Защита и опора
Шрифт:
Решено: как только у Автандила начнет плодоносить виноградник, половину семян надо будет забирать в счет оброка и менять их на семена хлопка. Только на них и ни на что другое.
Найдутся умельцы прясть и ткать. Человек всему может научиться. Никто ведь не требует, чтобы получались ткани экстра-качества. Главное, чтобы они вообще получались. А шить одежду — это уже совсем просто…
Думая так, Фома ел и болтал с гостеприимным хозяином. Странное дело: в отношениях с Автандилом он частенько забывал о том, что эта земля — его, и что Автандил, как все, сидит на оброке. И когда хозяин
— Не надо. Я у тебя ел, пил, мылся…
— Зачем обижаешь, дорогой? — Автандил нахмурился. — Ты пришел — мне радость принес. Я на одном месте сижу, как дерево, а ты много ходишь, большое дело делаешь. Скольких ты людей выручил? Есть у тебя время землю копать? Кушать феодал должен, да? Ходи, встречай людей, учи их. Без феодала совсем никуда не годится. Бери, не обижай.
Спорить с его логикой было невозможно, как невозможно таскаться по Плоскости с пятипудовым мешком на плечах. Иные земледельцы с трудом могли прокормить себя, а Автандил снимал хорошие урожаи. Сам молотил, сам веял, сам молол зерно. Вздохнув, Фома выудил из рюкзачка белый от муки мешочек, похожий на наволочку от небольшой подушки.
— Отсыпь сюда немного. Не до верха. Остальное — потом. Я к тебе теперь почаще заходить буду, а ты угощение тоже в оброк ставь. Не спорь! — упредил он возражение. — Ну сам подумай: как я все это потащу? Грыжу наживу только.
— Точно будешь больше заходить, да? Обещаешь?
— Ну конечно!
От мешочка с мукой рюкзачок заметно потяжелел. Фома оставил Автандилу всего-навсего десяток гвоздей и коробок спичек. Гостеприимный хозяин и от этого-то отнекивался. Пришла в голову и тут же вылетела максима: чем меньше человек просит, тем большего достоин.
На границе оазиса Автандил махал вслед.
До Пурволайненов было совсем рядом — час пешего хода. В любой земной местности, исключая непроходимые горы или бездонные болота, хуторяне запросто бегали бы друг к другу в гости. Но как раз данный отрезок маршрута всегда являл собой исключительно густое скопище подлянок и ловушек. Одних только черных провалов здесь было девять штук.
На досуге Фома иногда размышлял: почему так устроено? Казалось бы, раз ловушки и подлянки находятся в вечном медленном дрейфе, они должны потихоньку кочевать по всей Плоскости, распределяясь более или менее равномерно. На деле — вот вам! Там густо, а там пусто. Изредка попадаются места, где не пройти и феодалу. Бушмен Нсуэ показывал одно такое место на границе владений; с тех пор Фома туда и не совался.
Все-таки Плоскость не первозданный хаос и не хаос вообще. Всякая логика ей противна, это точно, но кое-какие общие закономерности все же существуют…
Разумеется, пробираясь к Пурволайненам, Фома никогда бы не позволил себе увлечься мыслями, не имеющими отношения к конкретной задаче — дойти. Феодал обязан хорошо мыслить, это древняя истина. Но еще в большей мере он обязан не быть философом — если, конечно, хочет жить. Мысли должны быть быстрыми и всегда конкретными. Как у шахматиста во время блиц-турнира. Плюс инстинкт. Плоскость не возбраняет иметь инстинкты, чутье и интуицию — наоборот, поощряет их.
Сквозь трепещущие разряды синих молний он наконец увидел оазис. Уловил мгновение затишья, рванулся, проскочил. Тут же вляпался в раскаленный вихрь, успел выбежать из него, прежде чем вспыхнули волосы и одежда, и только потом взвыл от боли. Вот невезуха. Волдыри будут.
Не в первый, впрочем, раз… Да и не в последний.
Раз сумел пройти здесь — точно не в последний. Поганое место. Самое неприятное на всем маршруте, реальный шанс гробануться ни за что ни про что. А куда от него денешься? Либо топай несколько часов в обход «полосы препятствий», где тоже не сахар, либо, перекрестившись, прорывайся напрямик. И так риск, и этак. Выбирай. Лучше уж напрямик, чего зря время терять.
У Пурволайненов он долго не задержался. Омыл ожоги, поболтал с Урхо, отвесил комплимент Лизе, отдал ей под радостный визг давно заказанную простыню, отклонил предложение пообедать и отбыл. Хозяйство у финской четы было крепкое, указаний не требовалось, а что до оброка, то Пурволайнены только-только отсеялись, какой оброк? Разве что после сбора урожая. Тогда мешок на горб — и вперед. Самое тяжкое время, а куда денешься? Феодалу тоже надо пить-есть и иметь запасы. Не превращать же в носильщиков хуторян, чтобы Плоскость сократила их поголовье…
Он взял только бутылочку свежедавленного подсолнечного масла и насыпал в карман семечек. Помимо пшеницы и ячменя Пурволайнены держали одно поле под подсолнечником, а Урхо, бывший механик авторемонтной мастерской, отродясь не живший на хуторе в своей Финляндии, смастерил черт-те из чего маслодавильню собственной конструкции. А бутылочка у Фомы была своя и даже не эфемерная, а настоящая — малая пластиковая емкость из-под колы, бросовая в той, прежней жизни и драгоценная в этой. Плоскость не Земля. То, что там валяется на свалках, здесь ценится на вес золотого самородка и даже выше. Кому нужно золото на Плоскости?
По дороге к Юсуфу Фома сделал крюк. В каждом феоде есть особые места, где неведомые силы чаще всего выбрасывают на Плоскость подхваченных с Земли пленников. Чаще всего, но не всегда. Человека или группу может выбросить где угодно, но, на их счастье, вне излюбленных Плоскостью точек такое случается редко. В своем феоде Фома насчитывал шесть таких мест и не ленился проверять их так часто, как мог. Все равно случалось, что приходил слишком поздно…
Даже несмотря на надпись «Сиди здесь, жди помощи», а зачастую и на бутылку с водой, нарочно оставленную для того, чтобы легче было ждать. От визита до визита срок большой, иные не дожидаются. Кто по глупости и нетерпению, а кто от голода и жажды…
Ему не раз приходило в голову, что вот так-то Плоскость и производит первичный отсев. Тот, кто не дотерпел, не дождался помощи, не поверил надписи на камне, пускается в путь — наудачу и, конечно, с понятными последствиями. Тот, кто сидит до последнего, имеет хороший шанс. Плоскость терпеть не может взбрыкивающих от нетерпения рысаков-двухлеток, ей нужны упорно-терпеливые битюги. Их она тоже не слишком жалует, но хотя бы позволяет жить.
Издалека было видно, что приметный камень на месте; чуть ближе начала различаться надпись «Сиди здесь…». И никого вокруг.