Засекреченный свидетель
Шрифт:
— Простите еще раз, Нина Андреевна. И примите соболезнования.
— Ничего. Я свыклась уже. Скучно только одной. Вот и потащилась Ларочку повидать. А теперь вот и она… — Старушка шмыгнула носом.
— И как она там?
— Работала. Отдыхала и работала. Каталась на лыжах, говорит. Но когда я приехала, сидела за компьютером и пальцами быстро-быстро…
— Статью писала?
— Да. Жаловалась, как ее цифры достали.
Яковлев, как хороший сеттер, сделал охотничью стойку.
— Она что-то считала?
— Да что вы? — всплеснула руками
— Погодите-ка. Какой рюкзачок?
— Голубенький такой. Не очень большой, но тяжелый, похоже.
— В номере никакого рюкзачка не обнаружено.
— Может, Виталик взял? Вы у него спросите!
— А кто это, Виталик?
— О, красавчик! Телохранитель ее. Лара хвасталась, что он не какой-нибудь частный охранник, а сотрудник из органов. И хранит ее тело и секреты. Вы поинтересуйтесь у него.
— Хранит, значит, секреты, говорите? — Выражение физиономии Яковлева не предвещало хранителю ничего хорошего. — Уж мы поинтересуемся. Будьте уверены!
Глава 8
1
— Ну что, Виталик? Чем похвастаешься?
Трое мужчин выбрались на небольшую лесную полянку почти одновременно. Майор Бочкарев шутливо щелкнул резиновыми каблуками охотничьих сапог и протянул шефу корзинку, прикрытую сверху еловой лапой.
Орехов приподнял ветку, и глаза его полезли на лоб.
— Жека! Ну-ка погляди на эти поганки!
В корзинке Бочкарева лежали лопушистые коричневые шляпки, покрытые крупными, более темными чешуйками, перекрывающими друг друга, словно черепица на крыше.
— Ужас! — Степанов шутливо отшатнулся, прикрывая рукой глаза. — Однако, Лева, должен заметить, что подход у коллеги правильный. Карьеристский. Мы, как дураки, за качество радеем, белые выискиваем, а корзины пусты. А у майора полным-полна коробочка. Даром что мухоморы. Смотри, Лева, подсидит!
— Сам ты мухомор, — незлобиво усмехнулся Бочкарев. — Это саркодон. Я, когда в «вышке» питерской учился, специально за Сосново ездил, дожидаясь, когда «слой» пойдет. Они в сентябре только. И только в хвойных лесах. Не такие вкусные, как боровики, конечно, но зато их косой косить можно. Даже странно, что тут обнаружились.
— А это тебе не сосны? — повел руками Орехов.
— Они, — сверкнул безупречными зубами Виталик. — Хоть и не Карельский перешеек. Я просто не ожидал, что этот гриб водится и в Подмосковье.
— Наверное, довольно редкий. А может, я раньше не обращал внимания, даже если и видел. Поганка и поганка.
— Все грибы съедобные, — назидательно заметил Евгений Степанов. — Просто некоторые один раз.
— Кстати, о съедобном, — Бочкарев, как и Орехов, никак не отреагировал на шутку спутника, слышанную сотню раз. — Не пора ли сделать привал? Перекусить. Да и без стопаря резкость в глазу что-то пропала.
— Скоро, — согласился Лев Николаевич. — Слышите гул? Это Каширка уже. Перейдем шоссе, на Сонино пойдем. Южнее деревни — просто царство белых. И если они уже пошли — наберем. Там и перекусим.
Три крепких мужика в высоких сапогах и непромокаемых накидках мышиного цвета углубились в мокрый от ночной измороси лес. Свой поход они начинали от станции Белые Столбы. В километре западнее станции начинается лиственный лес. И пока они брели к шоссе, Степанов с Ореховым взяли несколько подберезовиков. На часто попадавшиеся сыроежки, чернушки и валуи грибники не обращали никакого внимания. А Бочкарев ухитрился в сосновых посадках нарезать черепитчатого саркодона. В шести километрах от станции, южнее деревни Шебанцево, они пересекли Каширское шоссе и углубились в лесной массив к югу от Сонино. Когда же добрались до окрестностей деревни Курганье, решили наконец передохнуть.
— Ну что? Наведем резкость? — Степанов резко свернул пробку у «Гжелки», и водка забулькала по стопочкам.
Троих этих мужчин связывала дружба вот уже несколько лет. Не только общие служебные дела и внеслужебные делишки, но и чисто человеческое уважение и полное взаимопонимание. Осознание недостатков друг друга и готовность их простить. Осознание достоинств — и готовность искренне, без мелочной зависти, восхищаться ими.
Полковник Орехов командовал довольно большим по меркам их управления отделом. У него в подчинении было полтора десятка офицеров, от лейтенанта до подполковника, но только с этими двумя майорами он чувствовал себя спокойно. Не ожидая от избранных подчиненных ни невольной оплошности, ни сознательного подвоха.
Они давно соблюдали субординацию только на людях, вместе проводили свободное время, причем, как правило, прекрасно обходились без женского пола. Их связывали мужские забавы. Они ходили в баню именно париться, а не заниматься групповым сексом с приглашенными девицами. Они отправлялись на охоту, чтобы подстрелить зайца или фазана, а не похвастаться меткостью перед восхищенными дамами, ожидающими в охотничьем домике. В лес они шли набрать грибов, а не читать стихи романтическим спутницам.
Орехов лет пять уже был разведен. Выглядевший нестареющим греческим богом, казанова Виталик никогда и не был женат. А супруга Степанова — тверская деревенщина Натаха — любила ковыряться на кухне и никогда не лезла в дела мужа.
С тех пор как Лев Николаевич с помощью подручных провернул операцию со спортивными тренажерами, трио приятелей превратилось в отлично организованную криминальную банду, которая, почувствовав вкус огромных денег и опьяненная властью над жизнями других людей, не останавливалась теперь ни перед чем.
И так уж повелось, так сложилось исторически, что свои «корпоративные» проблемы они обсуждали только на лоне природы, где свидетелем их замыслов могло быть только небо.
— Уххххх! — шумно выдохнул Степанов и, занюхав горбушкой, отправил в рот хрустящий огурчик из баночки.