Шрифт:
.
1. ПОД ОБЛОМКАМИ
Из Франкфурта-на-Майне Майкл Эверс выехал в отвратительном расположении духа — ему не очень улыбалась перспектива выполнять поручение своих хозяев из «Полевого агентства технической информации». Поручение,
А разузнать надо было о делах, некогда составлявших государственную тайну Германии.
Было совершенно неизвестно, как отнесется к этому Кранге. Дело осложнялось тем, что старый немец, признанный военным преступником, находился в тюрьме. Вот это и было, пожалуй, главной причиной плохого настроения Эверса. Оно ухудшалось по мере приближения автомобиля Эверса к месту заключения доктора Отто Кранге. Размышляя над тем, что ему лично могла принести эта поездка, Звере посылал самые отборные ругательства по адресу своих хозяев. И только огонек авантюризма, никогда не гаснувший в нем, поддерживал его заинтересованность предстоящей операцией.
Эверс всегда заботился о том, чтобы о его делах знали как можно меньше. Он вряд ли кому-либо рассказывал подробно свою биографию — причин к этому было достаточно. Ну, а если бы вдруг понадобилось рассказать о себе, то Эверс оказался бы в довольно затруднительном положении и потому, что в течение его сорокалетнего существования было уж слишком много не совсем обычных происшествий, и потому, что о большей части их он предпочел бы умолчать — отнюдь не из скромности, конечно.
Майкл Эверс получил блестящее образование, но, только начав карьеру ученого, понял, что, честно трудясь на научном поприще, вряд ли удастся ухватиться хотя бы за краешек Доллара.
И Майкл стал изворачиваться.
С искусством фокусника он переходил от лабораторий к журналистике, а от нее к биржевой игре; от биржевой игры к таинственным научным консультациям по не менее таинственным, хотя далеко не научным делам. Полный энергии, идей и неукротимого желания денег, он бросался во все места, где чуял возможность поживиться.
Окончилась война, и он решил, что не должен упустить драгоценное время послевоенного развала в Европе. При таких грандиозных крахах семейств, учреждений и государств под обломками должно валяться много такого, что можно взять. Взять легко, без труда, приумножить и потом… Впрочем, Майкл никогда не задумывался, что будет потом — американец должен делать деньги, делать карьеру, преуспевать!
Западная Германия.
Это был новый Клондайк. Десятки тысяч американских дельцов и «туристов» хлынули из-за океана в надежде погреть руки на еще теплых ранах Европы.
Да, это был новый Клондайк. Правда, не такой романтичный, как во времена, описанные Джеком Лондоном, но, несомненно, имеющий привлекательные стороны, даже преимущества. Не было риска замерзнуть в дикой безлюдной Аляске, не нужно было тащить на себе продовольствие через перевалы и преодолевать сотни миль по заснеженному Юкону. Все было гораздо современнее — благоустроенней и удобней. Были созданы «штабы специального назначения», и они проводили работу по изъятию патентов и ценностей очень деликатно. Особые формирования очищали немецкие сейфы, хранилища и банки. Управление «трофейных команд» находилось сначала в Вашингтоне, а затем и во Франкфурте-на-Майне. При главной штаб-квартире оккупационных войск был создан аппарат, носивший довольно невинное название: «Полевое агентство технической информации». Да, новый Клондайк. Прошли времена кустарщины, и громадный аппарат скромного «Полевого агентства» перекачал через океан около 200.000 немецких патентов!
Маршаллизация шла полным ходом.
Эверс — еще слишком мелкая фигура в этой
«Тюрьма. Впрочем, дело, пожалуй, не осложняется, а скорее облегчается тем, что этот старый колдун в тюрьме», — подумал Эверс и стал соображать, чем можно будет заинтересовать сидящего в тюрьме доктора, если не удастся просто подкупить. Эверс ни в одном из своих приключений не видел преступления. Однако при упоминании одного только слова «тюрьма» им всякий раз овладевало нечто вроде суеверного страха. Впрочем, он был суеверен не больше, чем это подобает культурному американцу.
Промелькнули деревья вдоль асфальтированного шоссе, остались позади несколько деревушек с крестообразно расположенными улочками и торчащими посреди них кирхами. Машина въехала в рощу, в которой то там, то здесь краснели черепичные крыши домиков сельского типа. У одного из них машина остановилась. Сопровождающий выскочил первым и распахнул дверцу автомобиля.
— Мы приехали, мистер Эверс.
Привычка ничему не удивляться помогла Эверсу не выразить изумления при виде удобного, увитого плющом особнячка под черепицей. Лишь слегка изогнулись его тонкие губы: «Содержание нацистских преступников поручено, как видно, какому-то дачно-курортному тресту».
Доктор Кранге оказался своеобразным человеком. Рассматривая его громоздкую фигуру с большой головой, обрамленной пышной седеющей шевелюрой, выбившейся из-под круглой черной шапочки, Эверс сразу почувствовал, что столкнулся с достойным противником. Он не заметил у Кранге того голодного и ненавидящего взгляда, которым обычно посматривали на него в Европе. Нет, Кранге был спокоен, не подобострастен и держал себя даже несколько надменно.
Эверс объяснил свой визит желанием получить консультации по тому исследованию, которое он якобы вел в настоящее время. Ученый снисходительно согласился.
Эверс поселился неподалеку и стал часто бывать в домике, где содержался Отто Кранге.
Кранге был словоохотлив, но при малейшем намеке Эверса на дела, которые, собственно, только и интересовали его как сотрудника «Полевого агентства технической информации», старик или умолкал, или начинал ругать и Америку и большевиков.
— Я всегда был далек от политики, — выкрикивал Кранге, крупными шагами меряя комнату, — но мне ясно одно: гений германской расы непобедим! Да, да, я это говорю теперь, после Сталинграда и Берлина. Не я предрешал события, я занимался своим делом. Вы, американцы, придаете слишком большое значение атомной бомбе — и это потому, что фактически не вы ее создали. По сути дела, вы купили ее и, заплатив дорого, уж слишком кичитесь. Атомная бомба! Старо! Наделав шума на весь мир, вы за этим шумом не заметили, что есть вещи позначительней. — Эверс насторожился. — Меня обвиняли в том, что я проводил свои эксперименты на живых людях. Вздор! Какие люди? Сброд! Сброд, ничего общего не имеющий с арийской расой.
Эверс начал понимать старика и, нащупав его слабую струнку, решил поддакивать:
— Не в этом дело, конечно, герр Кранге, — спокойно возражал Эверс, весь этот сброд действительно не стоит того, чтобы из-за него волноваться. — Кранге остановился посреди комнаты и пристально посмотрел на развалившегося в кресле американца. — Не в этом дело, герр доктор, повторил Эверс, — дело в том, — он вынул изо рта сигару и начал ее внимательно рассматривать, — дело в том, что вы, немцы, ничего не сделали. Вы тоже много шумели в свое время о готовящемся у вас «новом оружии». Шумели, шумели и — проиграли войну… Короче говоря, дело в том, что у вас ничего не вышло… Мы, американцы, — деловой народ и судим по результатам.