Защита общественных интересов в гражданском судопроизводстве
Шрифт:
Указанный законопроект был принят в штыки представителями юридической науки и практики. Ими на основании индивидуальных правовых заключений было подготовлено и обнародовано (возможно, впервые в истории России) [350] коллективное правовое заключение [351] , содержавшее резко отрицательную оценку основных положений законопроекта. Это заключение поддержали и подписали многие видные юристы [352] . Документ во многом способствовал тому, что законопроект стал предметом обсуждения в Совете по правам человека при Президенте РФ, Московском клубе юристов и на других площадках. Интерес к нему проявили средства массовой информации [353] . В результате наиболее одиозные положения все-таки были исключены из законопроекта.
350
Автору иные примеры не известны.
351
См.: Туманов Д.А., Стрельцова Е.Г., Моисеев С.В., Алехина С.А., Бардин Л.Н., Казиханова С.С., Нахова Е.А., Невский И.А., Ненашев М.М.,
352
В.М. Жуйков в своем интервью, которое посвящено в первую очередь упомянутому Законопроекту ВС РФ, красноречиво заметил, что так называемая оптимизация – это путь в никуда, и привел весомые аргументы в подтверждение своего вывода. Он же обратил внимание на то, что «проект Верховного Суда 2017 г., о котором мы говорим, – очень серьезный, но он почти не обсуждался среди ученых. Такова тенденция последних лет…» См.: Румак В. «Так называемая оптимизация – это путь в никуда» [Интервью с В.М. Жуйковым] // Закон. 2018. № 1. С. 6–17.
353
См., напр.: Смирнов Л. Без меня меня судили // Росбалт. 2018. 24 февр. URL: https://www.rosbalt.ru/moscow/2018/02/24/1684591.html.
Думается, описанная ситуация – явный пример того, что в некоторых случаях активная борьба за право приносит полезные плоды и способствует сохранению правопорядка и недопущению того, чтобы под формой закона в правовую материю встраивались дефектные, опасные и по сути своей противоправные конструкции. Представители науки и практики могли бы более активно (в том числе в упомянутой форме правовых заключений) участвовать в правовой жизни страны, что принесло бы пользу государству, обществу и всем гражданам.
Однако будет лукавством, если мы не признали и не отметили здесь, что некоторые даже абсолютно одиозные положения указанного законопроекта ВС РФ оправдываются отдельными процессуалистами. В частности, И.А. Приходько, А.В. Бондаренко, В.М. Столяренко в своей работе «Процессуальная революция. Решенные и нерешенные задачи» приводят аргументы, призванные убедить читателей в том, что подход ВС РФ об устранении обязанности судов, во всяком случае, выносить мотивированные решения вполне допустим, а проблемы, порождаемые отказом от указанной обязанности и описанные в литературе, назвали умозрительными. Кроме всего прочего, названные ученые писали, что «низкий уровень доверия к суду не является следствием того, что суд принимает немотивированное решение. Никто ведь не утверждает, что до того, как судьям было разрешено не изготавливать мотивировочную часть решения в установленных случаях, то есть до 2013 года, уровень доверия к суду был высоким, а по мере расширения таких случаев пропорционально снижается». Наконец, эти ученые ссылаются на опыт других стран, в чьем законодательстве допускаются отступления от мотивирования судами своих решений, и приводят слова профессора Брайга Бурхарда о том, что с тех пор как судебные решения стали восприниматься не как проявление неограниченной власти государя, а как функция правового государства, в немецком законодательстве появилась обязанность включать официальное обоснование в судебное решение. Но при этом в настоящее время в процессуальном законе ФРГ установлены исключения из обязанности обосновывать решения по гражданским делам [354] .
354
См.: Приходько И.А., Бондаренко А.В., Столяренко В.М. Процессуальная революция: решенные и нерешенные задачи. М., 2019.
В данном случае, думаю, нет смысла переливать из пустого в порожнее и продолжать спор о необходимости вынесения мотивированного судебного решения. Несовпадения в оценке ситуации, вероятнее всего, связаны с тем, что нами и теми учеными, которые не видят в подходе ВС РФ ничего отрицательного, очень по-разному понимается такое явление, как правосудие, его результат и значение такого результата не только для тяжущихся, но и общества, а также государства. Для меня, как было показано ранее, правосудие немыслимо вне особой системы гарантий, при этом гарантий, дающих возможность достигать результатов высшей пробы и с точки зрения защиты прав и интересов сторон и, конечно же, в плане недопущения произвола при рассмотрении судами дел. Любые мыслимые варианты отказа от необходимости мотивировать судебные решения и допущение дальнейшей «подладки» мотивов под выводы – правосудию противоестественны.
Вероятно, что солидарные в указанном вопросе с ВС РФ авторы не видят множество тех полезных эффектов решения, которое оно в действительности оказывает в различных сферах правовой жизни общества. Ведь в акте правосудия важно и то (кроме всего прочего), что к нему как к окончательному ответу по любому правовому спору может обратиться в том числе для познавательных целей студент юридического вуза, юрист, журналист, да и любой другой гражданин. И даже если в том или ином случае подобного обращения к решению суда никогда в действительности и не произойдет, это не имеет принципиального значения, поскольку в данном случае важна сама доступность такого решения для общества. Обязанность мотивировать свои решения как минимум стимулирует суд относиться к его принятию со всей серьезностью. Ошибки решения могут стать известны общественности, оказаться предметом обсуждения и порицания спустя значительное время. В конце концов, по тому, как суд мотивирует решение, можно делать заключение о реальном уровне правосудия в государстве и об уважении судами как тяжущихся, так и правопорядка, всего общества в целом. То обстоятельство, что, как известно, мотивировочные части судебных решений в настоящее время зачастую составляются спустя рукава, означает не то, что без мотивов решения можно обойтись, а то, что в порядке отправления правосудия и, возможно, в формировании судейского корпуса назрели очевидные проблемы, которые пора решать. И.А. Приходько, А.В. Бондаренко, В.М. Столяренко безусловно правы, отмечая, что уровень доверия к судам был низким и до устранения обязанности мировых судей мотивировать свои решения, однако устранение такой их обязанности повышению такого уровня никак не способствует, и более того, способно обрушить его окончательно, поскольку абсолютно невозможно даже пытаться начать доверять суду, чья деятельность и ее результаты сокрыты от общества.
Наконец, то обстоятельство, что в некоторых странах происходит отказ от обязанности мотивировать судебное решение, вряд ли может служить достаточным основанием для внедрения такого подхода в нашей стране. Сравнивая те или иные явления, а уж тем более пытаясь их заимствовать не в возможном будущем, а буквально здесь и сейчас, нужно всегда учитывать множество особенностей. Мы уже писали, что допускать некоторые отступления от процессуальных гарантий допустимо (хотя лучше этого не делать вообще) только в том случае, когда существует неопровержимая уверенность в реальной, а не декларируемой независимости и компетентности суда.
Хочу обратить внимание и на то, что, на самом деле, действующий в нашей стране ординарный исковой порядок не настолько сложен (во всяком случае в сравнении с порядками, существующими в некоторых других странах), чтобы ему на замену непременно надо подыскивать упрощенную форму. Значительный потенциал оптимизации уже заложен в ординарном исковом процессе, поскольку суд вовсе не обязан применительно к каждому делу использовать весь инструментарий, который содержится в процессуальном законе, а значит, то или иное дело и в таком порядке вполне может быть рассмотрено быстро и легко и при этом без ущемления чьих бы то ни было прав и в строгом соответствии с истинными целями правосудия.
В литературе отмечается, что множество доктринальных и законодательных подходов к оптимизации судопроизводства и уменьшению судебной нагрузки в итоге не дают ощутимого эффекта. Тот же И.А. Приходько, основательно проанализировав многие из них, пишет: «Как показывает практика, ряд законодательных инициатив последнего времени, реализация которых, как декларировалось, поспособствует разгрузке судов и тем самым облегчению доступа к правосудию и получению судебной защиты, будучи принятыми, на деле оказался „холостым выстрелом“, не дав не только ожидаемого, а вообще никакого эффекта. Так произошло, например, с введением в арбитражный процесс обязательного досудебного урегулирования по делам, возникающим из гражданских правоотношений… Другой пример – многочисленные предложения о развитии альтернативных способов разрешения споров, примирительных процедур. Со времени вступления данного закона в силу прошло больше 9 лет, снизилась в результате его принятия нагрузка на суды? 18 января 2018 г. Верховным Судом РФ в Государственную Думу внесен законопроект № 421600-71. Как указано в пояснительной записке к законопроекту № 421600-72, за период с 2011 по 2017 г. примирительные процедуры с участием медиаторов использовались при рассмотрении крайне незначительного количества дел (при рассмотрении всего лишь около 0,008 % дел судами общей юрисдикции и при рассмотрении около 0,002 % дел арбитражными судами). Неужели при такой статистике можно всерьез рассуждать о сколько-нибудь значимой разгрузке суда с помощью медиации?.. В пояснительной записке к законопроекту № 788111-63 указывалось, что повышение авторитета и привлекательности арбитража (третейского разбирательства) в результате принятия законопроекта позволит, в том числе, снизить нагрузку на государственные суды». И далее И.А. Приходько со ссылкой на позиции иных авторов и статистику признает: «…на то, что третейские суды могли бы принять на себя сколь-либо значимую часть нагрузки государственных судов, всерьез рассчитывать, разумеется, не приходится». Этот же автор демонстрирует и иные малоудачные инициативы по разгрузке судов [355] .
355
См.: Приходько И.А. О направлениях оптимизации цивилистического процесса в контексте законодательных инициатив последнего времени // Новый этап судебной реформы: конституционные возможности и вызовы: коллективная монография / Под ред. Т.Е. Абовой, Т.К. Андреевой, В.В. Зайцева, О.В. Зайцева, Г.Д. Улётовой. М., 2020.
Безусловно, указанный ученый в данном случае почти во всём прав. В силу непродуманности законодательных инициатив либо отсутствия ощутимого уменьшения судебной нагрузки многие новшества вряд ли можно считать эффективными способами оптимизации судопроизводства. Тем не менее то обстоятельство, что даже при удачной законодательной регламентации отдельные механизмы не оказывают существенного влияния на нагрузку судов, не означает их ненужности, поскольку, с одной стороны, каждый из них дает собственный полезный эффект и обеспечивает плюрализм форм защиты, а с другой стороны, в своей совокупности несудебные формы все-таки способствуют облегчению высокой нагрузки на суды.
Замечу также, что в той или иной мере высокая судебная нагрузка связана с очень многими факторами и в том числе с допускаемыми судами ошибками, а также с особенностями действующего законодательства.
Так, например, при наличии безусловных оснований к отмене постановлений суды вследствие своих же ошибок вынуждены рассматривать дела заново, поэтому зачастую они сами становятся виновниками своей высокой нагрузки. Нередко суды ошибочно рассматривают дела и выносят решения по исковым заявлениям при явно отсутствующем у заявителя праве на предъявление иска. Всем известно, что внешнее тождество исков определяется по таким его элементам, как предмет, основание, а также по сторонам процесса. Соответственно, если предъявлен иск, в котором указанные выше элементы, а также стороны совпадают с тем иском, по которому судом уже было вынесено и вступило в силу решение, то суд должен отказать в принятии искового заявления либо прекратить производство по делу. Однако иногда суды не замечают тождества исков. Это чаще всего происходит в ситуации, когда предъявляемое в суд требование сформулировано несколько иначе, чем иск, по которому ранее было вынесено решение, но в то же время очевидно, что соответствующий правовой вопрос уже был решен судом, а значит, его повторное исследование будет излишним. Так, например, известен случай, когда лицо предъявляло иск о признании права на наследство в связи с фактом его нахождения на иждивении наследодателя. В исковом заявлении указывалось определенное имущество, из которого соответствующее наследство состоит. Суд, рассмотрев дело, отказывал в удовлетворении иска в связи с отсутствием факта нахождения истца на иждивении наследодателя, однако несколько позже проигравший по делу истец вновь обращался в суд с иском о признании права на наследство за тем же наследодателем по тому же самому основанию, но указывал другое входящее в состав наследства имущество. Суды, в свою очередь, такие иски принимали к рассмотрению и вновь выносили по ним решения. Однако очевидно, что потребности в новом процессе в данном случае, конечно же, не было. То обстоятельство, что при новом обращении в суд указывалось иное входящее в наследство имущество, в действительности не означало существование нового иска, поскольку, как и в первом случае, судом в действительности решался вопрос о праве конкретного лица на наследство в связи с фактом нахождения его на иждивении наследодателя, а отсутствие такого права уже было подтверждено судом в первом решении.