Зашифрованный план (Повести, рассказы)
Шрифт:
Тикают часы. Торжественная тишина.
На стене портрет Ильича. Висит расписание занятий. Яркий физкультурный плакат. Веер открыток — артисты в разных позах. На столике зеркальце, граненый флакон духов и книги. Пачка книг на стуле и раскрытая — на кровати.
— Ах, как чудно! — восклицает девушка и роняет письмо.
Глаза ее блестят. В прыжок она подлетает ко мне и трясет за плечи:
— Ну снимайте же! Ну снимайте же свою шубу. Хороший мой гость!
— Вот какая Ирина Макарова, —
— Удачно же вы пришли! — ликует она. — У нас никого, и день выходной. Солнце мое, тетя Аниса!..
Ирина не знает, как выразить свои чувства. То уронит голову и трясет густыми, стрижеными волосами, то встрепенется и бьет в ладоши.
— Вы, наверное, хотите есть? — вдруг решает она и вскакивает, но тут же садится опять. — Нет, я буду совсем серьезной. А то вы не знаю что вообразите обо мне!
Она полна самой неподдельной искренности. Я любуюсь девушкой и горд за наших, за прииск, откуда она пришла.
— Ах, если бы я могла вам помочь! — загорается снова Ирина получасом позже.
На меня она смотрит, как мне кажется, почти с благоговением. Перед нею ведь сидит заговорщик!
— Мы должны отыскать тетрадку! — настаиваю я. — И тогда план разведки превратится в громадную ценность!
— Постойте, — прерывает она, когда я упоминаю о Максакове, и хватает меня за руку: — Он смуглый, толстый, похож на цыгана?
— Ну да!
— Я знаю его! Он не раз приходил к Грингофу! Мне кажется, что Грингоф боялся его…
Из бега коротких слов ее я многое узнаю. Приехав в Ленинград, Рудакова вскоре умерла. Ее родственник, компаньон мужа, странный Грингоф, приютил Ирину… Теперь она независима, ученица драматической школы, комсомолка.
— А книги? — вспоминает Ирина, и глаза ее сияют, как синие звезды. — Книги и многие рукописи Рудакова сданы в библиотечный фонд… Вы не знаете этого фонда? Это какой-то книжный коллектор при Губнаробразе… Грингоф боялся держать у себя рудаковскую библиотеку. И он все сдал в прошлом году… Владимир Сергеевич, милый, не там ли сафьяновая тетрадь?
— Постойте, Ирина! — вскакиваю теперь уж и я. — Мы отыщем дорогу к этому фонду. Есть у вас телефон?
— Телефон в коридоре.
Я нажимаю кнопку «А» и говорю номер. Мне отвечает докторский баритон. Кричит:
— Узнал, узнал! И очень рад. Когда придете?
— Серьезнейшее дело, доктор. Как мне попасть в библиотечный фонд? Там оказались книги, прямо бесценные для нашего прииска…
— Попасть нетрудно, коллектор на Фонтанке.
Ну что за милый человек! Он добавляет:
— Сейчас идете? Я позвоню. Меня там знают, и вас допустят осмотреть…
— Ирина, все готово, — тихо и торжествующе шепчу я.
Она уже знает, что отказа ей не может быть, и говорит нетерпеливо:
— Тогда идемте!
10
О,
Еще утром вчера я был один. А сейчас и славный доктор со мной, и эта милая краснощекая девушка, нога в ногу торопящаяся за мной.
— Иван Григорьевич! — мысленно кричу я в пространство. — Скажи ребятам, что мы не спим!
Дом на Фонтанке — облупленный, в беспризорности опаршивевший особняк.
Вбегаем в ворота. Поднимаемся наверх. В валенках проходим по стертым, утратившим блеск паркетам.
Холод. Люди в пальто и в шубах. Шкапы из красного дерева, запотевшие от мороза, и ценные, золотом блещущие книги.
Просто вершились тогда дела! Едва назвал я фамилию доктора, как юноша, сидевший за столом, готово кивнул головой: пусть мы скажем, что нам угодно.
Объяснялась Ирина. Она долго хлопала по столу ладонью, ужасаясь непонятливости собеседника. Но своего все же добилась.
— Здорово померзнете, товарищи, — предупреждал нас заведующий. — И, может быть, не один день, потому что книг у нас очень много!
Нам пришлось направиться в соседний дом. Темные двери квартиры первого этажа и были входом в коллектор.
Заведующий снял печати и просто вручил мне ключ:
— Когда кончите, — заприте и передайте наверх… Возьмите немного дров. У камина лежит бумажная макулатура, ею тоже можно топить!..
Когда он ушел, мы взялись с Ириной за руки и, как ребята, стали плясать и хохотать. Славно устроились!
…Ну, а теперь за дело скорей, скорей! Пройдут минуты и, может быть, я решу загадку сафьяновой тетради, книжечки в красном, с золоченою буквой «Р»… Ирина ее не знает…
С чего начинать? Заведующий показал нам комнаты с неразобранной литературой. Пожалуй, здесь и надо искать.
Мы беспомощно стоим перед горами книг. Тома рядами затиснулись в стойки. Краснеют и блещут потухшими корешками. Лентами этажей, от самого потолка, разграфляют стены, осыпаются вниз грудой листков и обрывков.
И новая дверь, обрамленная кипами, — узкий проход среди толщ фолиантов в новую залу.
— Как страшно, должно быть, здесь ночью, — говорит Ирина. — Эти книги похожи на замерзших людей…
В двойных рамах скучают окна, посерелые от пыли. И воздух здесь неподвижный. Такой же сосредоточенный и полный, как и эти книги. Он полон запахом старины, тлением бумаги.
— Здесь, действительно, не жарко, — говорю я, очнувшись от первых впечатлений.
Мы решаем осматривать полку за полкой, вынимая книги только в красных переплетах. Ирина берет себе правую сторону у окна, я — левую.