Заставлю тебя полюбить
Шрифт:
— Именно потому ты выбрал меня, точную копию той, что не дождалась тебя с армии, да?
— Бред собачий! Вы вообще не похожи!
И Мила снова заскулила, вырываясь из захватал Ракитина. Если бы так просто было взять и освободиться от его оков. Буквально и фигурально.
— Мне плевать! Мне на тебя и на нее плевать! Ты даже пальцем не пошевелил, чтобы я стала твоей.
— Что ты знаешь вообще о моей любви? Ты совсем девочка, а я человек, повидавший такое, что и в страшном сне не приснится. Что ты можешь мне предъявить? Что я, блядь, понятия не имел, как к тебе подступиться, чтобы не видеть отвращения в глазах? Что я больше всего на свете желал тебя
Мила прикусила губу и дышала через раз.
— Ты просто хотел меня. Просто хотел меня. И все… И сейчас ты сначала позволил мне быть униженной. Втоптанной в грязь. Ведь кто я такая? Всего-то твоя жена, вынужденная сидеть на празднике жизни твоей бывшей, которая спит и видит тебя вернуть!
— Ты должна обрастать броней, ты должна расти, потому что ты жена военного. Нам всегда будут тыкать на разницу в возрасте. А я старше тебя, малыш. Слишком, — мужчина развернул к себе Милу и посмотрел на нее серьезно. — Я порву этих шавок, но ты должна расти. Учиться защищаться.
Мила затихла, прижимая кулачки к вздымающейся груди. Ее взгляд превратился в мутное нечто. А Сашин, наоборот, прояснился.
— Ты совсем другая галактика. Слишком, настолько, что даже не сравнить. Я старался, должен был задушить больные чувства к девушке, которую мне нельзя. По определению нельзя. Слишком много «но», а с другой стороны, также много было и «да», твердившего, что можно было бы попробовать. О… Господи, как я хотел вырвать из себя разум и оставить искрить только голые чувства при виде тебя. Что ты можешь знать о моих чувствах? Да, хотел тебя, как же я хотел тебя в своей жизни, но потом понимал, что я — убийца. Человек, способный на страшные вещи, плевать, что по отношению к виновным в большинстве своем, — тихо проговаривал Саша. — Но война всегда беспощадна, она не разделяет женщин, детей и стариков от боевиков, нет, она размывает границы. Кто б только знал, что порой по ночам я и спать не мог, чтобы не видеть тела мертвых людей, абсолютно не причастных ко всей этой вакханалии, которую возглавляет старуха с косой, а также те, кому эта проклятая война выгодна. И только вспоминая тебя, я засыпал. В голове все было проще. И ты была там моя. Почему я такой? Потому что. И очень отличаюсь от того пацаненка, который когда-то испытывал детскую влюбленность к девушке, живущей по соседству. Мил. Я другая версия. И эта другая версия любит тебя, как никогда и никого не любила.
Багирова стояла ни жива ни мертва. Она продолжала смотреть в печальные глаза Саши и чувствовать ту же разъедающую внутренности боль.
— Я бежал от тебя слишком долго. Просто не мог макать в это свою чистую девочку. Не мог. Но так хотел почувствовать себя любимым тобой. Факты вещь упрямая. Я мог бы и не вернуться из очередного задания. А зачем моей девочке получать груз двести? Так что я довольствовался малым. Тем, что во внутреннем кармане прямо возле сердца своя броня в виде маленькой фотографии той, которая навсегда останется для меня самым ярким и светлым пятном в жизни, наполненной кровью и смертями, — Мила даже не дышала, когда Саша достал из куртки сложенную пополам фотографию. Ее фотографию с выпускного вечера, где она была просто красавицей. Он так тогда и сказал ей. Заставляя хрупкое девичье сердце биться со скоростью взмахов крылышек колибри.
Это был запрещенный прием. Но такой правильный и
— Если у тебя имеются сомнения в моих чувствах, тогда я не знаю, что еще мне сделать.
Горячие ладони опустились на сгорбленные плечики девушки.
А что она могла? Что она могла вообще сделать в той ситуации?
— Я… я не могу. Мне надо все обдумать, — Мила просипела, не в силах отвести взгляд от пошарпанного фото. Это было выше ее сил, больше того, что она могла бы вытерпеть. Одна часть стремилась к Саше, другая…прочь.
— Что тут думать? Кучка низких и подлых людей решила, что они цари, будучи грязью? Ты собралась об этом думать?! — Саша встряхнул Милу, но она слишком отчетливо понимала, что делать дальше.
— Отпусти меня, — прошептала обескровленными губами. — Если любишь, отпусти меня. Мне…надо все обдумать.
Миле было больно, но она запрещала себе даже думать о той разъедающей душу агонии, что так точечно обосновалась в области сердца. Ракитин нахмурился пуще прежнего, тяжело втянул носом воздух и со всей дури ударил кулаками о стенку по обе стороны от лица девушки. Затем приблизил голову вплотную и задышал надсадно, кажется, даже с болью. Это отдавалось множественными импульсами по телу девушки, она не знала, какие муки в душе мужчины сейчас творились.
Для нее была ее личная обида, ее личная двойственность, неуверенность и попытки разобраться в самой себе. Но как? Как разобраться, если она даже дышать не могла без боли. Ей казалось, что мир разломался напополам. И если раньше она просто понимала, что «их» как одно целое просто не может быть и не думала об этом, то сейчас…сейчас, отведав сладость, пьянящую тело и душу, радость, что так вскружила ей голову, и быстротечное счастье, она, в конечном итоге, чувствовала обиду.
За что? Почему?
— Ты никуда не поедешь, — хрипло выдал Саша, все еще впиваясь болезненным взглядом в свою жену.
— Свяжешь меня? Заставишь остаться? Что дальше? Кляп в рот и сиди у батареи?
— Несешь чушь, Мила. Мы можем просто нормально поговорить обо всем, я исправлю …все свои косяки, все сделаю, — горячие губы коснулись лица Багировой. Девушка замерла словно жертва перед хищником…Что она могла ответить? Если всеми силами пыталась сдержать плотину, что держала ее в шаге от истерики. Слезы вот-вот хлынули бы из глаз.
— Поздно, ты сделал все, что мог, Ракитин, — искусанными губами прошептала девушка, не решаясь поднять свои глаза. Она просто боялась, боялась увидеть в них свой приговор, или пасть окончательно. Еще секунда, и она бы разломалась на части
— Не отпущу тебя.
Вдыхая спертый воздух между их телами, девушка собрала всю волю в кулак и практически прокричала. Зажмурилась и кричала. Совсем как сейчас кричала ее душа.
— Я сбегу, сбегу, даже если ты меня свяжешь, даже если заставишь остаться. И тогда я тебя возненавижу, Ракитин. Обещаю тебя ненавидеть!
Эта фраза подействовала как ушат холодной воды в жаркий день. Знойный.
Девушка била мужчину кулачками в грудь, и Саша больше не сопротивлялся, принимал все, сильнее наваливаясь на девушку. Его руки сами собой обвили такую манящую фигуру, сейчас больше похожую на задыхающуюся рыбку, а сам Ракитин чуть ли не рычал от безысходности. Когда Мила в конечном итоге оттолкнула мужчину, он больше не сказал ничего.
Будто бы все понял, сложил два и два. Мила понимала, что отступать не его удел, но сейчас он решил проиграть сражение, не войну. Возможно, этот проигрыш был нужен им обоим, но размышлять об этом — только теребить и без того глубокие раны.