Защитник. Второй пояс
Шрифт:
Повернув голову, я с некоторым трудом заметил слева фигуру в тумане. Правда, голос давно подсказал мне, кто это.
Ирая.
Заметив моё движение, она понизила голос. Теперь он искажался и глушился туманом облака, но всё равно был слышен:
— Римило, выбирайся. Нам нужно поговорить.
Я вздохнул. Ну раз уж она тут кричала про Стражей, не особо волнуясь, кто её может услышать, то не стоит думать, что я могу просто отвернуться и продолжить медитацию.
А услышать мог кто угодно. В этом тумане можно стоять в тридцати шагах и уже оказаться невидимым. Туман тоже вода, но даже мои ощущения в нём не простираются дальше сотни шагов. Хорошо не орала мое настоящее имя.
Поэтому я поднялся и сделал первый шаг. К берегу. Смиряясь с тем, что моя медитация окончена.
К тому же стоит быть честным с самим собой: пусть я и потерял ощущение времени, но уже несколько дней, как всё, что я мог взять от этого места и зелья — исчерпалось. Нужно отдохнуть, осознать полученное, попробовать отыскать новые смыслы в Формах и всё такое. А главное, проверить себя и число узлов. Обманываюсь ли я в ощущениях или нет? Сумею ли я покорить вершину?
Хорошо, кстати, что Ирая не додумалась дойти до меня по камням. Не думаю, что кто другой, не отмеченный водой, сумел бы верно ощутить их на дне. И хорошо, что она не стала кидать в меня какие-нибудь камни.
Плохо то, что я, вообще, ей понадобился.
Едва я вскарабкался на берег, как она шагнула ко мне:
— Римило.
Но я лишь вскинул руку, обрывая её слова. Стёр с лица капли, затем вытащил из кисета проверочный артефакт.
Принялся вливать в него силу и стихию. Уже одно то, сколько времени я сумел удержать этот вливаемый поток, говорило о многом, но мне нужен был точный ответ.
Цифры на артефакте сменяли друг друга.
Двести шестьдесят узлов. Граница восьмой звезды.
Двести семьдесят два узла.
Двести девяносто узлов. Граница девятой звезды.
Двести девяносто один.
Цифра на миг расплылась, сменяясь...
Нет, не сменяясь.
Двести девяносто один.
Девятая звезда и один узел сверху.
Осознав это, я на миг стиснул зубы. Как так? Шагая сквозь поток, я до последнего гнал мысли о том, сколько точно я возьму узлов. Гнал, но всё же! Я в городе Древних, со средним зельем Стихиального Единения. На площадке медитации, которая была создана для таких, как я. В этом Гилай был совершенно прав. Никто из пришедших со мной не мог бы получить в этом месте столько, сколько получил я.
Никто!
Никто из тех, кто тоже носил в волосах голубые пряди, не попытался даже войти в поток на краю водопада. Им, похоже, всем хватило площадок на этажах Павильона и на берегу реки. Они даже не подумали спуститься к реке.
А я, сидя в центре силы этого водопада, не сумел добраться до пика этапа.
— Римило! Ты ополоумел?
Я ожёг взглядом Ираю, но втянул в себя вырвавшуюся из меня силу и туман стихии.
Ладно. Ладно. Я передохну, поем, наконец, обдумаю всё, потренируюсь в техниках. И повторю свой заход в водопад. Вдруг?
И пожалуй, можно заняться этим не в одиночестве, а поискать Виликор. Сколько дней назад я хотел ещё одну беседу?
А ещё у меня есть Сердце моей стихии. Чего я вообще так взъярился? Ну не помогло мне зелье Древних взять вершину этапа, так, кроме среднего, есть ещё и большое зелье. И, между прочим, оно для стихии воды есть в хранилище магистра Ордена.
Не всё за один раз. Я вернусь в Академию, заставлю дизирцев пожалеть о своей глупости, а затем уничтожу тьму и стану Предводителем Воинов.
Не сегодня. Просто не сегодня.
Я уже сделал с десяток шагов по камню тропинки, когда за спиной раздался возмущённый вопрос:
— Ты куда? Ты что, даже не собираешься меня выслушать?
Опомнившись, я замер, обернулся к Ирае. И впрямь. Для чего-то ведь она меня отвлекла от медитации?
Несколько мгновений Ирая пыталась испелилить меня взглядом, затем мотнула головой и подошла ближе. С каждым шагом она словно теряла своё возмущение и на глазах бледнела. Точь-в-точь как тогда, когда мы обнаружили кровь и тела под куполом паутины.
А ещё я обратил внимание, что руки у Ираи свободны, пропал привычный мне меч, с которым она не расставалась, прижимая к груди. И сейчас суетливо ломала пальцы, замерев в шаге от меня. Да и просьба её ошарашила меня:
— Римило, уговори Гилая не идти наверх, а вернуться в Академию.
Даже переспросил:
— Я? Я должен его уговорить?
— Да. Больше некому. Он не желает меня слушать.
Я потёр бровь, спросил:
— А ты, вообще, знаешь, что в прошлую нашу встречу мы с ним разругались?
— Знаю.
— И после этого ты думаешь, что он станет меня слушать? Зря.
Ирая сглотнула:
— Я же говорю, больше некому. С ним уже все говорили.
Я расхохотался:
— Отлично. Ему все уже настолько надоели этим, что он и хотел бы, не откажется от своего решения. Можно и мне не ходить.
Ирия шагнула ближе, стремительно схватила меня за руку, я едва удержался от того, чтобы не отпрянуть:
— Римило, я тебя прошу, я тебя умоляю, поговори с ним, не дай ему уйти наверх. Ты умеешь уговаривать, ты сумеешь убедить его.
Я мягко, осторожно потянул руку из её хватки.
Ирая лишь вцепилась в меня сильней:
— Ну чего ты хочешь? Хочешь от меня долг жизни? Наложи на него Указ, который запретит ему уходить. Хочешь, я брошу Академию и перейду в твой отряд? Назови свою цену!
Я рванулся без всякой жалости, с треском жалобно рвущейся ткани моего халата, с выплеснувшейся из моего тела силой и стихией, которые буквально оттолкнула от меня Ираю шагов на десять.
Она замерла, ловя равновесие, медленно попятилась, отступая ещё на шаг, становясь в дымке тумана уже смутно различимой, поднесла к глазам оторванный рукав халата, а затем швырнула его себе под ноги: