Заставь дурака Богу молиться

Заставь дурака Богу молиться…

Пролог

— А еще я в нее ем!

Из анекдота

— Да чтоб она сдохла, эта стерва! Все отлично складывалось, так нет, тут эта фря мешается. Ну погоди, я тебе покажу небо в алмазах!

Почти одновременно этот монолог — с точностью до выбора выражений — произносили три совершенно разных человека. И даже… Впрочем, так все еще больше запутается, лучше по порядку.

1.

Большому кораблю — большое плавание.

Джеймс Камерон

«Это май-баловник, это май-чародей веет легким своим опахалом…»

Точно-точно! Парилка такая, что век бы из душа не вылезать. У

градусника за окном мания величия проснулась. Решил, что раз у него внутри спирт, значит, и градусы должны соответствовать. Еще и десяти утра нет, а он уже почти добрался до цели. Если в Фаренгейта перевести, как раз девяносто с копейками и получится.

Как же, дадут тебе под душем безвылазно сидеть, размечталась! Не слышишь, что ли? Телефон!

А может, это те, что вчера с собой на шашлыки зазывали? Там у них речка, песочек, листики-цветочки, птички поют… комарики звенят… Ага, и народ оторвался от простых радостей специально, чтобы мне позвонить? А почему бы и нет? Пива, как всегда, мало оказалось, надумали еще привезти, холодненького, с пивзавода, почему бы попутно не захватить с собой упрямую журналистку Риту Волкову, которая замечательно поднимает настроение любой компании? Решили, что вчера она — то есть я, а не компания — работой отговорилась, а сегодня мало ли как повернется.

Хотя работа, по правде сказать, была ни при чем. Ездила я уже раз с этой компанией — четыре взрослых мужика начали натягивать палатку сверху и вообще ухитрились поставить ее мордой к костру, аккурат напротив воды. Комары из палатки, ясен перец, все сгинули, дымом выдуло, но и людям было не житье. И за угольками в мангале мне же пришлось следить. Так что дудки!

Хотя… Водичка, ветерок… Шашлыки наверняка еще остались. А по нынешним погодным катаклизмам и песочек должен быть тепленький…

Эй, родимые, вы там отключаться не торопитесь, я тута, только полотенцем обернусь, чтоб не капать, и сразу отвечу…

— Слушаю…

— Рит, не разбудила?

Это не шашлыки. Это Ланка. Да уж, хорошее мнение я создаю о себе. Время почти десять — не разбудила? Я, конечно, сова, но не до такой же степени.

— Слушаю тебя внимательно.

— Рит, ты можешь сейчас подъехать?

О-ля-ля, вот это называется сразу к делу.

— Куда?

— Я в студии. Съемку одиннадцатичасовую отменила, а что дальше делать? И… — Ланка замялась на мгновение, — возьми мотор, ладно? Если ты на мели, скажи, я встречу, заплачу. Только быстрее… Пожалуйста… — это прозвучало почти жалобно. О господи! Ланка — и жалобно?

— Не напрягайся, перебьюсь. Все, скоро буду, — я отсоединилась.

Ланка Великанова — фотограф. Как по-моему, так просто гениальный. Снедаемая жаждой самостоятельности, она ушла из всех редакций года два-три назад, занялась исключительно портретной съемкой: дети — которых у нас в Городе, кроме нее, по-моему, вообще никто снимать не умеет — плюс девицы, рвущиеся в модельный бизнес, плюс невесты. Сняла студию в бывшем Дворце Культуры имени Выдающегося государственного Деятеля.

И вот на тебе! Чего у нее там сгорело? Девицы с утра пораньше передрались? Потолок рухнул? Аренду подняли до небес? Так это все не ко мне. Ладно, Маргарита Львовна, сказали — бегом, значит, бегом.

ДК торчал над пыльной листвой — и это в мае, ужас — такой же, как и все ДК: мрачные серые колонны, неизбежный осыпающийся фронтон, в целом — убогая имитация Большого Театра. Выдающийся Государственный Деятель нечеловеческих размеров (сколько

свиданий было назначено «под Его левым каблуком»!) простирал над пространством указующую в светлые дали длань. Светлые дали явственно отдавали пылью и гарью.

Двери тут, точно в склепе, дубовые, блистающие «золотой» (латунной, конечно) фурнитурой — Шварценеггером надо быть, чтобы их открыть. И, как и во всех ДК, вокруг главных дверей, ограждающих исполинские центральные залы и холлы — еще десяток боковых, ведущих в лабиринты лестниц, комнат, коридоров и закоулков. Я, как обычно, все перепутала — вместо того, чтобы сразу свернуть вправо, рванулась вперед, мимо гардероба. Хорошо, вовремя спохватилась, однако вахтерша на правой лестнице успела окинуть меня подозрительным взором. И чего она тут сидит — все равно никогда никого ни о чем не спрашивает, да не больно-то и спросишь: четыре этажа, миллион комнат, где иногда располагаются фирмы… чьи посетители лишних вопросов не любят.

Ланкина дверь — в самом конце очередного коридора — распахнулась, не успела я до нее дотронуться. На первый взгляд студия выглядела вполне обычно. Слева мини-офис, легкая раздвижная перегородка, появившаяся со времени моего последнего, еще осенью, визита, отделяет его от собственно студии, где лампы, зонтики-отражатели на штативах, вагон всякой реквизитной белиберды, два мешка с сеном, которые Ланка использует в пасторальных снимках — ну не в деревню же за «колоритом» тащиться — оба мешка почему-то торчат посреди «офиса»…

— Ну, где труп?

Я же пошутила! Ланка буквально побелела, что ей, при ее крайне здоровом цвете лица, проделать крайне затруднительно. Я, во всяком случае, ни разу не видела. Сподобилась, называется.

— Вот… — она мотнула головой, показывая вправо.

Справа от двери вдоль стены висели и стояли задники — это такие цветные полотнища, на фоне которых обычно и делают снимки. Между задниками и стеной образовался треугольничек пустого пространства, что-то вроде шалашика…

Сколько я эту студию видела, «пасторальные» мешки всегда справа были, закрывая «вход» в «шалашик», а теперь, значит, посередине… Ага, вот и тело… Хорошо лежит, уютно…

— Ланочка, ты по стеночке аккуратненько куда-нибудь просочись, сядь, а я подумаю.

Застывшая уже. Значит вчера вечером упокоилась, если окоченеть успела, а «отмякнуть» еще нет. Но это при нормальных условиях — жара нынче редкостная, прямо эксклюзивная жара.

Плюс где-то я читала, что после борьбы окоченение наступает почти сразу. Хотя какая тут борьба… Крови не видно, слева, справа, нет, не вижу, и кстати, никаких кинжалов не торчит. Душить ее тоже не душили, у тех личики совсем другие. Мне, правда, с удавленником всего однажды «встретиться» пришлось, и то в темноте, однако, фотографии видела. Цветные. Совсем не похоже. Да и запаха не чувствуется. При удушении все сфинктеры расслабляются, аромат незабываемый.

Отравление, вероятно? А высокая она была, метр семьдесят пять, должно быть, не меньше, хотя в этой позиции и не поймешь. Свернулась клубочком, только правая рука очень неудобно лежит. Коленочки поджала… А ножки длинные, только ступни великоваты, тридцать девятый, надо полагать. Хотя на такой шпильке — сантиметров десять, а то и двенадцать, — при таком каблуке и сорок первый Золушкиной туфелькой выглядит. И волосы хороши: пышные, блестящие, хоть в рекламе снимай.

Итак, что мы имеем? Труп некоей девицы: рост, макияж, маникюр, каблуки… Кто-то из Ланкиных моделей?