Застольные беседы
Шрифт:
2. Тут громко вмешался Кратон: «Клянусь Дионисом, Исократ прекрасно обосновал свой отказ, ведь иначе он развернул бы такие периоды, что разогнал бы из этого симпосия всех Харит {8} . Но не одно и то же, исключать ли из симпосия риторику или исключать философию. У философии иное положение: ей, как учительнице жизни {9} , подобает не чуждаться ни игры, ни какого-либо отрадного развлечения, но во все вносить меру и своевременность: иначе нам пришлось бы преградить доступ к застолью так же и благоразумию и справедливости, наглядно показывая тем самым нелепость высокомерного пренебрежения к философии. Итак, если бы нам довелось, уподобляясь гостеприимцам Ореста {10} , молча есть и пить в законодательном собрании {11} , то наша необщительность имела бы некоторое оправдание, вытекающее из обстановки; но если Дионис подлинно Лиэй-освободитель, и прежде всего отрешает от уз языки, предоставляя речам полную свободу, то было бы, полагаю, грубым неразумием именно там, где господствует свободоречие, лишиться наиболее необходимых речей. Ведь в философских рассуждениях мы разбираем и вопросы, касающиеся симпосиев, – какими качествами должны обладать их участники, каковы правила поведения за вином: как же нам из самих симпосиев устранять философию, будто бы она была неспособна подтвердить на деле то, чему она учит на словах».
8
…разогнал бы… всех Харит. – В метафорическом смысле – лишил бы пир привлекательности и радости. Хариты (лат. Gratiae – Грации) – дочери Зевса и океаниды Эвриномы, богини вечной юности и дружеского расположения; по Гесиоду, их три сестры: Эвфросина («Благая радость»), Аглая («Сияющая») и Талия («Цветущая») (Теогония, 907–911).
9
…ей, как учительнице жизни… – Макробий уточняет: философия на пиру могла бы оказать благотворное воздействие на тех, кто попал «в сети порока», воспитывая их и побуждая к лучшему рассказами о различных проявлениях добродетели (Macr. Sat. VII 1, 20 sq.). Именно в этом видели роль философии стоики: она как учительница жизни должна обучать не красноречию, но нравственности; так, стоику Мусонию приписываются такие слова: «Философия – это безупречная жизнь и не что иное» (Stob. V. II. Р. 239, 28).
10
…уподобляясь гостеприимцам Ореста… – Согласно преданию, пришедший в Афины Орест не мог участвовать в исполнении священных обрядов, в частности совершать возлияния богам, разделять общую трапезу, так как был осквернен матереубийством. Правивший в Афинах Демофонт (по другой версии – его сыновья), не желая отказать Оресту в приеме, принял все меры предосторожности, чтобы оградить участников трапезы и богов от орестовой скверны; так, у Еврипида Орест рассказывает:
…обедДавалиДаже венки, которые были на участниках трапезы, следовало по ее окончании надеть на кувшины, из которых каждый пил, но не посвящать их, по обычаю, в храм, поскольку они побывали с убийцей под одной кровлей. Предание об Оресте – попытка этиологического объяснения Праздника Кувшинов , в частности тех его особенно-
стей, которые присущи ему как празднику Поминовения. Ср. у Еврипида:
И слышу я: злосчастие моеПричиной стало местного обряда, –Поныне силе там закон, чтоб чтилНарод Паллады «Кружек» торжество.(«Кружками» здесь переведено греч. ).
11
…молча есть и пить в законодательном собрании… – По свидетельству Аристотеля, законодательным собранием называлось здание, где в древнейший период истории Афин собирались архонты-фесмофеты (, «законодатели») (Афинская полития, 3, 5). Где именно принимал Демофонт Ореста, предание не сообщает. Скорее всего, фесмофетей упоминается вне связи с историей Ореста – в противном случае это был бы анахронизм: по сведениям Аристотеля, должности архонтов-фесмофетов в то время еще не были учреждены (Афинская полития, 3, 4). По-видимому, Плутарх употребляет слово как синоним «пританея» – помещения для встреч и торжественных обедов дежурных афинских правителей в классическую эпоху.
3. На это ты заметил, что нет оснований возражать Кратону, но следует установить характер и направление философствования за вином, чтобы избегнуть той не лишенной остроумия насмешки, которую навлекают на себя спорщики, изощряющиеся в софистике:
Ныне спешите обедать, а там и к сраженью приступим {12} , –и призвал нас к обсуждению этих вопросов. Я высказал то мнение, что прежде всего надо учесть, каковы сами участники пиршества: если среди них большинство – люди ученые, Сократы, Федры, Павсании, Эриксимахи, как у Агатона, или Хармиды, Антисфены, Гермогены, как у Каллия, или другие, не уступающие этим, то мы предоставим им философствовать за кубком, сочетая Диониса с Музами в той же мере, что и с Нимфами {13} : ведь эти делают его милостивым и кротким для тела, а те – поистине отрадным и благодатным для души. Если даже в пиршестве участвует и несколько людей неученых, то и они среди большинства образованных, подобно согласным буквам в окружении гласных, приобщатся к некоему не совсем нечленораздельному звучанию и пониманию. Но если соберется множество таких людей, которым пение любой птицы, звучание любой струны, стук любой доски {14} приемлемее, чем голос философа, то в этих условиях надо последовать примеру Писистрата: когда у него возникли раздоры с сыновьями и он узнал, что его недруги злорадствуют по этому поводу, то, созвав народное собрание, объявил, что хотел образумить сыновей, но, видя, что они упорствуют, готов сам им уступить и последовать их требованиям. Вот так и философ в обществе собутыльников, для которых его речи недоступны, перестроится и снисходительно примет их времяпрепровождение, насколько оно не выходит из пределов благопристойности, понимая, что риторствуют люди в речах, а философствовать могут и в молчании, и в игре, и даже – Зевс свидетель – в насмешках, как направленных в других, так и метящих в них самих. Ведь если, как говорит Платон, «величайшая несправедливость – не будучи справедливым, казаться таким» {15} , то, с другой стороны, высшая мудрость – философствуя, не казаться философствующим и шуткой достигать серьезной цели {16} . Подобно тому как у Еврипида менады без щита и меча ударами легких тирсов ранят нападающих на них {17} , так шутливые насмешки истинных философов глубоко затрагивают тех, кто не вовсе неуязвим, и производят на них то или иное необходимое воздействие.
12
«Ныне спешите обедать…» – Слова Агамемнона (Ил II 381), оторванные от контекста, превратились в насмешку, направленную против тех, кто кончает пир спором, а спор – кровавой дракой. Осуждение распущенности, царящей на пирах, – общее место позднеантичной литературы. Лукиан посвятил изображению такого пира целое произведение – «Пир, или Лапифы». Афиней, вслед за Плутархом, указывает на уместность этой стихотворной насмешки над теми, кто буйствует на пиру (Ath. 420 f).
13
…сочетая Диониса с Музами в той же мере, что и с Нимфами… – В метафорическом смысле – сочетая вино с ученой беседой и разбавляя его водой. Музы здесь – божества, покровительствующие не только искусствам, но и образованности вообще. Нимфы олицетворяют различные элементы природы, в том числе воду; собственно водные нимфы – наяды. Ср. АР, XI 49; Ath. 38 d. Вопрос IX книги III специально посвящен проблеме должного смешения вина.
14
…пение любой птицы, звучание любой струны, стук любой доски… – Птиц специально обучали петь и говорить для развлечения пирующих. «Струной и деревом» именовал кифару стоик Зенон, подчеркивая тем самым, что только причастность «счету , ритму и порядку » превращает простой материал в музыкальный инструмент, способный издавать стройные звуки (см. SVF I 299; Plu. De virt. 443 A; De an. pr. 1029 F).
15
«…не будучи справедливым, казаться таким…» – Слова Платона переданы почти точно; ср.: «Крайняя несправедливость – – казаться справедливым, не будучи таким» (Государство, 361 а). У Платона под подразумевается высшая степень виртуозности во владении «искусством» несправедливой жизни: «Совершенно несправедливому человеку следует изображать совершеннейшую справедливость, не лишая ее ни одной черточки… он владеет даром слова, чтобы переубедить, если раскроется что-нибудь из его несправедливых дел… он способен также применить насилие…» (там же). Аналогия Плутарха не вполне точна: искусство несправедливого человека состоит в умении показывать то, чего у него в действительности нет (справедливость), поэтому он своего рода «симулянт»; философ, напротив, скрывает то, чем он в действительности владеет (мудрость).
16
…шуткой достигать серьезной цели. – Образцом для Плутарха служит Сократ, который вел свои философские беседы, «с кем-то разделяя праздничную попойку, а с кем-то – воинский строй или рыночную толчею» (Plu. An seni. 796 D). У Платона философские рассуждения нередко называются «забава» – (Федр, 265 с; Тимей, 59 с).
17
…менады… ударами легких тирсов ранят нападающих на них… – Подразумеваются «Вакханки» Еврипида (736). Менада (греч. – «неистовствующая», «исступленная») – именование вакханок, участниц оргиастических празднеств в честь Диониса-Вакха. Тирс – жезл самого Диониса-Вакха и вакхантов.
4. Есть, полагаю я, и некий род рассказов, подходящих для симпосия: один дает история, другие можно почерпнуть в повседневной действительности. Многие из них содержат примеры, располагающие к философии, многие – к благочестию; они пробуждают ревность к мужественным и великодушным деяниям, к благородству и человечности. Кто, ненавязчиво используя эти рассказы, воспитывает пирующих, тот намного сократит дурную сторону опьянения. А вот те, кто по примеру гомеровской Елены {18} , которая приправляет вино чудесным зельем, примешивает к вину буглоссу {19} и окропляет пол настоем вербены и адианта, чтобы сообщить пирующим благодушие и дружелюбное настроение, упускают из виду, что это сказание, пройдя длинный путь из Египта, завершилось пристойными и подобающими обстановке речами: Елена рассказывает угощаемым об Одиссее, что он,
18
Текст со слов А вот те, кто по примеру гомеровской Елены… – Образец аллегорического толкования следующих строк «Одиссеи»:
Умная мысль пробудилась тогда в благородной Елене:В чаши она круговые подлить вознамерилась сокуГорькоусладного, миротворящего, сердцу забвеньеБедствий дающего…19
Буглосса – это именование применяется к нескольким видам растений – Lycopsis или Anchusa arvensis, также Echium vulgare. Что именовалось «буглоссой» в античности, не вполне ясно. Ср. Плиний о буглоссе: «‹Трава›, похожая на бычий язык (так объясняется внутренняя форма слова ( – ср. «бык» и «язык». – О. Л), достоинство которой заключается в том, что, будучи добавлена в вино, она умножает радость в душе, и зовется она euphrosynum» (греч. – «радость», «веселье») (Plin. nat. XXV 81). Вербена – родовое название; возможно, речь идет о вербене лимонной, в листьях и цветах которой содержится эфирное масло приятного запаха. Адиант – название рода папоротников; здесь, возможно, имеется в виду Adiantum capillus Veneris («венерины волосы»). Плиний сообщает, что венок из адианта избавляет от головной боли (Plin. nat. XXII 64).
Вот что, очевидно, и было «бесскорбным» и безбольным зельем – речь, созвучная наличным переживаниям и обстоятельствам. Философы, умеющие ценить изящную тонкость даже и тогда, когда они открыто философствуют, ведут свою речь, опираясь более на наглядную убедительность, чем на принудительную силу доказательств. Посмотри, как Платон в «Пире», рассуждая о последней цели, о высшем благе {20} и вообще о божественном, не напрягает доказательства, не уподобляется борцу, натирающему руки песком, чтобы сделать охват более цепким и неотвратимым, но увлекает собеседников доходчивыми предположениями, примерами и мифами {21} .
20
…о последней цели, о высшем благе… – «Последняя цель» , «высшее благо» наряду с («добродетель»), («счастье») и др. – устоявшиеся ко времени Плутарха философские термины для обозначения основных этических категорий. В каждой философской системе эти термины наполнялись различным содержанием. Термином обозначалось конечное совершенное состояние, которого должен был достигнуть человек; платоники понимали его как «уподобление богу» . См.: Альбин. Учебник платоновской философии, XXVIII 1. В учебниках философии и доксографиях времен Плутарха эти термины служили своего рода рубриками, по которым излагался материал, касающийся этических проблем. В «Пире» Платона нет специального рассуждения о «цели» и «благе». О них говорится в связи с характеристикой Эрота: Эрот стремится к красоте, которая тождественна благу; его – обладание благом. Плутарх, таким образом, подводит содержание платоновского диалога под «рубрики», принятые в современной ему доксографической литературе. Макробий более точно указывает главную тему диалога: «…в знаменитом “Пире” Платона… дается разнообразное и великолепное описание Эрота» (Macr. Sat. I 1, 3).
21
…предположениями, примерами и мифами. – Таков сократовский способ ведения беседы, известный и по другим диалогам; в «Пире», например, рассказан миф о рождении Эрота от Пороса («Богатства») и Пении («Бедности») для иллюстрации философского тезиса о заключенном в Эроте единстве полноты обладания красотой и благом (в виде стремления к ним) и вечной нужды в красоте и благе (203 а – е).
5. Далее, сами изыскания должны представлять общий интерес, не вдаваться в утомительную мелочность в постановке обсуждаемых вопросов, чтобы не обременить и не отвратить менее склонных к отвлеченному умствованию. Ведь тела участников симпосия принято упражнять пляской и хороводами {22} , если же мы заставим их сражаться в полном вооружении или метать диск, то это не только не доставит удовольствия, но и расстроит симпосий: подобно этому только легкие изыскания согласуются с обстановкой застолья, плодотворно возбуждая души, а речи, подобающие «спорщикам» и «заковырщикам» {23} , о которых говорит Демокрит, надо отбросить, ибо они утомляют и самих спорящих сложностью и темнотой поднятых вопросов и докучают всем присутствующим. Беседа должна быть столь же общим достоянием пирующих, как и вино. А те, кто выдвигает такие неудоборазрешимые вопросы, ничем не предупредительнее в общении, чем эзоповские журавль и лиса: лиса, размазав жидкую кашу по поверхности плоского камня, вместо того чтобы угостить журавля, поставила его в смешное положение, ибо каша в таком виде была недоступна для его тонкого клюва. Журавль, в свою очередь пригласив лису на обед, подал угощение в узкогорлом кувшине, так что сам мог без затруднений доставать еду своим длинным клювом, а лиса была не в состоянии воспользоваться предоставленной ей долей. Так и философы, погружаясь за столом в диалектические тонкости, докучают остальным, которые не могут за ними следовать, и те в свою очередь обращаются к каким-то песенкам, пустой болтовне, пошлым и площадным речам: забыта цель застольного общения, и Дионис в обиде. Когда Фриних и Эсхил {24} стали
22
…пляской и хороводами… – Плутарх говорит о полезности этих занятий в физическом отношении (De san. 133 d); согласно Платону (Законы, 654 Ь), эти занятия полезны, потому что ритм и гармония формируют как тело, так и душу человека.
23
…«спорщикам» и «заковырщикам»… – Vorsokr. 68, В 150. Возможно, сказано о софистах. Ср. у Страбона: «Эратосфен говорит, что он не видит, как перевести это исследование на деловую почву, – получается лишь исследование в стиле› тех, кого Демокрит называет “спорщиками”» (I 4, 7); у Климента Александрийского: «Некоторые, подстрекая самих себя, силятся уснастить свои речи клеветой, выискивая спорные каверзные вопросы, – охотники за словечками, ревнители ухищрений, “спорщики” и “заковырщики”» (Лурье, с. 204). Как видно, некогда сказанное Демокритом о софистах «старых» подходило и для характеристики софистов следующих поколений.
24
Когда Фриних и Эсхил… – Это объяснение этиологии известной поговорки соответствует аристотелевской теории развития трагедии из культа Диониса, не отвергаемой и современной наукой. Эсхил и Фриних оказываются как бы реформаторами трагедии, отойдя от традиционного действа с главным лицом – Дионисом и обратившись к мифам и сюжетам, не имеющим отношения к образу этого бога.
25
Распевать так называемые сколии… возложив на себя венки, которые знаменуют освобождающую силу бога… – Венки на пиршествах надевались после трапезы в знак перехода к винопитию и, следовательно, к почитанию бога вина.
26
Текст в этом месте испорчен. Переводчик принимает чтение Хуберта.
27
Сколии – застольные песни, пестрые метрически и содержательно, часто импровизации. Подборку сколиев см. Ath. 694 с sq.; PLG, . III, p. 643–645. Сохранившиеся сведения о сколиях – из поздних источников, за исключением данного Плутархова рассуждения. Смысл названия «сколии» был, видимо, темен уже в античности. По Плутарху, он объясняется двояко – либо трудностью исполнения, требующего музыкальных навыков, либо запутанностью выбора следующего исполнителя. Оба объяснения ориентированы на семантику прилагательного , к которому, скорее всего, действительно восходит название сколиев: 1) «кривой», «извилистый», «запутанный»; 2) «трудный», «прихотливый» – переносное значение. Ср. также Sch. Grg. 451 е; Ath. 694 а. У античных схолиастов есть и такое объяснение: сколии именуются так «по противоположности» , ибо в действительности очень просты (; ) (см. Sch. Ar. Vesp. 1239). О сколиях в целом – RE, HalbBd XV 558 sq.
28
…миртовую ветвь, называемую эсаком… – По определению Гесихия, эсак (') – «ветвь лавра, которую держат в руках исполняющие гимны к богам» (Hsch. s. . , ср. EM, s. v.
– ). Скорее всего, некогда сакральная функция лавровой (или миртовой) ветви уже в античности стала переосмысляться рационалистически как простой знак очередности в пении. Это толкование основано на этимологическом сближении с («петь»), что современные этимологи не подтверждают. Есть также указание, что «под эсак» пели сколии те, кто не мог аккомпанировать себе на лире (Sch. Ar. Vesp. 1239).
Вопрос II
Должен ли хозяин дома указывать угощаемым их места за столом или предоставить выбор места им самим
Участники беседы: Тимон, отец Плутарха, Плутарх, Ламприй и другие
1. Мой брат Тимон устраивал большой прием. Среди приглашенных были и чужеземцы и граждане, родные и близкие, вообще самые различные люди, и Тимон просил всех располагаться и выбирать себе место на застольном ложе, где кому угодно. Когда собралось уже много гостей, в дверях пиршественного помещения появился, как щеголь из комедии {29} , какой-то гость, в чрезмерно роскошной одежде которого и сопровождавшем его множестве рабов виден был недостаток благовоспитанности. Окинув взглядом присутствующих, он не пожелал войти и удалился. Многие побежали за ним вдогонку, но он заявил, что для него уже не остается в зале достойного места. Тут гости, среди которых иные уже успели в меру выпить, с громким смехом проводили его пожеланием – по Еврипиду –
29
…как щеголь… – Словом «щеголь» переведено греч.
– , «окрашенный пурпуром» – об одежде, а метонимически о тех, кто одет с вызывающей роскошью; в новоаттической комедии – примета неотесанного скоробогатея, часто из вольноотпущенников. Специфику этого социально-психологического типа, ставшего и комедийным, подметил Аристотель: если богатых характеризуют высокомерие и надменность, то «люди, недавно разбогатевшие, обладают всеми пороками в большей и худшей степени, потому что быть вновь разбогатевшим значит быть как бы невоспитанным богачом» (Аристотель. Риторика, 1391 а 14).
2. Когда же обеденная часть приема подошла к концу {31} , отец, окликнув меня издали со своего места, сказал: «Мы с Тимоном выбрали тебя судьей в нашем споре. Я все попрекаю Тимона по поводу случая с этим гостем. Ведь если бы места на ложах были заранее распределены, как я и советовал, то нам не пришлось бы держать ответ за порядок перед этим мастером:
30
TGF, F, Fr. 449.
31
…обеденная часть приема подошла к концу… – Т. е. началась послеобеденная выпивка.
Передают же о консуле Эмилии Павле {33} , что он после победы над Персеем в Македонии проводил пиршества, поражавшие и своей роскошью и замечательно продуманным распорядком, говоря, что, кто умеет расположить войско мощным построением, тот умеет и построить симпосий наиболее приятным образом, ибо в том и другом случае необходима благоупорядоченность. И Гомер называет выдающихся царственных мужей строителями рати {34} . Да и вы, философы, говорите, что великий бог превратил беспорядочность в мировой порядок, ничего не убавив и ничего не прибавив к сущности вещей, и, поставив каждую вещь на подобающее ей место, привел природу от беспорядочности к прекраснейшему образу {35} . Но если все это более глубокое и важное мы узнаем от вас, то и сами можем усмотреть, что в деле устройства пира нельзя достигнуть чего-либо благоутешного и достойного свободных людей, не сообщив ему упорядоченности. Отсюда понятно, что смешно было бы, если бы мы, возложив на поваров и застольных служителей всю заботу о том, что подать на первое блюдо, что на второе, что на закуску, и даже, господи, заботу о благовониях, о венках, о кифаристке, о надлежащем порядке для всего этого, стали бы угощать приглашенных, разместив их в случайном порядке, без внимания к их возрасту, общественному положению и другим подобным обстоятельствам; необходимо установить пристойный чин, который воздаст почет старшему, в уважении к нему воспитает младшего, а для самого учредителя будет упражнением в чувстве и понимании приличия. Ведь предоставляется же более почтенному особое место, когда в собрании приходится сидеть или стоять: почему же лишать его этого преимущества при возлежании за обеденными столами? Да и здравицу угощающий произнесет прежде за старшего, чем за других, нельзя, значит, пренебрегать этим различием и в назначении угощаемым мест за столами, чтобы не превратить симпосий с самого начала в какой-то, как говорится, «единый Микон» {36} . Так обосновал отец свое мнение.
32
Цитата из «Илиады» (II 554), где речь идет о мастерстве предводителя войска Менесфея.
33
Плутарх, Эмилий Павел, 28.
34
…Гомер называет выдающихся царственных мужей строителями рати. – Например, Агамемнона и Менелая (Ил. I 16).
35
…привел природу от беспорядочности к прекраснейшему образу. – Аллюзия на описание процесса создания Вселенной в «Тимее» Платона. Ср. Plu. De an. pr. 1014 В sq.
36
…«единый Микон». – Объяснение Страбона: «Микон – это остров, под которым, согласно мифу, погребены последние гиганты, истребленные Гераклом. Отсюда пошла пословица «Все под один Микон» – о тех, кто подводит даже различные по природе вещи под один заголовок» (X 5, 9); Paroemiographi, I 122; 445.
3. Брат же сказал, что у него нет притязания быть умнее Бианта, который отказался от третейского разбирательства у двух своих друзей, и выступить судьей стольких близких и стольких товарищей, притом не в денежном деле, а в вопросе об их личном достоинстве, как будто пригласив их к себе не из дружеских чувств, а чтобы досадить кому-либо. «Странно, – сказал он, – поступил вошедший и в поговорку Менелай, явившись без приглашения на совет вождей {37} , но еще более странно, принимая гостей, присваивать себе, помимо их согласия, положение судьи и распорядителя, решающего вопрос о том, кто из них выше или ниже кого по достоинству: ведь они не выступают на состязании, а пришли на обед. Да и нелегкая задача такая оценка, если одни выделяются по возрасту, другие по общественному положению, третьи по дружеской близости, четвертые по родству. В подобных условиях приходится как бы разрабатывать в разговоре отвлеченный вопрос , прибегая к таким пособиям, как «Топика» Аристотеля или «Решающие умозаключения» Фрасимаха, но ничего полезного этот труд не даст, и его единственным плодом будет перенос к симпосию пустой славы {38} , приобретаемой на площади и в театре. Вместо того чтобы застольным общением заглушить чуждые ему страсти, мы возбудим высокомерную ревность, которую, полагаю я, надо гораздо усерднее изгонять из души, чем смывать грязь с ног, вступая в чистосердечную и непринужденную застольную беседу. Неужели мы, пытаясь устранить всякую неприязнь, которая могла возникнуть между приглашенными вследствие какого-нибудь случайного столкновения, станем в то же время разжигать в них честолюбие, принижая одних и возвеличивая других? Но если за почетным местом возлежания последуют еще повторные здравицы, особливые подачи, обращения с хвалебными речами, то симпосий окончательно превратится из дружеского в начальственный; если же во всем прочем мы будем соблюдать равенство между пирующими, то почему нам не начать с того, чтобы предложить приглашенным попросту, без чванства, выбрать себе любое место: пусть каждый уже в дверях сразу увидит, что пришел на демократический обед, что здесь нет какого-то акрополя для избранных {39} , расположившись в котором богач будет с пренебрежением взирать на менее состоятельных».
37
…явившись без приглашения на совет вождей… – У Гомера Менелай действительно приходит на совет по своей воле, но там нет и намека на предосудительность такого поступка (Ил. II 408).
38
…перенос к симпосию пустой славы… – Т. е. решение вопроса о достоинствах гостей превратится в риторическое упражнение, которое только разовьет способности беседующих к политическому (на площади) и торжественному (в театре) красноречию. В «Топике» Аристотеля собраны всевозможные способы умозаключений по вопросу: «Которая из двух вещей предпочтительнее или лучше?» (кн. III, гл. 1–3). Плутарх здесь именует сочинение Аристотеля не , как принято, а , пользуясь случаем поиграть словом , которое может означать как «общее место» (термин риторики и логики), так и просто «место», в том числе место за столом. О Фрасимахе см. Vorsokr. 85, В 7.
39
…нет какого-то акрополя для избранных… – Слово «акрополь» употребляется здесь метафорически; прямое значение – «верхний город» , самое высокое и важное место в городе, общественно-политический и культовый центр.
4. Выслушав и это, присутствующие стали требовать заключительного суждения. Я ответил, что принимаю на себя обязанность не судьи, а только примирителя, и пойду по срединному пути. «Угощая молодых людей, сограждан и сверстников, – сказал я, – можно, как предлагает Тимон, предоставить им располагаться попросту и без чинов каждому на любом месте, запасшись уступчивостью как лучшей опорой в дружеском общении; если же мы ведем философскую беседу в присутствии чужеземных гостей, старцев или начальствующих, то уравнительное безразличие, опасаюсь я, преградив высокомерию главный вход, откроет для него боковую дверь {40} . В этих условиях надо считаться и с дружеской близостью, и с общепринятыми обычаями. Иначе нам пришлось бы отказаться и от здравиц, и от приветственных речей, с которыми мы обращаемся ведь не к любому без разбора, а к тем, кого уместно почтить
40
…преградив… главный вход, откроет… боковую дверь. – Очевидно, поговорка. Ср. русск. «Ты его в дверь, а он в окно».