Защита Тараскона

Доде Альфонс

Въ меріи сказали, что на этотъ счетъ не получалось никакихъ распоряженій и обратиться слдуетъ въ префектуру.

— Въ префектуру, такъ въ префектуру, — ршилъ Бравида и съ первымъ курьерскимъ поздомъ ухалъ въ Марсель на поиски префекта.

А такіе поиски представлялись дломъ совсмъ не

легкимъ, такъ какъ въ Марсели были въ постоянномъ засданіи пять или шесть префектовъ и не было ни одного человка, могущаго указать, къ которому слдуетъ обращаться. По необыкновенно счастливой случайности, Бравида сразу изловилъ кого ему было нужно и въ полномъ засданіи совта префектуры заговорилъ отъ имени своихъ подчиненныхъ съ достоинствомъ, приличествующимъ бывшему начальнику гарнизонной швальни. Съ первыхъ же словъ префектъ перебилъ его:

— Извините, генералъ. Но я бы попросилъ васъ объяснить, какъ это случилось, что ваши солдаты требуютъ отъ васъ вести ихъ въ походъ, а меня просятъ не трогать ихъ съ мста?… Вотъ читайте сами!

И префектъ, улыбаясь, подалъ ему слезное прошеніе двухъ полевыхъ кроликовъ, двухъ, наиболе азартно требовавшихъ отправленія въ походъ. Прошеніе только что было получено въ префектур съ приложеніемъ свидтельствъ врача, приходскаго священника и нотаріуса, и въ этомъ прошеніи кролики умоляли перевести ихъ въ разрядъ капустниковъ по ихъ полной немощности и неспособности къ полевой служб.

— У меня больше трехсотъ такихъ прошеній, — говорилъ префектъ, продолжая улыбаться. — Теперь вы понимаете, генералъ, почему мы не торопимся отправлять въ походъ вашу команду. Къ несчастью, и безъ того уже слишкомъ много было отправлено такихъ, которымъ всего желательне было оставаться дома. Довольно съ насъ, больше не требуется… А за симъ, спаси Господь Францію, и — мое почтенье вашимъ кроликамъ!

Прощальный пуншъ

Нечего, кажется, говорить о томъ, въ какомъ плачевномъ настроеніи вернулся храбрый генералъ въ Тарасконъ. Но тутъ его ждала совсмъ неожиданная исторія: въ его отсутствіе тарасконцы поршили устроить по подписк прощальный пуншъ для отправляющихся на войну кроликовъ. Напрасно уврялъ доблестный Бравида, что не стоитъ затвать никакихъ пуншей, такъ какъ никто никуда не пойдетъ, — подписка уже состоялась, и пуншъ былъ заказанъ; оставалось только его распить, — его и роспили. Въ слдующее же воскресенье вечеромъ въ залахъ меріи происходила трогательная церемонія съ прощальнымъ пуншемъ, и до блой зари тосты и виваты, рчи и патріотическія псни потрясали муниципальныя стекла. Каждый отлично зналъ, разумется, настоящее значеніе этого прощальнаго банкета; національные гвардейцы-капустники, платившіе за пуншъ, были твердо уврены, что ихъ товарищи никуда не отправятся; въ томъ же были убждены и пившіе его полевые кролики, а также и почтенный помощникъ командира, растроганнымъ голосомъ клявшійся передъ этими храбрецами, что онъ готовъ вести ихъ въ бой, зналъ лучше, чмъ кто-нибудь, что никто не двинется съ мста… Но все равно! Такой ужь необыкновенный народъ эти южане: съ концу прощальнаго пиршества вс плакали, вс обнимались и, что всего замчательне, вс были совершенно искренни, даже самъ генералъ.

Въ Тараскон, какъ и на всемъ юг Франціи, я часто наблюдалъ такія вліянія миражей.