Защитник
Шрифт:
На одну секунду я позволяю себе лежать здесь, в безопасности его объятий, прежде чем наступит паника.
Потому что она всегда наступает.
Я отстраняюсь, натягиваю одеяло на грудь, чтобы прикрыться, и прижимаюсь спиной к изголовью кровати.
— Какого черта, Ис?
Истон провел рукой по моему бедру, и, черт возьми, снова пошли мурашки по коже, а затем последовал буквально коленный рефлекс, когда он меня защекотал.
Например, может быть, я его немного его пнула.
И,
Серьезно, что может быть унизительнее этого утра?
Истон падает на пол, запутавшись в одеяле, и я смотрю на него.
— Какого черта, Линди?
Я не могу поверить, что это происходит.
Закрываю глаза, когда меня захлестывает смущение, сопровождаемое ледяными волнами паники. Глубоко вздохнув, закрываю лицо руками. Только когда отдергиваю руки назад, я с ужасом смотрю на большой, толстый бриллиант идеальной огранки, сидящий на моем безымянном пальце, рядом с соответствующим кольцом.
Обручальное кольцо.
Мой рот открывается и закрывается несколько раз, пока пытаюсь подобрать слова. Затем я перевожу взгляд с прекрасного кольца с бриллиантами и платиной на аппетитного мужчину, стоящего сейчас у подножья кровати, без рубашки и в темно-синих трусах-боксерах. Каждый дюйм его прекрасного тела выставлен на обозрение. Мышцы растягиваются под натянутой кожей. Вены вздуваются. Мне бы хотелось насладиться этим зрелищем, если бы не шок, который, я почти уверена, меня ждет. Потому что на его левом безымянном пальце тоже есть простая черная полоса.
— Мои глаза здесь, принцесса.
Я поднимаю голову, глядя на его глупую ухмылку, бросаю подушку ему в лицо и поднимаюсь на колени.
— Не хочешь сказать мне, почему у меня на пальце обручальное кольцо, Истон Хейс?
— Совершенно уверен, что это потому, что ты моя жена, Мэдлин Хейс.
— Прости. ЧТО? — кричу Истону, встаю и пытаюсь закрепить вокруг себя простыню, в то время как под кожей бурлит истерика. — На секунду мне показалось, что ты сказал, что я твоя жена. Но это не может быть правдой. Я имею в виду, это безумие, — изо всех сил пытаюсь завязать эту дурацкую гребаную простыню узлом, чтобы можно было двигаться, не высвобождая грудь, но, кажется, мне это не удается, потому что руки не перестают трястись. — Я не могу быть твоей женой. Я даже не твоя девушка, — когда все еще не удается завязать чертову простыню, я хватаю с пола белую футболку и делаю шаг к Истону. — Как именно я могу быть твоей женой?
Истон выхватывает футболку из моих рук и натягивает ее через голову, как будто я долбаный ребенок, и мне остается только просунуть сквозь нее руки с его помощью. Мой муж.
— Какого черта, Ис?
Его взгляд смягчается, когда я бросаю простыню на пол и выхожу из нее. Футболка доходит до середины бедра, закрывая все важные детали, и на секунду я чувствую себя немного лучше, пока он не
— Что последнее ты помнишь, Линди?
Я закрываю глаза, пытаясь не обращать внимания на то, как приятно, когда меня так держат, и пытаюсь сосредоточиться на прошлой ночи, но от этого голова болит в десять раз сильнее.
— После всех шотов все стало немного неясным.
О Господи. Очень много шотов.
— Были танцы.
— Да, детка. Были танцы. Много танцев, — бормочет он, проводя большим пальцем по моей скуле.
Я наклоняюсь к нему, и затем мои глаза распахиваются.
— Ты перекинул меня через плечо, как мешок с грязным бельем, — восклицаю я, и сексуальный смех грохочет в его горле.
— Ты перекидывала через плечо много мешков с бельем, принцесса? — он сгибает колени и прижимается лбом к моему, когда я не смеюсь над его глупой шуткой, а вместо этого изо всех сил пытаюсь сдержать слезы, которые угрожают наполнить мои глаза. — Давай, Линди. Постарайся вспомнить, что произошло после этого. Мне нужно, чтобы ты вспомнила и запомнила остаток ночи.
Я качаю головой и тут же сожалею об этом движении, поскольку моя голова грозит снова взорваться.
— Как ты остался трезвым, Ис? Ты выпил столько же шотов, сколько и я.
— Я не был полностью трезв. Но не был пьян до потери сознания. И не думал, что ты до такой степени. По крайней мере, не тогда. Когда после этого мы все забрались в автобус для вечеринок, ты и Эверли начали пить шампанское прямо из бутылки, я подумал, может быть, ты будешь чувствовать себя не слишком хорошо сегодня, — он наклоняет мое лицо к своему, и я потрясена той болью, которую вижу там. — Но я не ожидал, что ты ничего не вспомнишь.
— Ист… — меня прервал стук в дверь гостиничного номера.
— Мэдлин Кингстон, поцелуй своего мужа на прощание и двигай своей задницей. Самолет вылетает через час, — когда я не отвечаю ей сразу, слишком занятая тем фактом, что она только что сказала мне поцеловать мужа, она снова стучит. — Я звонила тебе все утро. А теперь ответь на чертов телефон или открой чертову дверь.
Думаю, это Эверли разбудила меня раньше.
Значит один вопрос решен.
Осталось еще около миллиона.
Я отступаю от Истона, пересекаю комнату и приоткрываю дверь.
— Дай мне минутку, ладно?
Она просовывает руки в щель в двери и сует мне одежду.
— Поторопись и попрощайся с любимым мальчиком. Мы ждем тебя, и мне нужно знать, что сказать маме.
— Твоей. Что? — шепчу, и у меня перехватывает дыхание. — Твоя мама? Твоя мама знает? Моя мама знает?
Пожалуйста, дорогой милый младенец Иисус в яслях.
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не говори моей маме об этом.
— Эверли, — кричу я и открываю дверь. Только вместо Эверли была пустота.