Заря и Северный ветер. Часть II
Шрифт:
– Но они ничего не просили и отказывались брать! Я сама… пожалуйста! Пожалуйста, никого не наказывай, я больше не буду!
– В следующий раз думай о последствиях, Ирина. Чтобы не лить слёзы, думай о последствиях своих поступков. Готовить ты больше не будешь – это ясно? Ты не позволишь им смотреть на мою жену свысока! Петровых не тронут. С кухарками я разберусь сам.
– Не наказывай их… Это несправедливо! Они живут здесь, как рабы.
– Рабам не платят.
– У них нет выбора. Они даже уехать отсюда не могут!
– У тебя был выбор, Ирина. Ты могла сказать «нет».
Лицо Ирины побелело и пошло красными
– Причём тут это?
– При том, что ты говоришь о себе, а не о них.
– Нет! Я говорю о них! Они живут тут, как рабы. Они не знают другой жизни, не знают, что есть другой мир…
– Какой мир? Твой? Или южан? Многим они отличаются от этого?
– Там люди свободны!
– Свободны? – Владимир рассмеялся и вернулся в кресло. – О, моя наивная глупая девочка, много ты знаешь о несвободе?
Ирина растерялась, но глаз с него не свела.
– Много! – запальчиво воскликнула она. – Люди живут тут, как домашняя скотина, которую разводят на убой! Это жестоко и… нечестно.
С любопытством разглядывая лицо жены, Владимир остановился на её выразительно блестящих глазах и рассудительно заметил:
– Это Север. Они люди, мы вампиры.
– И что?
– Ты хочешь, чтобы они были свободными?
Почувствовав в этом подвох, Ирина нахмурилась и принялась разглаживать морщинку на платье.
– Тогда, может, мне обратить их? Их всех. И они будут свободны.
– Нет! Не надо. Пожалуйста!
– Неужели бессмертие не кажется тебе лучшим исходом?
– Нет.
– Тогда, может, у тебя есть другое предложение? Ты высказала своё недовольство, помоги мне его решить, – Владимир испытующе посмотрел на Ирину, и ей показалось, что он загоняет её в угол.
– Отпусти их на Юг, – вырвалось у неё.
– Отпустить на Юг, – задумчиво повторил Владимир, сводя вместе кончики пальцев. – Отпустить на Юг…
Ирина не понимала, что значит эта реакция: всерьёз он думает о том, что она сказала или издевается.
– И тебя отпустить? – Владимир исподлобья поглядел на неё. – На Юг.
Она не ответила. Он расстегнул верхнюю пуговицу на стоячем украшенном узорами вороте.
– Могу предложить твою инициативу Мстиславу. Только ты всё равно останешься тут – это уже поле моей власти. Скажи, моя огненная жена, какую цену заплатят люди за свободу?
– Это базовая ценность человечества! А не товар на рынке, чтобы покупать и продавать её.
– Не товар… и всё же? Нельзя вот так просто повязать красный бантик и вручить свободу человеку. Если он не выстрадал её, не пролил кровь за неё, сам не заложил первый кирпич, он снова легко потеряет эту свою базовую ценность.
– Как красиво и легко ты рассуждаешь! Хорошо говорить, когда тебя это не касается, когда ты не прислуга и не раб.
Владимир усмехнулся и перевёл взгляд на пол.
– Ирина, ты поймёшь… со временем ты всё поймёшь, – словно самого себя убеждая, произнёс северянин. – Мир совсем не такой, каким ты видишь его сейчас. Юг или Та сторона – это не банковская ячейка, где лежит счастье. Ты поймёшь, что только тот, кто готов жертвовать многим, способен обрести свободу. И только тот, кто осознал, что это такое, сумеет ею воспользоваться.
Глава 5. Омут
Ирина понимала, что Владимир не так страшен и омерзителен, как она хочет его видеть. Не привяжи он её к себе, она, может, даже уважала бы его. Недаром Гриша и Рада отзывались о нём с искренним почтением. Но этот северянин обходился с ней как с вещью – она ненавидела его манеру хватать её за руку и тащить за собой. Она не выносила споров с ним, потому что не могла отстоять себя и доказать свою правоту. После разговоров с ним в ней подымалась едкая муть. Эта муть сдавливала дыхание и отравляла ум. Ирине казалось, что Владимир не видит в ней равного собеседника, он говорил всегда с какой-то высоты, как бы подчёркивая своё превосходство. Александр никогда себе такого не позволял, он не толкал её в какую-то топь, с ним она легко находила ответы. Ирина много размышляла об этом, но в дневнике писала мало, боялась, что Владимир увидит.
В деревню она перестала ходить: ей было стыдно перед друзьями, которым она умудрилась навредить. Гриша через слуг передал для неё рюкзак и первую крепкую пару ботинок. Вышитый на полотняном мешочке хрупкий подснежник, словно знак примирения, согрел душу и немного утешил. Ирина надеялась, что Петровы не сердятся за то, что она обратила на них внимание хозяев, и что Владимир сдержал своё слово и не тронул их. Избегая его общества, большую часть времени она теперь проводила в библиотеке.
Ирине нравилось бывать тут одной. В ясной солнечной тишине она распахивала створки окон и впускала в комнату весенний ветер или свешивалась с подоконника и подставляла ладонь талым каплям. Здесь она разглядывала полки, вдыхала запах остановившегося времени, листала книги, написанные сиверами и мировыми классиками (здесь были и такие). Иногда украдкой она делала новые записи в своём дневнике. Пряча листочки в какой-нибудь томик, она приносила их в спальню и тайком перекладывала в ящик.
Засидевшись как-то в библиотеке, Ирина настрочила заметку об Анисье и бабушке. Когда она поставила точку, пальцы её болели от сильного нажима на ручку, а глаза отяжелели от слёз. Вытерев лицо, она глубоко вздохнула и вложила исписанные листы в «Аберрацию сознания» Ангелины Волковой. Эту книжку Ирина нашла на полках ещё утром. Она просто наугад вытянула самую неприметную, не подозревая, что наткнулась на редкое издание.
Напечатанный в начале двухтысячных дневник неизвестной северянки сразу захватил её. Он открывал Ирине внутренний мир новообращённого сивера. Почти не касаясь событий личной жизни, Волкова рассказывала о своих чувствах и мыслях. Проводя эксперименты над собой, она изучала своё новое тело и новое сознание и стремилась понять, как близко может приблизиться к смерти. Описывая и исследуя всевозможные хвори сиверов, она старалась определить норму и всякие отклонения от неё. Волкова переводила свои наблюдения в полезные с точки зрения медицины факты. Но при этом всегда заканчивала заметки одной и той же идеей: это лишь то, что видят её глаза, а значит, всё иллюзия истины.
Ирине не хотелось в таком разбитом состоянии возвращаться в спальню. Её зарёванное лицо мог увидеть Владимир, тогда ненужных вопросов не избежать. Поэтому девушка открыла страницу, на которой остановилась днём, и погрузилась в чтение. Под заголовком «Периоды эмоционального помешательства» Волкова писала:
«Время неизбежно меняет, подчиняет и уравнивает. Старость и смерть – вот что оно обещает человеку и сиверу. Пусть и в разных формах. Этими дарами время никого не обделит. Все мы отрастим металлическое брюшко. Цинизм и чёрствость станут нормальным проявлением здорового организма. Это биология ума, с ней невозможно бороться. Это запущенный механизм, его не остановить. Я борюсь с этим. Повторяю, как мантру одно: лишь бы остаться человеком. Как будто человека не ждёт омертвение.