Затаив дыхание
Шрифт:
— У нас нет собаки, — неожиданно громко сказал Джек. — За время нашей совместной жизни мы с женой не завели ни собаки, ни кошки, ни даже золотой рыбки по имени Клифф. Только маленький коробок с прахом. Но и он пропал.
— Я тебе не жена, — прошипела Милли.
— Рано или поздно непременно заведете, — громко заверил викарий, пятясь к двери и размахивая собачьим ошейником. Крошечный колокольчик на ошейнике долго звенел поверх невнятных аккордов Лондона.
Ту ночь Джек провел в доме один; Милли уехала утешать Клаудию и возиться с малышом. Джек допоздна сидел в кабинете с наушниками на голове, прочищая себе мозги музыкой групп «Красс» и «Саксон» [141] и запивая ее остатками
Наутро небо затянули грозовые тучи — в полном соответствии с похоронной церемонией, проходившей в угрюмом кирпичном крематории. Под звуки произведений покойного Роджера Гроув-Кэри, в том числе какофонических и перегруженных саксофонами «Недозволенных воспоминаний», гроб плавно опустился в невидимое жерло печи. На всех собравшихся, кроме закоренелых любителей атональной музыки, эта инфернальная сцена произвела угнетающее впечатление. На протяжении всей церемонии маленький Рикко неумолчно плакал, его крики эхом отдавались от кирпичных стен и почти заглушали звучавший в ушах Джека голос Роджера:
141
«Красс» — английская панк-группа, созданная в 1977 г. «Саксон» — английская рок-группа, возникшая в 1977 г.
— А ведь когда-то ты подавал такие надежды, ублюдок несчастный!
Милли, сидевшая рядом с Клаудией, старалась ей помочь. Расположившиеся в отдалении дети Роджера от первого брака смахивали на адвокатов низкого пошиба, под стать своей тетёхе-матери. Клаудия почему-то выглядела так, будто она под кайфом. Джек, терзаемый головной болью, одиноко сидел в другой стороне зала. Происходящее казалось ему психологической пыткой, ничего подобного он в жизни не переживал. Вокруг множество знакомых — от побитых молью артрозных приверженцев атональной музыки до панкующих студенточек, но это лишь усугубляет его мучения. Каким образом Роджер сумел их тут собрать? Непостижимо. Наверно, перетрахал половину присутствующих женщин, а может, и некоторых мужчин. Джек был уверен, что на похороны придет до неприличия мало друзей и знакомых усопшего, а тут… Если бы крематорий вдруг разнесло взрывом, то с лица земли исчезло бы большинство столпов современной британской музыки, в том числе и приветливая седая дама, режиссер Радио-3. Давняя поклонница творчества Джека Миддлтона, она как-то спросила, почему он так мало пишет. В поминальных речах Роджер представал фигурой библейского масштаба — человеком мудрым и добродетельным, преобразовавшим человечество. Тоска…
Джек не навещал Роджера в больнице, но совесть его ничуть за это не грызла; нет, он просто злился на себя. Все прочие же, судя по речам, ездили к Роджеру регулярно. Многие твердили, что он очень похож на лежащего в мавзолее Ленина — да, восковая мумия, но она живее многих живых и способна издавать рык — вроде музыки «граул». Великий человек. Настоящий оригинал.
На шумные поминки Джек не остался, поехал прямиком в Хейс. Вечно перегруженная транспортом дорога с многочисленными развязками его сильно утомила, зато в доме было умиротворяюще тихо, самый воздух как будто сидел, плотно сжав губы. Джек зашел в кухню и на видавшем виды транзисторе попытался поймать Радио-3; долго крутил болтавшуюся в гнезде ручку настройки, но, не выдержав назойливого треска помех, оставил потуги. Ручка давным-давно расшаталась, а ведь Доналд может наладить приемник в считаные секунды. Почему им с Милли ни разу не пришло в голову купить родителям новый транзистор? Вечно дарили им никчемные ультрамодные безделки; старики сразу убирали их подальше, отговариваясь тем, что для них «нет места». На самом деле, эта дорогая дребедень нарушила бы сложившуюся атмосферу дома, его чистенькую, без пылинки, умопомрачительную серость эпохи 1970-х. Он помнит, как еще ребенком часами сидел в этом самом кресле, уставившись на черно-белую испытательную таблицу в надежде, что хорошенькая длинноволосая девушка внезапно оживет, линии на экране окрасятся в разные цвета, а однообразная фоновая музыка сменится буйными фантастическими созвучиями. Иногда такое случалось.
Наконец, из больницы вернулся Доналд.
— Как поживает Милли? — спросил он. — Не скучает по тебе?
— Честно говоря, наши отношения оставляют желать лучшего.
Отец кивнул, но ничего не сказал. Он принялся заваривать чай, хотя Джек предлагал свои услуги. Когда он заливал сухой чай кипятком, его рука заметно дрожала. Девонский заварочный чайник сплошь покрыт рельефным орнаментом в виде осенних листьев, закрыть его крышечкой — для отца дело очень непростое; можно подумать, что он играет на необычном ударном инструменте.
— Брак — не летний домик, — наконец промолвил отец. — В нем живут постоянно, независимо от сезона. Он больше похож на оранжерею.
— Отличное сравнение, — приятно удивился Джек.
— Да, только стены у нее стеклянные, — продолжал Доналд. — Там нельзя швыряться камнями. Надо действовать осторожно.
— Ты меня поразил.
— Утром слушал по радио «Ценную мысль на сегодня» [142] . Об уважении к чужой вере. А я, представь, думал о твоей маме и о себе. Не о вере.
142
«Ценная мысль на сегодня» — ежеутренняя (кроме воскресенья) трехминутная передача Би-би-си Радио-4, основанная на цитате из Библии или священных книг других конфессий.
Отец вдруг заплакал. Джек приобнял его одной рукой. Впервые за десятки лет. Доналд не одобрял прикосновений.
— Сейчас пришли холода, — тоненьким, почти детским голосом проговорил он. — Но я все равно ее не покину.
— Конечно, папа, — сказал Джек, растирая отцу спину сквозь обсыпанный перхотью теплый жилет.
— Что-то я совсем разнюнился, — выдавил Доналд; подбородок у него по-ребячьи сморщился. — Извини.
— Не за что извиняться. А поплакать иногда даже полезно.
— Лучше бы смеяться, а не плакать, — заметил Доналд, хотя смеялся он очень редко. И едва ли когда-нибудь плакал.
— Смотря по обстоятельствам, — обронил Джек.
Три дня спустя мать умерла; сначала бред отступил, потом она глубоко заснула и уже не просыпалась. На мертвом лице застыло упрямое выражение, будто покойница предупреждала окружающих: «И не пытайтесь остановить мой уход!» Джек навестил ее в период просветления. Ей уже не хотелось слушать ни диски для слепых, ни радио, и Джек решил почитать ей вслух. Именно на такой случай он носил в кармане пиджака сборник стихов персидского суфия Руми. Но едва начав читать, сразу понял, что сильно промахнулся. Надо было принести что-нибудь уморительно смешное. Мать вежливо слушала. Джек монотонно читал стихотворения, все они кончались неожиданно быстро и потому казались бессмысленными. Вошла няня, довольно объемистая в талии, принесла поднос, на нем стояла кружка с чаем. Время уже подходило к обеду. Чай с молоком был абсолютно холодный.
— Я сдесяти часов просила принести чаю, — писклявым голосом пожаловалась мать; иссохшая, обложенная подушками, она походила на куклу. — Все потому, что они сплошь цветные. Понятия не имеют о наших обычаях.
— Она вовсе не цветная. Самая настоящая арийка, — возразил Джек. Поздновато бранить маму за расовые предрассудки, подумал он.
— Этакак раз белая, сама знаю, — отрезала мать, хотя было ясно, что знать это она не могла. — Может, дашь мне послушать что-нибудь твое?
— Я с собой ничего не захватил. Вот дурак. Завтра привезу.
Он и вправду чувствовал себя дураком. И вместе с тем был глубоко тронут. Завтра у них будет чудесная, целительная встреча. Может быть, он даже расскажет ей про Яана; он скучает по мальчику, и тоска угнездилась не в голове, а в самом его нутре.
— Замечательно, — сказала она. — Что-нибудь негромкое, умиротворяющее.
— Подберу непременно, — пообещал Джек. У отца в отдельном ящике хранятся все три его диска. — Мне будет только приятно.