Засекреченный полюс
Шрифт:
– Макар Макарыч, - прервал его рассказ Щетинин, - а ты, часом, не ошибся? Их вроде бы было только трое: Ушаков, охотник-промышленник Журавлев и радист Вася Ходов. Так, во всяком случае, написано в книге Ушакова "По нехоженой земле".
– Нет, Жора, не ошибся, - сказал Никитин.
– Их действительно было четверо. К сожалению, имя четвертого участника экспедиции геолога Урванцева много лет нигде не упоминалось. Его арестовали в конце тридцатых годов, и военная цензура распорядилась вычеркнуть его фамилию из рукописи. Пришлось подчиниться, иначе книга не увидела бы свет.
– Макар Макарович замолчал, разминая папиросу.
– Ну и чем же закончилась эта экспедиция?
– спросил Дмитриев.
– Два года провели полярники на Северной Земле. Во время санных экспедиций они прошли на собачьих упряжках более 5 тысяч километров и установили, что Северная Земля - архипелаг, состоящий из четырех крупных и десятка мелких островов, общей площадью около 37 тысяч квадратных километров. Экспедиция составила подробную карту архипелага, дала названия островам и проливам, горам и ледникам. Урванцев с Ушаковым описали геологическое строение, животный и растительный мир. Работа экспедиции была оценена научной общественностью как величайшее географическое открытие XX века.
Пока Никитин рассказывал историю открытия и изучения Северной Земли, я невольно вспомнил свое первое знакомство с ней. Это памятное событие произошло в начале апреля 1949 года. Наш экспедиционный самолет опустился на лед пролива Красной Армии, разделявшего острова Комсомолец и Октябрьской Революции. Здесь располагалась промежуточная база экспедиции "Север-4". С нее запасы бензина, продовольствия, научное оборудование затем доставлялись в район Северного полюса. Перед моим мысленным взором возникла серая, запорошенная снегом громада мыса Ворошилова, нависшая над кромкой берега, и купола КАПШей, черневшие на девственно-белом снегу пролива. Взволнованный встречей с "настоящей Арктикой", я не удержался и, закинув за плечи карабин, отправился в свое первое полярное путешествие к островку, возвышавшемуся среди льдов в километре от лагеря. Я долго карабкался по его скалистому обледеневшему склону и наконец, добравшись до вершины, замер, пораженный открывшейся картиной. Передо мной до самого горизонта простиралось закованное в лед море Лаптевых. Во всех направлениях тянулись гряды торосов, сверкавших под лучами незаходящего полярного солнца. По белесо-голубому небу, словно догоняя друг друга, мчались лохматые, похожие на клочья ваты облака. Меня охватило волнующее чувство первооткрывателя. Наверное, в эти минуты я ощущал себя Пири, Нансеном, капитаном Гаттерасом. Я словно забыл о времени, всматриваясь в необъятные просторы Арктики.
24 марта.
Сегодня природа еще раз побаловала нас зрелищем полярного миража. Правда, очертания "земли" несколько изменились, но впечатление, что перед нами остров, было поразительным. И подумать только, что это всего-то навсего оптический обман, вызванный преломлением световых лучей при прохождении через слои воздуха с разной плотностью. Прямолинейный луч света, отраженный от какого-нибудь предмета, искривляется, образуя дугу, превышающую радиус Земли. При этом видимый горизонт расширяется и повышается. Поэтому эти объекты, скрытые за горизонтом, становятся видны наблюдателю. При плавании в Арктике не раз обнаруживали открытую воду среди ледяных полей или груды торосов, находившиеся на большом отдалении. Это явление называется рефракцией. В тех случаях, когда нагретый слой воздуха оказывается внизу, а холодный и более плотный над ним, траектория светового луча имеет выпуклость вниз и отдаленные предметы представляются наблюдателю в перевернутом виде.
Я припомнил Э. Миккельсена, описавшего юмористический случай, связанный с рефракцией. Однажды его спутники по экспедиции Унгер и Поульсен увидели на пригорке мускусного быка. "В каждом, - вспоминал Миккельсен, - мгновенно проснулся охотник, оба поползли на брюхе по всем правилам искусства, укрываясь в русле высохшей речушки. Наконец они приблизились к ничего не подозревавшему животному на расстояние выстрела и уже подняли ружья, как вдруг - что такое? Никак у животного хвост? И впрямь, оно вдруг замахало хвостом, громко залаяло и бросилось навстречу бравым охотникам, которые, наверное, готовы были спрятаться в мышиную норку, убедившись, что зверь, к которому они так осторожно ползли, - одна из их собственных собак". Вот они - шутки рефракции.
Полярным мореплавателям не раз миражи внушали чувство удивления, смешанного с благоговейным ужасом. Во время полярной экспедиции Виллоуби неожиданно налетевший шторм разнес суда на большое расстояние друг от друга. И вдруг моряки одного из судов увидели опрокинутое изображение другого высоко в небе. Он плыл мачтами вниз, словно взлетел в небо и там перевернулся. Изображение было настолько четким, что можно было без труда узнать пропавший корабль.
Ярко описал мираж Николай Васильевич Гоголь в своей "Страшной мести". "За Киевом показалось неслыханное чудо: вдруг стало видимо далеко во все концы света. Вдали засинел лиман, за лиманом разливалось Черное море. Бывалые люди узнали и Крым, горою поднимавшийся из моря, и болотный Сиваш. По правую руку была видна земля Галичская.
– А то что такое?
– спрашивал собравшийся народ, указывая на далеко мерещившиеся на небе и большие, похожие на облака серые и белые верхи.
– То Карпатские горы, - говорили старые люди..."
Но, пожалуй, самым удивительным был мираж, наблюдавшийся экипажем бременского судна "Матадор". Из легкого тумана прямо навстречу ему вынырнуло, рассекая волны, большое парусное судно. Моряки в ужасе ожидали столкновения. Но "Летучий голландец", они именно за него приняли корабль, мчащийся на всех парусах, вдруг изменил курс и исчез. Только прибыв в чилийский порт Галатеа Буэна, капитан "Матадора", описав встреченный корабль, с удивлением узнал, что видел призрачное отображение датского корабля, находившегося в тот момент за 1700 километров от "Матадора".
25 марта.
Комаров чуть свет ушел на аэродром, посмотреть, в каком состоянии посадочная полоса. Возвратился он только в полдень, злой и расстроенный.
– Что-то вы сегодня не в духе, Михал Семенович?
– спросил Сомов, увидев его хмурое лицо.
– Будешь не в духе, - отозвался Комаров, - если аэродром пропал.
– Как это пропал?
– недоуменно спросил Сомов.
– Нету аэродрома, унесло его куда-то. Вроде бы никаких серьезных подвижек последние дни не было, а он словно в океан провалился.
– Ну и что же будем делать? Ведь скоро Мазурук снова собирается нас навестить.
– Надо искать новый. Вот отдохну, а потом прихвачу пару ребят и отправимся искать подходящую льдину.
– Это зачем же?
– вмешался Яковлев, незаметно подошедший к собеседникам.
– Вот Михал Семенович сетует, что аэродром пропал.
– Пропал?
– удивился Гурий.
– Да мы с Ваней только что по нему гуляли, хотели взять пробу молодого льда.
– Брось заливать, Гурий, - окрысился Комаров.
– Ты, Семеныч, не горячись, - миролюбиво возразил Яковлев.
– Ты где его искал?
– Как где? Пошел вдоль гряды торосов, знаешь, там есть такая льдина, похожая на белого медведя, а потом завернул направо.
– Вот тебе и на, - усмехнулся Гурий, - так ведь аэродром совсем в другой стороне.
Комаров смущенно потоптался на месте.
– Неужели я перепутал?
– Значит, перепутал. Аэродром целехонький, на том же самом месте, где мы принимали последний раз Мазурука.
И действительно, "непогрешимый" Комаров на этот раз ошибся. Следом за Гурием, взявшим на себя роль Сусанина, мы отправились на аэродром. Он действительно оказался целым и невредимым, если не считать десятка небольших трещин. Навести на нем порядок было для нас сущим пустяком.