Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи
Шрифт:
Точнее, не из армии, а с флота. Три долгих года на ракетном крейсере, два дальних похода. Отличник боевой и политической подготовки, о чем свидетельствовали сверкающие значки на могучей груди.
Пил с родственниками и друзьями всего два дня, хоть и крепко. Потом день отлеживался, не принимая ничего, кроме огуречного рассола.
А на следующее утро – Анечка как раз вернулась с утренней дойки, вымылась и позавтракала – пришел с целой делегацией в ее дом делать официальное предложение. Возглавлял «посольство» сам Мирон Андреевич, председатель
Да и вообще он Анечке симпатизировал, как и подавляющее большинство всех тех, кто с девушкой общался.
Впрочем, с дел сразу начинать невежливо. Поэтому начали с обильного угощения.
Анечка о времени сватовства – да и самом предстоящем сватовстве – была не в курсе, три дня провела в Архангельске, выбирая себе заочный техникум, а вот Мария Петровна подготовиться успела. Одних пирогов было видов десять, в том числе огромная круглая «калитка» с белорыбицей, мясные кулебяки, сладкие ватрушки с брусникой, тонкокорые нежные пирожки с яблоками, с черникой и с вишнями.
Потенциальный жених был весел и целеустремлен. Рассказывал про свои подвиги в морских походах и про высокие горизонты, открывшиеся перед бравым старшим матросом: его, успевшего на флоте вступить в партию, пригласили на курсы участковых милиционеров. Карьера открывалась блестящая. Без всякого училища можно было стать офицером МВД, обеспечив надежный достаток будущей семье.
Наевшись и напившись (второе касалось только делегации, сам жених оставался почти трезв), гости приступили к главной части мероприятия.
– Ну что, Петровна, – начал Мирон Андреевич. – Как говорится, у тебя – товар, у нас – купец. И товар красен, и купец хорош.
– Да уж, – согласилась расслабившаяся Мария Петровна. – Так оно и есть.
И за дочку ей было не стыдно, и потенциальный зять ничего, кроме хороших чувств, не вызывал: сильный, огромный, с понятным будущим и правильным прошлым – судя по нагрудным знакам, отслужил достойно. А надо сказать, в те времена и в тех местах парни, откосившие от армии, и парнями-то считались с натяжкой. Здесь же было все явно по-человечески.
– Опять же, фамилию не менять, – хохотнул председатель.
И это тоже было правдой.
У Алешки была фамилия Куницын, как, впрочем, еще у доброй половины односельчан. Вообще в Заречье в ходу было только две фамилии: Куницыны да Рыбаковы, что косвенно свидетельствовало о том, что жизнь сельчан на протяжении столетий была связана с заполонившими край реками, озерами и лесом.
Гости степенно уселись за стол, не спеша, зато основательно приступив к поглощению наготовленных Марией Петровной вкусностей.
Все было вроде как хорошо и правильно. Но понимающие люди потихоньку начинали
Ритуал явно пошел не по запланированному пути.
По запланированному Анечка должна была сесть рядом с будущим женихом. Но не села, устроившись рядом с матерью. Вон он, стул, в красивом белоснежном чехле, пустует. А будущий жених вдруг взял да налил себе сам рюмку водки. Вообще-то имел право. Но налить ему должна была Анечка. На крайний случай – ее мама.
Через десять минут, несмотря на вкуснейшую еду и питье, обстановка сгустилась до крайности. Мрачный председатель решил, что пора расставить точки над «и».
– Ну так что скажешь, красавица? – спросил он погрустневшую Анечку. – Как тебе наш жених?
– Хороший у вас жених, – несколько двусмысленно ответила Куницына-младшая. – Очень хороший. Любая свободная девка счастлива будет.
– А ты что, не свободная? – мрачно спросил будущий милиционер.
– Не обижайся, Алешенька, – тихо сказала Аня. – Ты замечательный парень. Но я люблю другого.
– Кого же? – совсем набычился однофамилец, почуяв соперника.
– Витьку Рыбакова жду. Любим мы друг друга. Через полгода придет.
Неожиданная новость слегка разрядила обстановку, убрав царившую до того полную непонятку. Даже Анечкина мама удивилась. Не было ни одного претендента в зятья, а тут сразу двое.
Конечно, Витька Рыбаков в материнской табели о рангах стоял несколькими строчками ниже красавца моряка-эмвэдэшника.
На годик помладше, но тоже вполне материальный, основательный вариант, разве что ноги у паренька кривоватые из-за не выявленного вовремя рахита. И рост не гвардейский. Поэтому дослуживал сейчас парень не на флоте, как его неудачливый соперник, а в стройбате, где работал – тайн в деревне нет – водителем автокрана.
Впрочем, Анечкина мама, услышав от дочки такую глобальную новость, тут же перевела новоявленного зятя на пару строчек вперед: водитель автокрана должен был привезти из армии немало денежек, да и здесь, после дембеля, легко найдет хорошую работу.
А что ноги кривоватые – кто ж их будет под одеялом разглядывать?
Но не все смирились со сменой матримониальной концепции.
Алешка Куницын весь побагровел от гнева. Хотел что-то выпалить, но сдержался. Точнее, был сдержан председателем и еще одним мужиком, которые на пару что-то коротко, но веско пробормотали неудачливому жениху в уши.
Видно, недостаточно веско. Потому что Алешка все-таки встал, надвинувшись горой над сидевшими за еще полным столом гостями.
– Ладно, я понял! – сказал он. – А вот ты, Анька, не понимаешь! Что, променяешь меня на Витьку? Его ж с первого раза даже в армию не взяли! На второй год мать упросила. Леший кривоногий! Ты что, не знаешь? Ты посмотри на нас рядом!
– Не обижайся, пожалуйста, Алешка, – тихо сказала Аня. – Я ни в чем перед тобой не виновата. И десять лет на вас обоих смотрела. С тобой дружила. А в него влюбилась.