безгранично свободного, не считающегося ни с кем и ни с чем! Это Менипп!
Протесилай, первым из греков погибший под Троей, умоляет Плутона отпустить его на землю только на один день: даже летейские воды не помогли ему забыть свою прекрасную супругу. А ведь по той же причине Эвридику отдали Орфею, отпустили и Алкестиду из милости к Гераклу. А кроме того, Протесилай надеется уговорить жену покинуть мир живых и вместе с мужем спуститься в преисподнюю: тогда у Плутона будет уже два мертвеца вместо одного!
В конце концов Плутон и Персефона соглашаются. Гермес возвращает Протесилаю прежний цветущий вид и выводит вечно влюбленного на землю. А вдогонку ему Плутон напоминает: «Не забудь, что я отпустил Тебя лишь на один день!»
Кариец Мавзол, галикарнасский тиран, и на том свете гордится своими завоеваниями, красотой и величиной гробницы (одним из семи чудес света: от нее и пошло название «мавзолей»). Но Диоген напоминает царю: теперь он лишен и завоеванных земель, и влияния. Что же до красоты, то теперь его голый череп трудно отличить от черепа Диогена. И стоит ли гордиться тем, что лежишь под более тяжелой каменной громадой, чем другие?!
«Значит, все это ни к чему? Мавзол будет равен Диогену?!» — восклицает тиран. «Нет, не равен, почтеннейший, совсем нет. Мавзол будет плакать, вспоминая земные блага, которыми он думал насладиться, а Диоген — смеяться над ним. Ибо после себя он оставил среди лучших людей славу человека, живущего жизнью более высокой, чем надгробие Мавзола, и основанной на более твердой почве».
Воспетый Гомером красавец Нирей и урод, остроголовый горбун Терсит (высмеянный в «Илиаде») предстали перед Мениппом в царстве теней. Философ признает, что теперь они сравнялись внешне: их черепа и кости довольно схожи. «Значит, я здесь нисколько не красивей Терсита?» — обиженно вопрошает Нирей. Менипп отвечает: «И ты не красив, и никто вообще: в преисподней царит равенство, и здесь все друг другу подобны».
Мудрый кентавр Хирон, воспитатель Асклепия, Ахилла, Тесея, Ясона и других великих, отказался от бессмертия в пользу Прометея. Он объясняет Мениппу, что предпочел умереть еще и потому, что ему надоело однообразие земной жизни: одно и то же солнце, луна, еда, постоянная смена времен года… Счастье не в том, что имеем всегда, а в том, что нам недоступно. В преисподней же Хирону по душе всеобщее равенство и что никто не ощущает голода и жажды.
Но Менипп предупреждает Хирона, что тот может впасть в противоречие с самим собой: в царстве теней тоже царит однообразие. А искать выход в третью жизнь уже бессмысленно. Задумавшемуся и даже приунывшему кентавру Менипп напоминает: умный довольствуется настоящим, рад тому, что имеет, и ничто ему не кажется невыносимым.