Затерянная улица
Шрифт:
— Вот и прекрасно, миссис Кастелано, — сказал отец Гофман. — Вы сможете одновременно трудиться на благо ваших детей и во славу господа нашего Иисуса Христа. Нолан, покажите ей, что делать.
Миссис Халлоран явилась в церковь, захватив все необходимое для выполнения своих обязанностей. Она несла ведро с горячей мыльной водой, тряпку и ведро с чистой водой для окончательного омовения. Миссис Халлоран несколько запоздала — перед выходом она повздорила с Топтыгой, а потом надо было подкрепиться на дорогу. Она поставила ведра в проходе и тут увидела вместо миссис Скалли ненавистную
Исполненная изумления и негодования, миссис Халлоран уперла руки в бока и выпустила пробный залп:
— А где ж это миссис Скалли? И с какой стати вы тут оказались? Неужто церковь святого Тимофея какое-нибудь протестантское капище, что из нее выгоняют добрых христианок, чтобы освободить место для таких, которые воображают, что Иисус Христос был черномазым итальяшкой?
Несправедливое и неоправданное обвинение в приверженности к некатолическим обрядам вызвало на круглом лице миссис Кастелано лишь выражения недоумения, но «черномазого итальяшку» она не снесла.
— У миссис Скалли разболелись ноги, — ответила она с некоторой запальчивостью. — Она не может выйти на работу. Я буду вместо нее, пока она не выздоровеет.
Заметив, что миссис Халлоран не слишком твердо держится на ногах, она добавила:
— А может, и когда она выйдет тоже.
— Вы на что ж это намекаете, миссис Кастелано? С какой стати вам понадобилось трепать мое доброе имя? Уж не хотите ли вы заполучить мое место, корова вы вислозадая? Может, вы собираетесь содержать на мои денежки своего проходимца мужа?
Миссис Кастелано побагровела. Резко выкрутив мокрую тряпку, она проговорила:
— Мы с вами потом потолкуем, а не здесь, в господнем храме. Мне нужно работать. И вам тоже лучше взяться за работу.
Миссис Халлоран швырнула тряпку в мыльную воду и, повернувшись к итальянке спиной и всем своим видом выражая презрение, принялась яростно тереть скамью. Она работала, злобно бубня себе что-то под нос, и с таким остервенением заталкивала тряпку в углы, словно дубасила там какого-то врага.
Из ризницы вышла мисс Браун, маленькая высохшая старая дева, в обязанности которой входило заботиться о цветах и прочем убранстве для алтаря. Она носила шерстяные платья тусклых тонов, исключавшие всякое подозрение в легкомыслии, и выбирала шляпки, которые не возбуждали ни жалости, ни восхищения. Вся она была какая-то хрупкая и бесплотная — может быть, от многолетнего обращения с тепличными цветами и тонкими сальными и восковыми свечами. При ходьбе она слегка кренилась вправо, и казалось, что порыв ветра, поколебавший пламя свечи, может задуть в ней искру жизни.
Мисс Браун начала прибирать алтарь, не обращая никакого внимания на уборщиц в слабо освещенном зале; ее мысли робко витали вокруг кудрявой головы и несколько располневшей талии отца Гофмана. Общение с этим честным и святым человеком было единственной отрадой ее иссохшей девственности.
Уборщицы посматривали на эту божью пташку с неприязнью. Они негодовали на социальную несправедливость, которая позволяет им лишь скоблить и чистить пол и скамьи в церкви, а эту кривобокую святошу допускает к алтарю и разрешает ей трогать своими лапами дароносицу.
Они продолжали мыть скамьи.
Глядя, как мисс
— Миссис Кастелано, — завела она свою любимую песню, — я вам когда-нибудь рассказывала про своего племянника, который принадлежит к духовному званию? О сыне моей сестры Джо О’Конноте? Я говорила и буду говорить, что родной человек милостью божией как-нибудь уж протащит меня через чистилище — разве только мне чуток подпалят там бока.
— Ну еще бы, — ответила миссис Кастелано, усердно орудуя тряпкой, — говорили, и не раз. Что до меня, то я не больно жалую этих ирландских священников. Молодой ли, старый ли, все одно — хорошего мало, кого ни спроси. Ну вот хоть в этой церкви. Небось у них священник не ирландец, а немец, отец Гофман. А я так люблю, чтоб священник был итальянцем. Как сам папа.
Миссис Халлоран бешено шваркнула тряпкой.
— Вы еще скажете, что и Иисус Христос был итальяшкой! И апостолы Петр и Павел! Наш спаситель горько поплатился за то, что установил святой престол в языческом Риме. А еще горше апостол Павел, которому эти убийцы — гангстеры да и только! — отрубили голову. От этой страны добра ждать нечего — там сроду ничего хорошего не было. А что папа — итальяшка и не знает ни слова по-английски, так это несчастье и проклятие католической церкви! В книгах этого не написано, Кастелано, но так многие думают. И если уж говорить начистоту, то, по-моему, дела в мире пошли бы куда лучше, если бы папой выбрали кардинала с нашего зеленого острова.
Возмущенная мадонна сверкнула глазами на свою разошедшуюся противницу. Хотя обычно она отличалась спокойным и медлительным нравом, слова миссис Халлоран неудержимо распаляли ее гнев. А та продолжала свои изобличения:
— Ну на что годятся ваши жирные священники — только храпеть во время исповеди и чихать над купелью! Они первым делом итальяшки, а потом уже слуги божии, и никакое помазание не может возвысить их души. У его преосвященства сердце обливается кровью от их делишек, даром, что добрые католики-ирландцы без конца молятся, чтобы божья благодать осенила их низкие душонки.
Разойдясь, она завопила во весь голос, так что в ответ загудели трубы органа:
— Поганые итальяшки! Бандиты и потаскухи! Самогонщики!
Вся трясясь от ярости, миссис Кастелано окунула тряпку в ведро с грязной водой и, не отжимая, вдруг хлестнула ею миссис Халлоран поперек лица. Потом еще и еще.
Ирландка, отплевываясь и выкрикивая проклятия, бросилась к собственному ведру и окатила миссис Кастелано грязной водой.
Та взвизгнула от неожиданности. Прежде чем она успела опомниться, миссис Халлоран хлестнула ее тряпкой по глазам. Ослепленная ударом, итальянка бросилась в ту сторону, где ей смутно виднелся силуэт врага, и яростно замолотила кулаками. Миссис Халлоран, стараясь по возможности уклоняться от ударов, в свою очередь наделяла свою противницу тумаками и царапинами. Церковь наполнилась звуками ожесточенной схватки.