«Засланные казачки». Самозванцы из будущего
Шрифт:
Однако, несмотря на все старания, нашел он немного. Кусок странного прозрачного материала, отдаленно похожего на бумагу с мясным запахом – видимо, в него заворачивали копченое мясо. И крохотную мягкую палочку, с фалангу мизинца. Алексей Иванович ее тщательно обнюхал и, как все некурящие люди, сделал однозначный вывод – сие есть иноземная папироса незнакомой ему марки. Да и крохотные буковки латиницей были на них хорошо видны – «Winston».
Бобков вышел из зимника немного расстроенным – находок оказалось слишком мало, чтобы сделать какие-либо выводы. Ясно одно – офицеры укрылись под крышей
Красные не могли найти, следовательно…
Вахмистр вышел наружу и посмотрел на солнце – до заката оставалось часа полтора, можно было поискать в округе. Не могли они не спрятать свои вещи, вот только где?
В поле, в снегу? Там и сам не найдешь!
Сарай красные на сто рядов проверили, весь снег вокруг разворошили и шашками истыкали. Тогда где искать – до леса идти далеко. Кругом только степь да торчит потухший вулкан, склоны которого поросли соснами и кустарником. Немного подумав, Алексей Иванович уселся в сани и погнал лошадей к этой одиноко возвышающейся сопке – именно там он решил поискать в первую очередь.
– Тпру!
Не отъехав и сотни шагов от зимника, Бобков заметил что-то красное, торчащее краешком из сугроба. Старик соскочил с саней и быстро подошел, чуть утопая подошвами в слежавшемся снегу.
– А это что за диковина?!
Потянул и обомлел – в его руках оказался мешочек из странного плотного материала, вроде вощеной бумаги. Примерно таким же, но гораздо более тонким и прозрачным был найденный в сарае обрывок.
Старик посмотрел вовнутрь – четыре книги, бумажник и моток тонкого черного шнура с какой-то странной коробочкой со штырьками. Он достал одну из книг и посмотрел на обложку.
– Боже милостивый!
Старик выронил находку из рук и истово перекрестился. Минутку постоял, собираясь с духом. Затем наклонился, взял книжку дрожащими пальцами и снова впился в нее цепким взглядом, испытывая жгучее желание протереть глаза рукой, ибо поверить в такое было совершенно невозможно: на обложке золотыми буквами шла надпись – «Создание и гибель Иркутского казачьего войска. 1917–1922 гг.»
– Боже ты мой! Что же это такое?!
Глава седьмая. Александр Пасюк
– Вы как себя чувствуете, Александр Александрович? Как ваша нога? Я видел, что она у вас была сильно поранена. С такими повреждениями в седле сидеть весьма затруднительно.
– Не совсем комильфо, Андрей Иванович, признаюсь честно, – Пасюк отвечал Шубину как можно беззаботнее, хотя внутри напрягся. Вот уже двое суток, как отряд пробирался сквозь заснеженные горы одним только казакам ведомыми тропами.
Каких это трудов ему стоило, Александр даже раньше предположить не мог – даже отлупцевавшие его прикладами красноармейцы не истязали его столь чудовищно, как это добровольное бегство с казачьим отрядом в близкую, как виделось, но очень далекую Монголию, как оказалось.
Промежность горела от потертостей, и без того побитая задница превратилась в тугой комок боли от постоянного ерзанья в седле. Одно дело в охотку часок на ипподроме поскакать за триста рублей, да на праздниках в седле покрасоваться, а другое вот так – через горы и перевалы, по еле набитым скользким тропам, да с подорванным здоровьем.
Но он-то еще ничего, привычный, а вот Артемов беспокоил изрядно. Парень не выдержал пути, и болтался в седле кулем с навозом, ходил раскорякой, чем вызывал смешки казаков в свой адрес. Да и сидел он на коне, как собака на заборе – наглядный пример современных «асфальтовых» казаков, большинство из которых категорически отказывается учиться хорошо забытому старому.
Ну, ладно, был бы только смех, перетерпеть можно – взгляды у станичников стали нехорошие, словно говорили, а «казачок-то засланный». И не только – теперь возле них постоянно терлись по два казака, и днем, и ночью, вроде как в помощь, но на самом деле, а это Пасюк просчитал сразу, несли ненавязчивую охрану.
Странным было еще одно – ни Шубин, ни второй офицер, сотник Скуратов, за эти дни не перемолвились с ним не словечком, даже на глаза ухитрились не попадать, пропадая то во главе отряда, то в арьергарде. И вот сам подъехал, и явно на разговор вызывает, от которого отказаться нельзя – не в том они положении.
– Ногу-то мне в юности конь копытами переломал, доктора кое-как ее заново собрали. Оттого на действительную не взяли, пластуном на такой не шибко походишь. Землицы у нас в Баталпашинском отделе маловато, оттого 1-й Хоперский полк выставляли, да еще 6-й пластунский батальон, в котором и отец, и дед мой службу завсегда несли.
Пасюк говорил с нарочитой открытостью, дружелюбно, с искренностью, без всякой опаски быть уличенным. Знал эту тему немного – и батя подробно рассказывал, и книг много прочитал, стараясь покопаться в родовом прошлом.
Да и понимал – чем больше деталей высыплет он сейчас, тем для него будет лучше, меньше настороженности у атамана вызовет.
– Гимназию в Невинке окончил, так нашу станицу Невинномысскую называют. Служил при войсковом правлении, по лесной части – зверье всякое охранял, да квоты на вырубку давал – леса-то у нас в горах маловато, да черкесы с карачаевцами рубят его безмерно. Ну и мастерил вещицы разные – слесарем хорошим стал, и по ружейной части ремонту и стрельбе наловчился. У тебя ведь, Андрей Иванович, тоже ладони не их благородия, а пахаря – вон какие натруженные!
Последнее было сказано с умыслом – Александр старался разговорить есаула, глядишь, что-нибудь и прояснится, уж больно скрытен офицер. А таким любой атаман будет – иначе и казаков, и себя от доверчивости излишней погубить можно запросто.
– Я с германцами воевал, до прапорщика дослужился, два «Георгия» получил и «клюкву», – есаул усмехнулся и демонстративно положил ладонь на рукоять шашки с красным темляком. – При Сашке Керенском сотником стал. В восемнадцатом на Байкале с красными бился, подъесаула войсковой Круг дал, ну а в прошлом декабре войсковой атаман генерал Оглоблин приказ на следующий чин подписал. А руки… А что руки – я же с детства на хозяйстве, скотина, земля. До войны постоянно отары и стада гонял из Монголии к Иркутску – город большой, мясца всем хочется. И табуны иной раз приводил. Да ту же облепиху возами – у нас в Шимках она каждый год хорошо урождается.