Шрифт:
Честно говоря, рассказ – не мой формат. Поэтому их тут всего два. Это минус.
С другой стороны, рассказ дает возможность очень быстро понять – что за автор под обложкой. Это плюс.
Таким образом, «Смерть голубки» – своего рода трейлер к серии «Рита Волкова – 1, 2, 3, 4 и т. д.»
Не понравилось? Да и ладно, всего три остановки «потрачено», завтра можно на другого автора переключиться.
Нравится? Welcome!
Елена Колчак на samolit.com
Смерть голубки
Дайте мне точку опоры… и я встану на ноги!
Илья Муромец
1.
Тела притягиваются к друг другу прямо пропорционально массам и обратно пропорционально квадрату расстояния между ними.
Сексология.
— Да, Рита, в моем возрасте профессиональная ошибка — это просто стыдно. Но я и подумать не мог…
Григорий Семёнович, психиатрическое светило нашего Города, выглядел искренне расстроенным. Я еще раз посмотрела на фотографии, которые выдал мне главный редактор. «Ошибка» профессора Калинкина неловко раскинутыми руками обнимала грязный асфальт. Русые волосы слева потемнели от крови, лица не видно, под левой ладонью ком смерзшегося снега, под правой — какие-то перья, вроде бы голубиные.
В «Городской Газете» я работаю так давно, что моя способность ввязываться во всяческие детективные истории известна шефу не понаслышке. Вот и предложил «разобраться».
Тихая филфаковская девочка, замуж перед Новым Годом вышла. Со здоровьем никаких проблем. Выяснилось, правда, что с месяц назад девочка к психиатру ходила — по причине «расстроенных нервов». Вряд ли, конечно, там было что-то серьезное, раз сам специалист «и подумать не мог». Но — распахнутое окно (девятый этаж, между прочим), тихая девочка внизу, на асфальте. Родные — тетка и бабушка — в полном шоке: Таточка, голубка наша, да как же это могло случиться! Ну, а шеф наш, судя по всему, их близкий знакомый. В общем, странно все это, Маргарита Львовна, разберитесь, а то милиция дело как несчастный случай закрыла.
Пожалуй, действительно странно: все-таки не май месяц — февраль, до весны, как до Китая. Ни один нормальный человек при морозе минус двадцать просто так окно открывать не станет. То есть случайно не выпадешь, а для самоубийства — ну никаких оснований.
Правда, определение «тихая девочка» меня всегда смущало…
— Я ведь и сейчас не понимаю, в чем моя ошибка, — профессор пытался оправдаться. — Обычная история: супруг после свадьбы становится уже не столь пылок, девушка начинает переживать, старается привлечь внимание разными способами. Капризы, перепады настроения, голоса мерещатся… Типичные истероидные реакции, но все в пределах нормы, никакой патологии…
— А «голоса», про которые она вам рассказывала, — это тоже «в пределах нормы»?
— Я решил, что «голоса» она сочинила. Демонстративная личность. Театр одного актера. Ну, я ей выписал слабенькие транквилизаторы, посоветовал гулять побольше, в бассейн походить, в спортзал.
— Григорий Семёнович, но мы ведь все-таки в России, не в Америке живем. Если уж человек обращается к психиатру, значит, ситуация серьезная, а?
— Так она ведь и не сама обратилась, муж ее позвонил: мол, у жены не в порядке нервы, галлюцинации, настроение скачет, просил принять. Так что я его и видел-то мельком: типичный современный бизнесмен, здоровый, башка бритая, затылок, как у штангиста. Впечатление довольно бесцветное. Не знаю. Может, он и в самом деле после свадьбы стал жене меньше внимания уделять. Это ведь нормально.
— И вы не допускали, что она может покончить с собой?
— Да нет конечно! К тому же такие дамы, если и совершают попытку, то — на публику. Таблеток наглотаться, ну, быть может, вены полоснуть — но так, чтобы кто-то заметил, чтобы спасти успели, чтобы утешали, прыгали вокруг, жалели… А в окно — нет, и сейчас не понимаю.
2.
Спрашивайте — отвечаем.
Армянское радио
Способность попадать в разного рода «истории» приводит к тому, что и знакомые заводятся вполне… соответствующие. Следователи, адвокаты, участковые. Даже один замечательный дядька — патологоанатом. Но лучший из всех, безусловно, — старший опер городского убойного отдела майор Никита Игоревич Ильин по прозванью «герр майор». Душка, лапочка, практически — мечта. Мои «исторические» таланты он терпеть не может, однако терпит. Ибо — куда деваться? Перевоспитывать поздно, легче убить, а если меня не контролировать, ситуация может вовсе выйти из берегов.
В этот раз герр майор почему-то воспитывал меня без особого энтузиазма — «Львовна, ты опять за свое?» — и даже нужную информацию добыл моментально. А то обычно клещами тянуть приходится.
Тихая девочка Тата — в девичестве Татьяна Голубкина — осталась на попечении бабушки и тетки лет десять назад, когда ее родители погибли в автокатастрофе. Благополучно закончила школу, потом институт, немного поработала в школе, потом еще где-то, потом с полгода трудилась в строительной компании «Квартал», вышла замуж за ее владельца, уволилась и предалась витью гнезда, чтению книжек и прочим приятным занятиям. На бывшей работе, впрочем, ходили туманные слухи, что семейная жизнь у нее складывается не так чтобы радужно: молодой супруг после свадьбы успокоился и расслабился, розами каждый день не осыпал и на руках не носил. Обычное дело. Впрочем, если какие проблемы и были, то не особенно серьезные: ни тетке, ни бабушке Тата о них не рассказывала. Те были абсолютно уверены, что в семье у девочки все замечательно.
Хотя… о визите к психиатру дамы тоже не знали. В курсе была только ближайшая подруга. Может, Тата с родней вообще не слишком откровенничала? Тем более, что там и так забот хватало: кроме племянницы-сироты, у тетки имелся обожаемый сынуля. Удобно устроившись на материнской шее (бабушку оседлать как-то не удалось), он уже который год дожидался, пока человечество наконец признает его, сынулину, гениальность. Не то в литературе, не то в музыке, не то в духовных исканиях. А может, и не дожидался, просто паразитировать на материнском сердце гораздо удобнее, чем делать что-то самому.
На этом фоне, конечно, жизнь Таты выглядела абсолютно прекрасной. Даже более чем.
В свое последнее утро она посетила женскую консультацию, получила справку о беременности, засияла (по словам врача и медсестры) от счастья, подробно записала все рекомендации, взяла направления на анализы (все бумажки аккуратно лежали в кармашке сумочки), позвонила мужу и… поехала почему-то не домой, а в бабушкину квартиру, где жила до свадьбы.
…Часа через три-четыре один из местных собачников наткнулся на ее тело.
Разбилась она сильно, но других повреждений нет: ни синяков необъяснимых, ни ссадин, ни — боже упаси! — уколов. Ничего. Немного порвана рубашка на груди, но Тата падала вдоль соседних балконов, а там из каждого второго чего-нибудь торчит: бельевые рамы, цветочные горшки, лыжи…
Консьержка из соседнего дома уверяет, что посторонних никого не видала. Только вскоре после Таты в подъезд зашел ее муж.
Восхитительно. Вот только в квартире никаких следов чужого присутствия. Если кто-то и был, не по воздуху же он летал! На кухонном столе еще теплый заварочный чайник, две чашки — из одной пила сама Тата, другая чистая. Окно распахнуто, снегу рядом намело, подоконник тоже мокрый, так что следов не густо. На подоконнике отпечаток — смазанная ладонь (точнее, пол-ладони), рядом вроде бы след колена. Как будто она вставала на подоконник и опиралась растопыренной пятерней. Рамы практически чистые: не цеплялась, не хваталась, не упиралась. На рубашке и джинсах тоже ничего постороннего: ни ворсинок с чужой одежды, ни микрочастиц от бейсбольной биты (или хоть разводного ключа) — ничего. Спереди, конечно (падала-то на грязный асфальт), всего навалом: вековой мусор пополам с растаявшим снегом — каша, одним словом. Под ногтями чисто, только на правой руке немного голубиного пуха — там, где Тата упала, незадолго перед тем какая-то собака или кошка голубем пообедала.