Защитник

Каролина Анна

Его обычное невезение.

Автомобиль резко притормаживает, поворачивает налево, направо, снова налево. За деревом виден зеленый дом на несколько квартир, где живет Ясмина, где лежит ее тело.

Николас возвращается на место преступления.

Глава четвертая

Во рту у него пересохло, но он все равно пытается сделать глотательное движение, пытается утопить мысли о смерти сестры в желудочном соке. Но это не помогает. Она мертва. И вот теперь, когда он сидит один в полицейском автомобиле напротив ее дома, на Николаса накатывает полное осознание произошедшего. Футболка прилипает к телу, капельки пота

текут по вискам, сердце колотится так, что он дрожит всем телом. Это может быть и из-за наркотиков, но в основном из-за охватившего его ужаса. Может быть, лучше сдаться, объяснить, как все произошло. Но нет, они никогда ему не поверят.

Снаружи появляется еще один полицейский автомобиль, и два полицейских в форме осматривают безлюдную придомовую территорию, светят фонариками на фасад. Надзирательница и конопатый только что вскрыли дверь ломиком и исчезли в квартире. На полицейской волне по-прежнему говорят о взломе, утверждается, что окно около входной двери было разбито цветочным горшком, по полу рассыпана земля.

Николас наклоняется вперед и смотрит на переднее пассажирское сиденье, где лежат его вещи – телефон, ключи и бумажник. Он фокусирует взгляд, чтобы рассмотреть, действительно ли стер кровь с экрана, потому что не уверен в этом. Сейчас стало неочевидно, что это кровь, но совершенно ясно, что с экрана что-то пытались стереть. Впрочем, разве не все телефоны выглядят одинаково? Они все в жирных отпечатках, остатках еды и разного рода жидкостях. Он откидывается назад, сидит в неудобной позе, чуть завалившись набок, потому что руки скованы за спиной. Прежде чем выйти из автомобиля, полицейские надели на него наручники – наверное, не хотели рисковать.

Да еще и дверь заперли. Впрочем, это не мешает Николасу пытаться извернуться и дотянуться до ручки, но, когда он нажимает на нее, ничего не происходит.

Снова оживает рация. Полицейские остановили автобус, но никто из пассажиров не подходит под описание подозреваемого. Однако водитель рассказал, что молодой человек в колпаке Санта-Клауса сошел на улице Ульвундавэген.

Николас хватает ртом воздух. Теперь он действительно влип.

Он рассматривает надзирательницу и конопатого, когда они выходят из квартиры, замечает, что их движения стали более быстрые, оживленные. Они что-то жестами показывают своим коллегам, держатся более напряженно. Надзирательница подносит рот к рации, которая торчит у нее из нагрудного кармана, и ее голос проникает сквозь дверцу и гремит внутри автомобиля, как гром:

– Мы обнаружили в квартире труп женщины. Это убийство.

Произнося слово «убийство», она смотрит на полицейский автомобиль, в котором сидит Николас. Смотрит с серьезным, даже обвиняющим выражением лица.

У него в глазах вспыхивает молния. Она думает, что это он убил женщину в квартире. Свою собственную сестру! Да они хоть знают, что это его сестра? Он всхлипывает, подавляет рвущиеся наружу рыдания и пытается встретиться с надзирательницей взглядом по большей части для того, чтобы не пропустить ничего из происходящего. Но вместо того чтобы пойти к нему – а он был убежден, что она это сделает, – она достает телефон и кому-то звонит.

Желудок сводит судорога, но внутри уже ничего нет, только кислотный рефлюкс, обжигающий отчаянием, паникой и облегчением. Именно облегчение жжет его изнутри сильнее всего. Крошечный шанс, что он справится. Ведь если бы они подозревали его в убийстве, то тут же бы задержали? Да он уже задержан, напоминает сам себе Николас. Но не за убийство. И они хотели его даже отпустить.

Улицу заливает свет множества синих мигалок, все вокруг заполняется людьми

в форме, которые натягивают ограничительные ленты и переговариваются по рациям. Гражданский автомобиль останавливается поближе к лентам, долговязый мужчина с фотоаппаратом снует туда-сюда и ищет хорошие ракурсы для фотографий.

Николас догадывается, что это журналист, потому что его все время прогоняют. В нескольких окнах появляются головы зевак, некоторые даже решаются выйти на улицу, кто-то даже в банном халате и резиновых сапогах на босу ногу.

Почему они его здесь оставили? Николас ничего не понимает, но, может быть, это к лучшему.

Из-за спин полицейских выныривает пожилая женщина с мохнатой собачкой, она тянет собаку за поводок, чтобы приблизиться к полицейскому в штатском, одетому в куртку-парку цвета хаки, мешковатые брюки и аккуратную шапочку, плотно сидящую по голове. Николас заметил его некоторое время назад. Ему примерно столько же лет, сколько Николасу, и вообще они похожи, вот только лицо у полицейского более смуглое. Он держит у уха мобильный телефон и увлеченно разговаривает с кем-то, но при этом жестами показывает некоторым из своих коллег, что им следует делать. В его манере держаться чувствуется уверенность в себе, и, если бы они играли на одном поле, Николас хотел бы видеть его товарищем по команде, а не соперником.

Когда женщина приближается к нему, полицейский в штатском кладет телефон в карман куртки и делает шаг ей навстречу; кажется, ему плохо слышно, что она говорит. Собачонка испуганно отпрыгивает от его ботинок, жмется к ногам хозяйки, и обе они дрожат. Женщине наверняка холодно, на ней ведь только тонкая кофта.

Николас замечает, что полицейский в штатском явно интересуется тем, что говорит женщина, и внутри него растет неприятное чувство. Полицейский тем временем заинтересованно кивает и смотрит в том направлении, в котором указывает женщина.

Именно туда и побежал Николас, когда вышел из квартиры.

Он сглатывает. Значит, эта женщина и есть информатор, это она за ним и следила? В следующее мгновение она указывает на окно, в котором он прошлым вечером, когда дрался с Санта-Клаусом, заметил движение занавески.

Само собой. Старуха, которой больше нечем заняться, кроме как следить за соседями. Да ее еще и понесло куда-то.

Николас стискивает челюсти, понимая, что проиграл, но ничего не может сделать, уже ничто не имеет значения.

Разговаривая с женщиной, полицейский в штатском делает пометки в блокноте. Время идет, проходит пять минут… а может быть, и все двадцать, которые кажутся Николасу вечностью. Что она ему рассказывает? Что она видела? Наконец они заканчивают разговор, и противная старуха удаляется, таща за собой собачонку, а полицейский направляется в сторону автомобиля, где сидит Николас. Он отворачивается, надеясь на тонированные стекла, и так сильно сжимает большой палец в кулаке, что тот начинает пульсировать. Тогда Николас наконец разжимает кулак и снова смотрит в окно автомобиля.

Старушенция ушла. Когда максимальное напряжение спадает, он переводит дыхание. Щиплет себя за спину, куда может дотянуться. Он должен убедиться, что все это происходит на самом деле – вся эта сцена, что разыгрывается сейчас снаружи. Чувствует себя в дурном автокинотеатре, где занял место в первом ряду.

Николас настораживается, когда полицейский в форме подходит к автомобилю и заглядывает внутрь, чтобы убедиться, что зрение его не обмануло. Выправка у полицейского военная. Он идет вразвалку, подходит ближе, наклоняется к стеклу и смотрит на Николаса в упор. Затем подзывает конопатого и показывает пальцем на Николаса: