Застава
Шрифт:
Невесомая сфера отделилась от тела Ворона и собралась в фигуру плотного мужчины, на голове которого красовалась фуражка железнодорожника.
– Вы…?
Ворон хотел спросить «кто», но слова прилипли к пересохшим губам.
«Я там, – призрак махнул рукой на голову поезда. – Извини, мне пора. Может, когда увидимся. Но, чур, живыми!»
Владимир Полозов молча кивнул и медленно опустился на землю. К нему подбежали, принялись трясти, звать, задавать вопросы. Кто-то плеснул водой в лицо. Он только вяло повёл рукой, мол, отстаньте. А сам провожал взглядом
«Я был в переходе, – шевельнулась догадка. – Там протекли минуты. Здесь промчалось одно мгновение».
Знакомый звон в голове грозил превратиться в очередной ступор, служивший клином между рассудком и организмом. Ворон напряг мускулы, дабы не позволить себе отключиться. И тут резкая боль в руке мгновенно отрезвила тонущее сознание. Он вспомнил про разбитую бутылку, разлепил веки и посмотрел на распоротое предплечье. Окровавленный осколок торчал чуть ниже локтя.
– У кого-нибудь пояс или ремень остался?
Вопрос был законный. Названные предметы одежды пустили на перевязочный материал в первую очередь. Мужчины, обступившие пострадавшего организатора спасательных мероприятий, изумлённо уставились на него сверху вниз. Никто не ожидал, что человек, чудом выбравшийся из горящего вагона, продемонстрирует непоколебимое самообладание.
Шустрая бабуся протиснулась к раненому.
– Сейчас, сейчас, сынок! – она сняла с головы косынку и бережно отёрла кровь.
– Братана его приведите! – крикнул кто-то из спортсменов.
– Без паники, парни, – Владимир Полозов прижал рану и легко поднялся. – Это не смертельно.
Он натолкнулся на настороженный взгляд пенсионера-пожарника и, сделав вид, будто ничего особенного не приключилось, продолжал:
– Мы все вагоны прочесали, кажется? Тогда давайте-ка переводить раненых к локомотиву. МЧС должна быть тут с минуты на минуту, – он посмотрел вдаль и кивнул сам себе. – Уже едут!
Все как по команде оглянулись.
– Не прошло и часа, – проворчал пожарник и, пока остальные искали на горизонте признаки спасательной службы, подозрительно смерил Владимира Полозова с ног до головы. – Умелые у тебя ангелы-хранители. Ты хоть понимаешь, что изжариться мог в этом проклятом вагоне?
– Понимаю. Забудь.
Пожарник отступил под странным колючим взглядом.
– Точно, прибыли! – объявил он, запоздало заметив приближающий поезд.
– Помогите там. Я отдышусь немного, – сказал Владимир Полозов и, придерживая раненную руку, пошёл к бело-чёрному столбу, оставшемуся от старого ограждения железнодорожного полотна.
Хотелось поскорее привалиться к чему-либо устойчивому, поскольку в голове вновь поднялся шум, вполне объяснимый и естественный на сей раз.
– Доктор, есть пульс! – воскликнула Оля.
Всеволод Полозов сделал последнюю контрольную серию реанимационных мероприятий и в изнеможении сел возле ожившего.
– Посмотрите, нет ли у него в карманах валидола или каких-то других лекарств, – произнёс он.
В поле началось суетливое движение. Доктор Полозов перевёл взгляд на железнодорожное полотно.
– Спасатели едут, – он вытер пот со лба. – Теперь всё будет хорошо.
Он встал.
– Доктор, куда вы? – почему-то испугалась юная медсестра.
– Проверю, нет ли пострадавших в пожаре. Оставайтесь с пациентом, Оля.
Он шёл мимо людей, потянувшихся навстречу долгожданному поезду. Тело ощущало неподвижность близнеца. Воображение немедленно нарисовало десяток ужасающих сцен, и, сделав несколько шагов, Тур сорвался на бег.
– Ворон! – забыв об осторожности, крикнул он.
Но тайна имени не пострадала: никто теперь не обращал внимания на высокого мужчину со следами чужой крови на сером пиджаке. Среди потрясённой измученной человеческой массы, узревшей конец своим бедам в облике невозмутимых сотрудников МЧС, он больше не был доктором-спасителем и стал одним из сотни пассажиров, волею судьбы оказавшимся на месте крушения.
– Ворон.
Он увидал брата.
– Я в норме, – Ворон оторвал голову от полосатого столба.
Тур воспринял его слова, однако не успокоился, пока не осмотрел близнеца профессионально.
– Ты ни с одним пациентом не чикаешься так, как со мной, – поморщился брат, но сопротивляться не посмел.
– Терпи, осколок вынимаю, – предупредил врач.
Кровь хлынула из глубокой раны и секунду спустя покорно остановилась, повинуясь целительному жару заботливых рук.
– Болит?
– С какой стати? Когда ты мне боль причинял?
– Слушай, давай-ка без бравады! – доктор Полозов повысил голос. – Это что, шутки, по-твоему? – он показал глазами на окровавленное предплечье.
Ворон обезоруживающе улыбнулся.
– Тур, успокойся.
Врач опустил голову. Нервы, вырвавшиеся из-под пресса могучей воли, заставили сердце отбивать в груди лихую чечётку.
– Брат, запомни, – выговорил Тур тихо, – если на моих руках окажутся два тяжёлых пациента и одним из них будешь ты, мне будет глубоко плевать, кто второй.
Ворон привстал, притянул близнеца к себе и заглянул в глаза.
– Ошибаешься. Что бы ни произошло, ты останешься трезво мыслящим врачом. Я это знаю точно, как то, что следом за ночью приходит день, за зимой – весна, а за смертью – жизнь. И я тебя не подставлю. Два как один. Так было много лет, так есть и будет всегда.
Тура передёрнуло. Всё приключившееся сегодня с братом вдруг стало достоянием его собственной памяти как реальное, но не распознанное.
– Я не хотел говорить сейчас, – продолжал Ворон негромко, – но вижу, придётся. Дух человека, которого ты откачивал, пока я торчал в горящем вагоне, пришёл ко мне на помощь.