Застава в огне
Шрифт:
— Не волнуйтесь, вас покажут врачу, а потом домой, — объяснил Владимир. — К тому же ваша дочка поедет с заставы. Мы с ней по пути встретимся, не разминемся. Соскучились небось.
Такое объяснение вполне удовлетворило Шарипова. Он спросил лейтенанта:
— А я про тебя знаю. Ты же из Москвы, да? Как зовут, сынок?
— Лейтенант Ратников. Можно просто Владимир.
— Ты хороший человек, по глазам вижу. Хорошего человека сразу отличить можно…
В это время остановился подъехавший «УАЗ», оттуда выскочила радостная Лейла и с криком «Папа!» побежала к отцу. Набросилась на него и, крепко обняв,
Наконец первые, самые сильные эмоции улеглись, и Шариповы с лейтенантом уехали на «УАЗе». Назар и Лейла удобно расположились сзади, Ратников сидел рядом с водителем.
Девушка рассматривала лицо отца, его руки и, обнаруживая следы побоев, горестно вздыхала и старалась утешить Назара, быть с ним ласковой.
— Они били тебя, отец? Кормили тебя или нет, ты стал такой худой…
Дочь всегда хорошо относилась к Назару, однако такого наплыва чувств у нее давно не было. Отец не сводил с нее влюбленных глаз.
— Немножко били, Лейлочка, немножко кормили. Я боялся, совсем сильно бить будут. А они говорили, скажи спасибо своему Аскерову. Он с нами по-человечески, и мы с вами по-человечески, — сказал Шарипов и, кивнув на лейтенанта, спросил: — Так ты с ним уже знакома, что ли?
Озабоченная состоянием отца. Лейла не сразу сообразила, при чем тут знакомство с Ратниковым, а когда до нее дошел смысл вопроса, ответила:
— С Владимиром? Он в первый день, когда на заставу приехал, заходил в магазин. Там и познакомились.
— Назар Юсуфович, — повернулся к нему Ратников. — А правду говорят, что у вас один раз с девушкой поговорил — и сразу обязан на ней жениться?
Несмотря на свой плачевный вид, Назар охотно подхватил шутку:
— Правда, правда, есть такой древний обычай. Давай женись, молодой.
— Я не против, — хохотнул лейтенант.
Однако Лейла явно была не настроена шутить по поводу своего замужества.
— А я — против, — насупилась она.
— Да мы же шутим, доченька, шутим. Почему ты такая сердитая? — снова обнял ее Назар и сказал Ратникову: — Приходи завтра вечером в гости. Отметим мое освобождение. Угощать буду, наливать буду. Аллах простит. — Ему показалось, что Лейла недовольна этим приглашением, и он быстро перевел разговор на другую тему: — А этот бандюга, который вместо меня ушел, он меня и украл. Бандит, настоящий зверь…
Тем временем Селим уже приближался к противоположному берегу. Мансур и особист специально остались, чтобы понаблюдать за тем, как соратники встретят недавнего пленника.
— Да, такого матерого зверя выпустили, — вздохнул Касьян. — Опять им все с рук сходит.
— Смотри, не слишком-то он рад. — Мансур передал особисту бинокль.
Было видно, как один из моджахедов, вытянувшись, словно на официальном приеме, что-то сообщил Селиму, после чего тот в ужасе схватился за голову, затем упал на колени и принялся молиться.
Касьян в недоумении опустил бинокль.
— Вот уж действительно, Восток — дело тонкое. Не понимаю я этих людей. Селим здесь держал себя так — я думал, он вообще человек без нервов. Способен только жрать и ругаться. А сейчас он ведет себя, как участник сентиментальной драмы. Может, ты объяснишь, что там происходит?
Аскеров даже не стал смотреть в бинокль.
— Понимаешь, это настолько чуждый для нас мир, что его трудно понять даже тогда, когда находишься рядом и тебе все подробно объясняют. Поэтому я тоже вряд ли что-нибудь пойму. Могу сказать только одно: многие из наших поступков Селим тоже не понял бы.
— То есть ты считаешь, между нашими двумя мирами существует непреодолимая пропасть?
— Да, пропасть. Только насчет непреодолимой я сомневаюсь. Больше того, уверен, что со временем она исчезнет. Но еще не скоро.
Оба офицера повернулись и ушли подальше от чужого, пока еще враждебного берега.
В резиденции Надир-шаха было сумрачно и тихо. Жалюзи спасали от солнечного света, многочисленные ковры скрывали звуки шагов и голосов.
Понурив голову, Селим Сангин стоял в кабинете босса на том же месте, где совсем недавно погиб его старший брат. А напротив него, как тогда перед Хакимом, стоял Надир-шах. Изменились лишь декорации за его спиной — теперь за ним возвышался громила Додон. По бокам Селима тоже стояли два телохранителя. Мало ли что, вдруг он тоже взбрыкнет, как его брат. Может, это у них семейное.
— Аллах послал тебе тяжелое испытание, Селим. Братья твои погибли, и я всем сердцем разделяю твою утрату. Ты, знаешь, Хаким был моим другом…
Надир-шах сделал паузу, проверяя реакцию среднего брата на его слова. Селим кивнул, сохраняя выражение сдержанной скорби.
— Теперь я обязан взять на себя заботу о твоей семье. Все зависит только от твоего благоразумия…
Согнав с лица маску скорби, Селим вдруг оскалил зубы в дерзкой и злой ухмылке.
— Это Хаким был благоразумным, — проскрежетал он. — А я, Селим, дикий и страшный. Мне всегда было плевать на всех.
Какое-то мгновение Надир-шах, прищурившись, смотрел на наглеца, решая, сразу прикончить его или все-таки сначала понять, что стоит за столь вызывающей смелостью. Прикончить никогда не поздно. Сначала нужно разобраться.
Он осторожно спросил:
— Селим, что означают твои слова? Их трудно понять.
— Сейчас я объясню, господин. Если твои псы не заткнут мне рот.
Додон и оба телохранителя следили за малейшим движением Селима. Его поведение возмутило их еще сильнее, чем самого Надир-шаха. Человека обменяли на таджикского богача, то есть потеряли деньги. В ногах должен валяться, благодарить шефа, а он голос повышает. Однако Надир-шах спокойно сказал, что готов его выслушать.
Свою речь Селим начал не умоляющим тоном, как можно было ожидать, а требовательным:
— Надир-шах, ты великий человек, у тебя великие цели. Никто не остановит тебя, ты пойдешь до конца. И с тобой должны быть люди, которые тоже пойдут до конца. Не за страх, не за деньги…
— Не за деньги, говоришь? Тогда за что же?
— А зачем волк идет по кровавому следу? Тебе нужны волки, а не бараны. — Он бросил быстрый взгляд на телохранителей — не прирежут ли они его за такие слова. Те с радостью сделали бы это, да сейчас нет разрешения. Приходится слушать наглеца. — Мой старший брат Хаким был мудрым человеком и верным тебе. Но он был слаб. А все из-за того, что слишком долго прожил на Западе. В том, что случилось с ним, виноват только он, да упокоит Аллах его душу!