Заставлю тебя полюбить
Шрифт:
Она не знала, что будет делать дальше, не представляла, как будет просыпаться по утрам и заставлять себя вставать, превозмогая душевную боль, разрывающую на части, как будет ходить на учебу и фальшиво улыбаться, но твердо знала, что должна. Просто обязана.
В тот вечер Мила обессиленно завалилась в свою постель и провалилась в сон, попутно отгоняя мысли о бывшем, теперь уже, муже.
А утро встретило ее ярким рассветом и лучами теплого осеннего солнца. Она проснулась без лишних напоминаний, без будильников. Жизнь вокруг словно подталкивала ее к новым начинаниям, вот так бесцеремонно ворвавшись в
Нет, боль никуда не делась и огромная, размером с пропасть, дыра в груди тоже не рассосалась. Миле было все также паршиво, но по крайней мере не было желания творить глупости.
Наверное, это называется «повзрослела».
Внезапно. Неожиданно. Но, наверное, вовремя.
Она с трудом заставила себя подняться с постели, подавила в себе желание в очередной раз разреветься, тяжело добралась до ванной комнаты, где очень долго стояла под струями теплой воды, словно стараясь смыть с себя все, что с ней произошло за последнее время.
Мила провела в ванной добрых сорок минут прежде, чем собственное отражение в зеркале хоть немного устроило девушку. Все-таки являться в университет с опухшими от слез глазами — не самая приятная перспектива.
Когда девушка появилась на кухне, родители уже во всю готовили завтрак.
— Ты почему не спишь? — заметив дочь, обеспокоенно спросила мать.
Она внимательно отсмотрела Милку, вперилась взглядом в лицо дочери, ища в них ответы на свои собственные вопросы, которые, впрочем, не спешила озвучить.
— Учебу никто не отменял, — улыбнулась Милка через силу, но все же ей удалось из выдавить из себя кривоватую улыбку. — Я и так достаточно пропустила.
— Думаю, ничего не произойдет, если ты пропустишь еще несколько дней, — заговорил отец, отложив в сторону шипящую сковородку, в которой готовилось нечто имеющее умопомрачительный запах.
— Ты кто такой и куда дел моего отца? — Мила сделала попытку пошутить.
Чтобы ее отец и предлагал прогулять, такого еще не было, не считая случая со свадьбой, но это было следствием принятого им решения, а не очередная блажь Милки.
— А если серьезно, я не хочу торчать в четырех стенах.
Пожав плечами, Милка прошла к столу и заняла за ним место.
— Мил, — начал было отец.
— Не надо, пап, не сейчас, может быть…позже, — остановила отца она прежде, чем тот успел бы сказать то, чего Мила слышать не хотела и о чем говорить тоже не хотела.
Ни сейчас, ни потом.
Завтракали они в полной тишине, никто так и не решился начать разговор даже на отстраненную тему. Справившись с едой, Мила глянула на часы, до начала первой пары времени у нее было прилично, но оставаться в доме ей больше не хотелось, стены душили, воздух казался каким-то тягучим, душным даже. После завтрака Мила вернулась в комнату, наспех собрала сумку, натянула на себя плотную кожаную куртку и вернулась в кухню.
— Я пойду.
— Так еще же рано совсем, — удивилась мать.
— Ничего, приду пораньше, когда-то же надо начинать, — улыбнулась Мила, намекая на свои бесконечные прогулы и опоздания.
— Твои ключи, — отец тем временем положил на стол ключи
Это не ее машина. Да и неудивительно, свою то она разбила. И как только цела и невредима осталась, при том, что умудрилась учудить. Наверное, только сейчас, глядя на ключи, Милка окончательно осознала, как плохо поступила с родителями в тот день. Отвращение зашкаливало, достигнув максимально допустимого значения.
Поджав губы, девушка бросила взгляд на ключи, но так и не смогла заставить себя подойти и взять их со стола.
— Это не мои, — только и смогла произнести Мила.
— Теперь твои, — невозмутимо ответил отец.
Они смотрели друг на друга некоторое время, Мила впервые за долгое время заметила большие темные круги и довольно глубокие морщинки под глазами отца, когда тот щурился. А ведь он уже не молод, пусть и дал бы фору любому двадцатилетнему, а все же, возраст — это не шутка, и каждая Милкина выходка могла бы стать для него последней.
— Я пешком пройдусь.
— Не глупи, не лихачь просто, я ж не зря новую машину тебе купил.
— Я ее не заслужила, пап.
Не дав отцу возразить, Милка буквально вылетела из кухни.
Ей нужно было на воздух и нужно было подумать. Наспех обувшись, Мила подхватила брошенную на пол сумку и выбежала из квартиры, словно за ней гнались.
На улице было довольно тепло, осень пока не вступила в свои полные права. Листва на деревьях только-только начинала приобретать желтоватый оттенок, а температура едва ли опускалась ниже пятнадцати градусов. Свежий осенний воздух ударил в ноздри, и Мила с удовольствием сделала глубокий вдох, заполняя легкие кислородом.
Узкие улочки, которыми шла Мила, сокращая путь к университету, сейчас были практически пусты, лишь изредка Мила натыкалась на прохожих.
Ей предстояло не менее получаса пути. В ушах играла музыка, что-то из Nightwish, в небе светило солнце, в лицо дул теплый ветерок, а на душе хоть ненадолго перестали скрести кошки.
Всю дорогу Мила так или иначе прокручивала в мыслях случившееся с ней за последние пару недель. Перед глазами калейдоскопом сменялись картинки минувших дней. Она хотела бы сказать, что все в порядке, что все закончилось именно так, как ей того хотелось, но правда в том, что это была бы вопиющая ложь, и Мила смогла бы соврать кому угодно, но только не самой себе.
А правда состояла в том, что, получив долгожданную свободу, радости Багирова не получила. Вот так глупо и нелепо. Непредсказуемая женская душа.
Погруженная в свои мысли, Мила и понять не успела, как уже оказалась у здания университета, где только-только лениво собирались студенты. Мила прошла внутрь здания, и пошла в сторону нужной ей аудитории.
Время летело со скоростью света, никогда еще занятия не заканчивались так быстро. Впервые за все время обучения, Мила не чувствовала желания уйти с пары, а вместо этого словно губка впитывала все, что говорили преподаватели. И все-таки она была не права, было что-то в том, чтобы ходить на занятия и слушать. Учебники — это, конечно, прекрасно, а все же опыт знающих людей просто необходим и именно этим опытом щедро делились преподаватели на лекциях, которые Мила благополучно игнорировала, считая, что у нее есть дела поважнее.