Застенец
Шрифт:
«Люди чести», точнее то, что от них осталось, пытались оправдать свое название. Но куда им было против квартета пятиранговых бойцов. Мне пришлось лишь с досадой свистнуть и отдать обратный отсчет, когда команда Бабичева достигла базы противника. А спустя пять минут возвестить о логичном исходе схватки.
– Уважаемые зрители, рад сообщить, что победителями Первой Битвы Застенья стала команда «Сыны Отечества».
Бабичев поднял руку над головой, но ответом ему стали жидкие аплодисменты. Большая часть сочувственно смотрела на Извольского и его потрепанную команду. Я же решил немного позаигрывать
– Вам понравилось? – резко и громко спросил я.
– Да, – раздался нестройный гул. Большинство все еще наблюдало за сидящим на земле Извольским.
– Я не слышу. Так вам понравилось?!
– Да! – взревели сначала простолюдины, а следом за ними и все остальные. Нет, все-таки надо придумать, как приглашать не только дворян. С последними каши не сваришь. А простые ребята, не искушенные в подобных состязаниях, замечательная массовка.
– Хочу отметить, что на следующей неделе будут новые испытания и новые участники. А теперь давайте поздравим победителя как следует.
Не то, чтобы я желал потешить самолюбие Бабичева. Как раз этого бы мне хотелось в последнюю очередь. Но шоу не должно заканчиваться скорбным молчанием. Нужно, чтобы люди уходили немного взбудораженными, обсуждая увиденное и делясь впечатления.
Ответом мне стал град аплодисментов. Футболисты по-разбойничьи засвистели, откуда-то прозвучал громкий крик: «Браво». Ну что ж, рыбка прикормлена, подсечена и вытащена на берег. Я отпустил ее обратно, ожидая, пока та немного вырастет. И тогда уже поймаю снова.
Бабичев еще несколько раз потряс Руку над головой, купаясь в лучах славы. А после неторопливо и с некоторой вальяжностью подошел ко мне. Я бы многое отдал, чтобы стереть эту мерзкую ухмылочку с его лица. Но, как известно, победителей не судят.
– Сохраните ее до следующей недели, господин Ирмер-Куликов, – елейным голоском сказал он. – В субботу я снова подниму ее над головой.
Мне много чего хотелось ему ответить. Спросить, где он забыл своего верного другу Крысу. Или поинтересоваться, не болит ли лицо после нашей встречи в туалете. Об отце напомнить. Вот только все это было подло и не шло к лицу дворянину. Тьфу ты, как заговорил. То есть, подумал. Давно ли ты стал дворянином, Кулик?
– С интересом посмотрю на это, господин Бабичев, – принял я Руку обратно.
На том и разошлись. Точнее Константин отправился к своей команде, а я к ребятам. Где меня уже поджидал директор.
– Поздравляю, господин портупей-юнкер, – искренне сказал он. – Потрясающее представление. Думаю, что не досчитаюсь человек пять в понедельник на занятиях?
– Простите, Ваше Превосходительство, не думал, что так все…
– Не стоит, – улыбнулся Зейфарт. – Буйную кровь иногда надо пускать, иначе она начнет портить организм. Это в любом случае лучше, чем дуэли на пустом месте. Признаться, я и сам думал устроить нечто подобное. Только в более щадящей форме. Но вы меня обошли. Что ж, тем лучше.
– Ваше Превосходительство, – подошел к нам Кузякин, кивнув Зейфарту, – давно вас не видел. Николай Федорович, – протянул он мне руку, – отличное представление. Вы мне, конечно, многого
– Не приелось бы, – сухо заметил Зейфарт, которому, по всей видимости, компания полковника, простого русского мужика, который без всякого рода дослужился до своей должности, не приносила такого удовольствия. В отличие от меня.
– В этом можете быть покойны, господа. У меня есть еще много идей относительно поединков.
Что, кстати, было правдой. Я действительно уже придумал пару интересных фишек. Потому что понимал, одними и теми же представлениями публика быстро насытиться. К следующей субботе для начала можно немного изменить лабиринт. Благодаря участникам от него все равно мало что осталось.
Так хорошо и спокойно я не чувствовал себя давно. Именно сейчас показалось, что мое место действительно тут. В этом мире, на собственном заводе. Словно я только и был создан для того, чтобы вести светские разговоры со сливками Петербургского общества. На короткий миг мне даже показалось, что мы беседуем на равных. Как старые добрые приятели.
Далекий колокольный звон заставил вздрогнуть. И не только меня. Дернулся Кузякин, потянувшись в шашке, блеснули сталью глаза Зейфарта, медленно уходившая публика остановилась и испуганно заозиралась.
Атмосфера радости, возбуждения и воодушевления улетучилось, будто ничего и не было. На смену ей пришло предчувствие беды.
Мне бы очень хотелось, чтобы это в церкви, что через четыре улицы, звонили к обедне. Ну, или к чему там они звонят? Однако я сам понимал, что очень хочу обманываться. Чудес не бывает. Точнее, в этом мире бывают, но не в данном случае. Поэтому я не удивился, когда к первому набату присоединился второй, с противоположной стороны города. Такое ощущение, что с самой набережной. Потом третий, четвертый, пятый. Лишь скрипнул зубами и вжал голову в плечи, словно готовясь к хлесткому удару.
Минуту спустя, казалось, звенело на каждой улице Петербурга, призывая всех свободных магов, полицию и военных на помощь. По побледневшим лицам аристократов я понял, что подобное вообще не в порядке вещей. Ни разу! Это не парочка Разломов, которые по ошибке случилось в одно время. Сейчас происходил самый настоящий прорыв тварей из другого мира.
На мгновение вся моя уверенность улетучилась. Я вновь ощутил себя одиноким подростком в чужом и враждебном мире, где все хотят меня убить. И когда вперед вышел Зейфарт, чуть не бросился к нему за спину, в поисках защиты.
Выросли словно из воздуха казаки, буравя то меня, то Зейфарта суровыми взглядами. Настроены они были серьезно, однако вместе с тем в их глазах читалось полное непонимание. Конвой будет защищать меня. Вот только никакого конкретного плана на этот случай у них не имелось.
Господин директор за довольно короткое время потерял естественный цвет лица. Теперь он был бледен и сосредоточен, его губы стянулись в тонкую нитку, а пальцы сжались в кулаки. Но меж тем Зейфарт не потерял самообладания. Казалось, напротив, именно уверенности в нем теперь стало еще больше. Словно всю свою жизнь директор только и ждал этого случая, чтобы проявить себя лучшим образом.