Застава в огне
Шрифт:
Лейтенант медленно поднялся. Его лицо выражало не испуг, а удивление. Казалось, он сам не верил тому, что делает: встает, поднимает руки вверх. Неужели это случилось с ним, с российским офицером, с потомственным военным?
Между тем окружившие Ратникова моджахеды загалдели на своем языке. Было понятно, что они переругались, да и о причине можно догадаться: убить или взять в плен. Тот, который знал русский, прицелился во Владимира из автомата.
— Сколько вас? Кого ищете? Отвечай, не то убью, как собаку!
Другому моджахеду показалось, что его соратник слишком либеральничает с пограничником. Поэтому он подбежал и без
— Убью тебя, бараний сын! Убью, молись Аллаху!
Все-таки один, самый здравомыслящий из них, судя по всему, хотел решить дело мирным путем. Он в чем-то убеждал своих товарищей, но те сердито отбрехивались от него, давая понять, что не собираются тащить с собой офицера. Лучше убить его здесь. Здравомыслящий намекал, что потом офицера можно выгодно продать, но два других петушились и отмахивались от его увещеваний. Единственное, чего он добился, так это что переключил их внимание на стонущего Гуламжонова. Подойдя к Шавгату, самый агрессивный из моджахедов сильно пнул его ногой, приводя в чувство, после чего спросил его на фарси, кого искали пограничники.
— Мы не вас искали, других двоих. Отпустите, иначе случайно найдут вас. Сегодня наших тут много, — рыдая от боли и страха, скороговоркой ответил рядовой.
— Говори правду! Говори правду, ишак!
— Это правда! Не убивайте нас. Мы ничего вам не сделали!..
Держа руки над головой, Ратников с тоской покосился на свой автомат: далеко, не достать. А моджахеды, как ни странно, пришли к общему знаменателю — стало ясно, что они решили убить пограничников. Агрессивный что-то сказал, двое других согласно кивнули. Потом один довольно расхохотался и плотоядно потер руки, предвкушая кровавое развлечение. Другой направил автомат на Ратникова и закричал:
— На колени встал! На колени, собачий сын!
Ратников медлил, понимая, что каждое мгновение решает его судьбу и, для того чтобы выкрутиться, остались считаные секунды. Потом будет поздно. В это время моджахед ударил его ногой по коленям, и Владимир упал. А его обидчик, посмеиваясь, извлек из ножен огромный кинжал.
Гуламжонов молился, закрыв ладонями лицо.
Если бы лейтенант и рядовой знали, что все это время бойцы жердевской группы наблюдали за ними, им было бы легче. Тогда они могли бы на что-то надеяться. Они этого даже не подозревали. А те следили и выжидали удобный момент для нападения.
Они насторожились, как только заслышали первые выстрелы, и сразу повернули в ту сторону. Шли через густые заросли, не разбирая дороги, лишь бы быстрей. И в какой-то момент через оптический прицел Никита заметил, как два моджахеда приближаются к раненому Гуламжонову, а тот корчится от боли, зажимая руками бок. Стрелять с этой дистанции было бесполезно, слишком далеко. Лейтенанта не было видно. Неужели он убит?
Пограничники прибавили шагу. Матеря про себя разгильдяя Ратникова, Никита не знал, что тут лучше предпринять для спасения товарищей. Стрелять издали нельзя — моджахеды убьют пленников при первом же выстреле. То же будет, если пустить овчарку. Трое вооруженных людей с ней справятся. Оставалось подойти к тому месту как можно ближе, что они и делали.
Наконец моджахеды оказались в зоне досягаемости. Жердев опустился на одно колено и, подняв ствол «винтореза», прицелился. «Нельзя мазать, нельзя», — нервно шептал он. От волнения кровь стучала в висках. Нельзя мазать, нельзя спешить, нельзя опоздать.
От моджахедов Никиту отделяли метров сто. Если кто-то из них приглядится, его можно заметить, правда, им сейчас не до него. Прерывисто дыша, Жердев прижался глазом к окуляру оптического прицела. Рука слегка дрожала после пробежки, подрагивал и ствол винтовки. Сердце колотилось в бешеном ритме. Через оптический прицел он наконец увидел лежащего Ратникова. Рядом с ним стоял моджахед, на чью голову Никита навел перекрестье прицела. Он сделал несколько быстрых вдохов, чем восстановил дыхание. Опять навел перекрестье прицела на нужную точку.
Когда моджахед в синей куртке схватил Ратникова за голову и поднес, примеряясь, к его шее нож, ствол «винтореза», перестав дрожать, замер на месте. Никита нажал на спуск.
Было видно, как моджахед в синей куртке сделал шаг назад и выронил из руки нож. Один из товарищей обратился к нему с каким-то вопросом, но ответа не дождался — тот приложил руку к животу и упал. Тогда оба спутника испуганно бросились к нему.
Жердев выдохнул, вдохнул и снова нажал на курок. Стоявший спиной к нему моджахед, затылок которого оказался в перекрестье прицела, вздрогнув, упал лицом вниз. Оставшийся живым третий моджахед начал тревожно озираться по сторонам. Он не понял, откуда стреляли. А пограничники бежали, уже не таясь. Но быстрей них мчалась овчарка Шериф, выпущенная Раимджановым.
Моджахед в страхе запаниковал. Кинулся бежать в одну сторону, потом в другую. Из-за этого неожиданного маневра Никита промахнулся. Тогда моджахед вскинул автомат и прицелился в его сторону. Однако тут он заметил несущуюся на него овчарку, перевел ствол на нее. Этой короткой паузы Жердеву хватило, чтобы сделать прицельный выстрел, который пришелся точно в глаз моджахеда, и тот замертво рухнул.
Лежащий Ратников ошалело оглядывался, плохо понимая, откуда снизошел неслышный и незримый спаситель. Но гадать ему пришлось недолго — сначала подбежала овчарка и уселась рядом с раненым Гуламжоновым, затем появились все бойцы жердевской группы. И в довершение ко всему как победный апофеоз послышалось стрекотание вертолетного двигателя.
Бойцы из обеих групп расположились на месте недавнего короткого боя. Трое обихаживали стонущего, уже перебинтованного Гуламжонова.
— Раненого готовьте. И этих жмуриков тоже, — приказал Жердев непривычно слабым голосом. Сам он уселся на землю рядом с Ратниковым. Оба еще не отошли от нервного стресса. Через минуту Никита встал, стараясь не показывать, с каким трудом дается ему каждое движение. Владимир, еще не зная зачем, пошел за ним. Жердев подошел к Гуламжонову, пожал тому бессильно лежащую руку.
— Держись, Шавгат. Рана ерундовая. Через месяц, а то и раньше, в отпуск поедешь.
Владимир заметил необычность в лице Жердева и не сразу понял, в чем дело. А потом догадался: он впервые увидел, как тот улыбается. Раньше не видел улыбки на лице Никиты. Оказывается, она у лейтенанта такая располагающая: открываются белоснежные зубы, появляются ямочки на щеках. Почаще ему нужно улыбаться.
Гуламжонов тоже признательно кивнул Жердеву. Превозмогая боль, он даже попытался сказать ему, что понял, о чем говорили между собой моджахеды: