Заступник. Твари третьего круга

Свобода Арина

Когда через несколько дней Фолк и Ники вернулись домой с рыбалки, на кухне за чашкой чая сидел Бентам, поселковый Голова. Фолк отдал матери ведро с рыбой и уселся напротив. Голова, опуская усы в чашку, поинтересовался, чем там, в городе, Фолк занимается, не хочет ли устроиться на работу в поселке? Мялся, пыхтел, а потом неуклюже напрямую и вывалил: мол, давно ли Фолк попадал в Темный? Мать с особым рвением начала переставлять на столе чашки и ложки. Фолк долго рассказывал Голове, что после смерти отца остался единственным кормильцем у семьи. Что теперь

и думать не может ни о каких глупостях. Если что с ним случится, они же пропадут совсем…

Он видел, как мать просияла от счастья.

Бентам пожевал усы, покачал согласно головой, дескать, правильно говоришь, ударный труд лучшее средство от агрессии, но, если все-таки надумаешь на работу устроиться, я тебе посодействую… И ушел.

А еще через неделю потянулись к дому Арсонов обиженные, несчастные и просто недовольные жизнью: собутыльник отца, уволенный с работы; Лысый, которому кто-то не вернул долг; соседка, которую обрюхатил местный электрик, а теперь не хотел жениться.

Так нечаянно и быстро начался его взлет. И Фолк, освоившись с новым своим положением, неожиданно повзрослел. Движения его приобрели размеренность и вальяжность, а взгляд заставлял односельчан беспокойно ерзать на краешке стула и заикаться, излагая очередную просьбу. Фолк принимал посетителей, развалившись в отцовском кресле. Всех внимательно выслушивал, никому не отказывал. И проблемы начинали решаться сами собой. Приказы об увольнении разрывались, долги возвращались, а к запойным пьяницам возвращался давно утерянный человеческий облик. Лето едва успело перевалить за половину, когда жители поселка окончательно и бесповоротно уверовали в бесконечные возможности Фолка Арсона.

За ним теперь следовала стая из крепких молодых парней, недавних одноклассников. Иногда они исчезали из поселка на несколько дней. Куда и зачем — оставалось тайной для всех. Слухи, искусно подпускаемые Шолто, множились, обрастали фантастическими подробностями, и никто, кроме самого Фолка, не мог сказать — правда это или вымысел.

Глава 4

Элин Триар медленно шел по коридору. Правая ладонь скользила по стене, лаская шершавый бетон. «Живые»… Его детище, его мир, его жизнь. Каждого из членов организации — даже в мыслях Элин никогда не использовал гадкое слово «секта», так любимое масс-медиа, — каждого, от тринадцатилетнего Рика до шестидесятилетней Айи, он знал в лицо. Чем они живут, о чем мечтают, чего боятся. Кто приходит к ним в снах.

Ключ повернулся в замке с еле слышным щелчком, хорошо смазанные петли не скрипнули. Маленькая комнатка, освещенная лишь ночником, встретила Учителя тишиной. Ее обитатель спал.

Элин тяжело опустился на край узкой койки. Помедлил, дотронулся кончиками пальцев до лба спящего. Холодный. Какой холодный! Старик беспокойно дернулся, нащупал тонкую жилку на шее… Бесконечно долгое время она оставалась безжизненной, и Элин успел почувствовать, как останавливается его собственное сердце, когда, наконец, раздался слабый удар пульса.

Рука

старика бессильно упала на колени. Одинокая слеза скатилась по морщинистой щеке — здесь, наедине с названым сыном, он мог быть самим собой. Сбросить маску лидера, недрожащей рукой посылающего в бой детей своих, и стать просто отцом, страшащимся потерять единственного ребенка. Жаждущим принять на себя его боль, его кошмар, его вину… И не могущим этого сделать. Бессилие — вот что чувствовал Элин с самой первой встречи с Граем.

Пять лет назад, когда шестнадцатилетний подросток замерзал в парке — когда он хотел замерзнуть и перестать быть! — Элин привел его сюда и заставил жить дальше. Элин растопил ледяную стену, которую мальчик выстроил между собой и миром. Дал ему цель и смысл жизни. Лишь для того, чтобы увидеть, как Грай уходит. Так же, как пять лет назад ушел от своего биологического отца.

Грай лежал неподвижно — холодный, застывший в сне-наказании.

— Ничего, сынок… Ничего. Ты поймешь, что все это — и для тебя в том числе. Ты еще вернешься ко мне, я знаю… Ты умный мальчик. И сильный.

Элин, широко шагая, вышел в коридор — сейчас он чувствовал себя молодым, полным сил и энергии. Почти всемогущим.

— Найра! Найра, Темный тебя забери, где ты шляешься?!

— Я здесь, Учитель.

Молодая женщина в простом темном платье замерла в глубоком поклоне.

— Прибери там…

— Сейчас, учитель.

— И… — Элин запнулся.

Женщина молча ждала.

— Ладно, ничего. Иди!

Он чуть не сорвался. Едва удержал готовые слететь с губ слова: «Будь с ним поласковее, Найра». Проклятье! Нельзя, чтобы кто-нибудь догадался о роли мальчика! Элин невесело усмехнулся, поймав себя на том, что по-прежнему называет Грая мальчиком. Покачал головой. Нет, он давно вырос. Он почти готов.

Они уже ждали. В комнате совещаний резко пахло гарью и кровью. Пахло бедой. Нет, поправился Элин, — победой!

— Я горжусь вами, — тихо начал он, скользя взглядом по обращенным к нему лицам. — Вы хорошо справились со своей задачей. Сегодня нам удалось сорвать грязные планы одного из ничтожных созданий, дорвавшихся до власти и желающего использовать ее на благо себе, а не народу! — голос его постепенно креп, прорывался болью и страстью. — Эта тварь вряд ли решится теперь выйти к народу, а значит…

— Его не изберут! — выкрикнул совсем молодой парень из первого ряда.

— Так и есть. Благодаря вам у руля встанет другой. Тот, кому есть дело до простых людей.

Глаза подростка горели нездоровым блеском, рваная футболка мешком висела на костлявых плечах. Элин почти воочию увидел Темный Город, жадно простирающий свою тень над щуплой фигуркой.

— Да, Ринар. Ты совершенно прав. Я вижу, ты сегодня хорошо потрудился?

Подросток кивнул, не сводя с учителя обожающих глаз. И Грай был когда-то таким.

— Молодец. Тебе страшно?

— Нет, Учитель…

Он постарался браво выпалить эти слова, но горло перехватило, и вышел лишь жалкий писк.