«Засланные казачки». Самозванцы из будущего
Шрифт:
Девчонка торопливо закивала головой, а из глаз покатились крупные слезы. Она не совсем понимала, что говорит казак: если замаскированный отказ, то для нее это станет…
– Как тебя, такую пигалицу…
Пасюк скривился, выбора у него не было. Победят моральные устои – погубит девчонку. Он решил, что некуда деваться, да и месяц воздержания свою роль сыграл, и то, что Галсан была не только красивой, но и крепенькой, как все степнячки. А, значит, и вытерпит процесс, и будущего ребенка выносит, раз лама так приказал.
– Ну что ж, будем делать тебе дитя! Понятно?!
–
– Зай, зай – банзай! Ложись давай и не болтай!
Родион Артемов
Это была не жизнь, а сказка! Афинская ночь, право слово!
Горячее женское тело обжигало, но уже не возбуждало. Приглянувшаяся ему поутру буряточка, та, которая «Драгоценность», оказалась прямо ненасытной нимфоманкой, испив его досуха, буквально до последней капли. Выжали как лимон и, судя по игривым касаниям, хотели продолжить сей увлекательный, но изрядно утомительный процесс.
– Нет, нет, Эрдени! – Родион искренне взмолился. – Хватит на сегодня, я уже больше не могу. Не надо… Да сколько можно! Я же человек, а не секс-машина какая-то, батарейки у меня разрядились! Спать, давай спать, вон рассвет уже наступает!
Небо в очаговом отверстии сделалось уже серым, звезды начали терять свою яркость. Он никак не ожидал, что прозанимается этим делом, да еще с похмелья, больше полусуток – вечер да почти всю ночь.
– Отхон будет! – довольно произнесла женщина, положив его ладонь на свой пышущий жаром живот. Потом переместила ее повыше, на тугой комок груди, крепкий и привлекательный до сих пор, несмотря на двойные роды.
В другое время Родион вспыхнул бы пламенем, как сухая охапка соломы, но не сейчас – пять подходов к «гимнастическому снаряду» совершенно вымотали «спортсмена». И он взмолился еще раз:
– Нет, нет, я пас! Давай спать!
– Отхон от тебя будет! – Эрдени словно не заметила его испуга, продолжая удерживать его ладонь на своей груди. – Добрая жена тебе я достанусь. Калым давай не нужно, отец сам калым за меня давай. Дом давай, скота сто голов давай, алтын дай. Доброй жена буду!
– Я не могу!
В диком ужасе возопила душа музыканта – такого он никак не ожидал. Ну, ладно бы, соблазненная девица, на которой принуждают жениться, но тут баба молодая и с двумя детьми в довесок. Нет, так мы не договаривались!
– Ехать мне нужно. Далеко, за океан!
Совершенно искренне зачастил Родион, вернув, наконец, себе свою руку. Он на самом деле хотел уехать в Америку, совершенно искренне полагая, что там его музыкальные новации произведут на всех впечатление, а ему принесут деньги, пусть даже тоненьким ручейком, и мировое признание.
«И чего ради я должен оставаться в этой дыре да еще насильно ожененный. Да я в этой глуши со скуки сдохну, крутя скотине хвосты. Щас! Надо делать ноги, пока папаша с дубьем и амбалами не пришел сюда на благословение со свадьбой!»
Мысли приняли практический характер, и он стал по миллиметру отодвигаться от женщины, готовый сорваться с низкого старта в любую секунду. Сонливость, что неудивительно, у парня разом прошла, словно ледяной водой облили.
– Меня жена ты брать не хочу! Так, однахо?!
В голосе Эрдени послышались тоскливые нотки понимания всей сути его судорожных движений. Женщина решительно подвинулась и заключила его в объятия, нежные, но крепкие, такие, что он не смог вырваться, хотя полагал себя сильным. А Эрдени еще раз спросила, требовательно и зло, с каким-то напором, что явно имел объяснение.
– Моя в жены берешь?!
– Нет, Эрдени, не могу я!
– Отец калым давай…
– Да медным тазом на семьдесят лет тут все скоро накроется! А вас обратно отправят, в колхозах за трудодни батрачить будете! – Родион, помимо воли, почувствовал злость и стал выдавать то, что знать этим бурятам не следовало. Но страх перед насильственной женитьбой уже сделал свое черное дело, и он ей выдал с едкой иронией – А батю твоего первым делом коммунисты в тридцатом году «раскулачат», впору будет самим по миру побираться.
– Моя в жены берешь?
Женщина словно не заметила его горячности и произнесла набивший оскомину вопрос.
– Куда брать-то?! Красные скоро сюда придут советскую власть устанавливать! Шлепнут меня к ядрене фене! Нет, я завтра отсюда уезжаю, ты уж прости, Эрдени, но жениться на тебе не хочу!
– А зря!
После некоторой паузы зло произнесла Эрдени, неожиданно сдавив его в объятиях, опутав руками и ногами, как тропическая лиана. Родион дернулся, но тут неизвестно откуда взявшиеся могучие лапищи, явно не женские, стиснули ему горло, словно продолжив ту незабываемую ночь в Особом отделе. Рефлекс незамедлительно сработал, опорожнив кишечник, и, теряя сознание, парень успел подумать:
«Задушат ведь на хрен! Надо было жениться, жизнь дороже!»
Командир комендантского взвода 269-го полка 90-й бригады 30-й стрелковой дивизии Пахом Ермолаев
– Здравствуйте, товарищ Ермолаев!
Стоявший перед Пахомом коренастый мужчина с горделивой осанкой и широкими развернутыми плечами, с хорошей выправкой был ему смутно знаком – память на лица еще не подводила. Но даже с первого взгляда Ермолаев сразу опознал в нем бывшего офицера, причем кадрового и в немалых чинах в прошлом, никак не меньше подполковника или капитана, и кавалериста при этом, в инфантерии завсегда строевая подготовка была на высоте, это не конница с ее вальяжностью.
– Помощник начальника разведотдела армии Николаев! – бывший офицер оказался вежлив и не отмахнулся на доклад Пахома, как сделал бы в старое время, нет, он сам поступил четко по уставу, представившись в свою очередь густым бархатным голосом.
«Должность немаленькая, в прежнее время никак не меньше полковника», – машинально отметил Ермолаев, сделав зарубку в памяти. Но ненависти, как раньше, в семнадцатом, он к бывшим офицерам уже не испытывал – стараниями председателя РВС товарища Троцкого «военспецам» стали доверять, и правильно, ибо их стараниями Красная армия стала громить золотопогонников по всем статьям.