Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи
Шрифт:
Высокий, на голову выше девушки, с буйной, не поддающейся расческам каштановой шевелюрой и с густым, теплым и мягким баритоном. Таким голосом хорошо просить суд скостить срок виноватому, но все равно несчастному страдальцу. Иногда, правда, баритон менял если не тембр, то функционал: становился жестким, требовательным, неуемным – когда адвокат защищал человека, подставленного властью или судьбой.
Вот уж у Багрова глаз не только не потух, но в жестких судебных заседаниях просто-напросто сверкал!
Короче, не влюбиться в такого было просто невозможно. Особенно девушке, чья любовь к адвокатуре была бесконечной. И которая при этом очень нелестно думала о собственной внешности.
Нет, Ольга Шеметова никоим образом не была уродиной. Все, как говорится, при ней. Настолько все, что могло бы быть и чуть меньше.
Ширококостная, с круглым лицом, розовощекая и круглобедрая – она бы прекрасно смотрелась на полотнах Тициана. Или Венецианова, в роли русской крестьянки. В небольших же масштабах адвокатских кабинетиков и городской квартирки-«двушки» девушка казалась себе чрезмерно крупной. Чего совершенно всерьез стеснялась.
Себя аттестовала примерно так: «Мы с сестрицей такие разные – она красивая, я умная». Хотя вообще-то вряд ли все это было адекватно. С единственной и любимой сестрой как раз честно – красавица. И с Олиными мозгами тоже не ложно – голова работала. Пять лет учебы плюс три года аспирантуры, на кураже и без единой четверки. Но представление о себе как «не красавице», конечно, было ошибкой. Ведь мужчины влюбляются не по анатомическим атласам, а по необъяснимому влечению. Либо – при его отсутствии – не влюбляются.
В общем, Олины заморочки по поводу внешности напоминали международную глобально-мировую проблему целлюлита. Проблема есть, да еще какая – миллионы женщин тратят миллиарды денег на ее решение. А вот целлюлита нет. «Апельсиновая корочка» на женской коже – не болезнь. Искусственная, выдуманная величина. Специально раздутая и выпестованная. Причем многие дамы это понимают. Что не мешает им – даже понимающим – тратить время и деньги на длительное, дорогое и бесперспективное лечение несуществующего заболевания.
Ольга закрыла свой кабинетик, и они с Багровым направились по длинному полутемному коридору к выходу. По дороге их окликнул Волик Томский.
Волик хотел от коллег еды. И побольше. Как всегда. Олег обещал прихватить.
Волик, заранее облизнувшись, поблагодарил. Вот уж кто был реально толст. Во все стороны один размер. Диаметр. И вот уж кто вообще не парился по этому поводу.
И правильно делал. Толпа девушек просто мечтала разделить его одиночество, а он, будучи человеком веселым, добрым и обеспеченным – московский адвокат в четвертом поколении, – старался никого не обижать отказом.
Волик был не один. В открытую дверь его кабинета Шеметова увидела и утреннюю даму, ту, что сидела с утра на посетительском диванчике. Дама сначала внимательно смотрела на Вольку, а потом перевела взгляд на адвокатессу.
Очень внимательный и очень спокойный взгляд.
Томский прикрыл дверь, оставшись наедине с потенциальной доверительницей, а Шеметова и Багров пошли отдаваться в лапы привокзального общепита.
У Ольги осталось некое послевкусие от встречи глазами с дамой. Что-то в ней казалось необычным. Точнее, все казалось: от странного, старинного какого-то выговора до странного, тоже не здешнего, вида.
Тем временем коллеги вышли на полную людей, машин, трамваев и троллейбусов грохочущую улицу, и новые впечатления полностью вытеснили из Ольгиной головы мысли о клиентке их конторы.
Теперь она думала только про одно обстоятельство. Да и не про обстоятельство вовсе. А про человека.
Конкретно про Олега Всеволодовича, неспешно вышагивавшего рядом, с красиво шевелившейся на свежем ветерке каштановой гривой роскошных волос. Шел он неспешно, но каждые два шага его длинных тренированных ног (горнолыжник и велосипедист) требовали три шажка от Ольги Шеметовой. Ведь крупная – это не обязательно высокая.
Ольга открыто любовалась коллегой, не мечтая даже о возможности заполучить когда-нибудь такое чудо. Точнее, мечтая, конечно. Но не особо надеясь. Чудо – оно и есть чудо.
Багров был не просто красавец и профи. Багров был боец и гордость адвокатского корпуса. К своим тридцати семи Олег Всеволодович заслужил репутацию человека, с которым отнюдь не жаждали связываться процессуальные противники. А врожденный азарт делал Багрова еще более опасным для «противной стороны», как частенько двусмысленно именовались в судебных баталиях соперники.
Этот же азарт иногда его и подводил.
В данный конкретный момент Олег Всеволодович ожидал решения Адвокатской коллегии по жалобе, поданной на него работниками прокуратуры. Жалоба была не вполне адекватной, но задачу вывести адвоката из процесса вполне смогла выполнить. Защищал он парня, обвиняемого по сто пятой статье в умышленном убийстве. Багров, тщательно изучив обстоятельства дела, пришел к выводу, что подзащитный убийства не совершал, а потому требовал его полного оправдания. Такого рода приговоры – крайняя редкость для отечественных судов, зараженных обвинительным уклоном (зря, что ли, следствие трудилось?).
Вот на одном из заседаний Олег Всеволодович и воззвал к чувствам женщины-судьи, пообещав ей в случае несправедливого обвинительного приговора «мальчиков кровавых в глазах».
Он был хорош в своем запале и необычайно убедителен. Что не помешало прокурору подать на него жалобу «в связи с прямой угрозой участникам судебного заседания». Вряд ли, конечно, коллегия лишит адвоката звания за цитату из Пушкина. Но из процесса человека вывели. Точнее, из его официальной части.
Потому что и теперь Олег ходил на все заседания, только сидел не на привычном месте, а в первом ряду, в зале, молча сверля судью укоризненным взглядом.