Затерянная улица
Шрифт:
Своим соседям Альберт как-то пожаловался, что ему всю жизнь не везет. Дальние родственники старого Лангельера, из старожилов, рассчитывавшие на получение наследства, не взлюбили пришельца, двое из них были уверены, что наверняка застолбят этот участок или в крайнем случае выкупят его за гроши.
Именно они подали мысль, что у Альберта дурной глаз. В этой засухе виноват он. Да и откуда он взялся?.. Стоит разразиться беде, как в душах подозрительных людей вспыхивает нелепая вера в колдунов. Фермеры вносили пожертвования на одну
Дьявольские чары неба, казалось, вырвали всю радость из их сердец. Обычно простые и приветливые люди, предпочитающие шутку ссоре, они становились все более угрюмыми, по мере того как над их полями проносились грозовые тучи, а дождя все не было.
Заподозрив Альберта в недобром, они теперь сторонились его. Альберт, который и раньше не понимал этих людей, почувствовал себя совсем одиноким. Они все еще говорили ему «Доброе утро» при встрече, но, отойдя от кучки фермеров и оглянувшись, он замечал, что они смотрят ему вслед и шепчутся.
Батч раскрыла ему глаза.
Однажды утром она не пришла. Вернувшись с поля, где он лениво ковырял землю, пытаясь помочь гибнущим саженцам, Альберт не нашел в доме ни девушки, ни кофе, который она всегда готовила ему к этому времени.
Она пришла лишь на следующий день и задумчиво принялась накрывать на стол.
— Похоже, что я теперь не смогу приходить к вам, господин Альберт, — сказала она.
— Отчего, Мари?
— Не смогу, и все!..
— Заболела?
— Ничего я не заболела.
— Так в чем же дело?
Отвернувшись от него, она принялась мыть тарелки; он смотрел на ее плечи, склоненные над тазом с посудой, на русые волосы, собранные в пучок, и золотистый пушок на шее. Забыв обо всем на свете, он не отрываясь глядел на нее. Сколько лет он был одинок… Затем его мысли вернулись к повседневным заботам.
— Почему ты не хочешь приходить? Разве я тебе мало плачу?
— Не в этом дело! Деньги, что вы даете, — это все, что у меня есть. Ведь Вейланхорты не платят мне ни гроша. Я работаю только за хлеб и ночлег.
— Так в чем же дело?
Она взглянула на него, и в глазах у нее заблестели слезы. Лицо Батч неузнаваемо изменилось: впервые на нем не было той улыбки, приветливой и жизнерадостной, которая так красила ее.
— Они злые люди, господин Альберт, злые люди. Я вам расскажу… Они говорят… Они говорят…
— Что же они говорят?
— Они называют вас неудачником, говорят, что это вы принесли несчастье в наш приход. Они говорят, что дождя не будет, пока вы не уйдете отсюда.
— Вот оно что!..
В открытую дверь вошла собака и легла у ног хозяина. Альберт наклонился и машинально погладил ее.
— Хорошая собака… хорошая…
— И Вейланхорт сказал, чтобы я не ходила сюда и ничего не делала для вас.
С поля доносилась торжествующая песнь кузнечиков, провозглашавших наступление нового дня жары, нового дня, несущего с собой гибель.
— Все это страшная ерунда, — ответил Альберт и рассмеялся. Но смех его был неискренним — он напоминал рябь на поверхности глубокого озера. — Это верно, мне всегда не везло. Ну и что из этого? А что ты сама об этом думаешь?
Батч заколебалась. Стараясь не глядеть ему в глаза, она принялась выжимать тряпку, которой мыла посуду.
— Не знаю… Право, не знаю… Как бы там ни было, а с погодой все-таки неладно… Такого еще не бывало. Сами понимаете…
Так продолжалось еще несколько дней. Соседи Альберта начали пропалывать оставшиеся саженцы. Адский труд! Целый день, согнувшись в три погибели, они вырывали сорняки, мешавшие уцелевшим растениям.
Но когда Альберт отправился на поиски помощников, он никого не нашел. Одни отвечали, что у самих дел по горло, другие молча смотрели на него и, если он не уходил, поворачивались к нему спиной.
Затем пришло письмо от торговца, который напоминал ему о необходимости внести плату за купленный инвентарь. Подписывая купчую, Альберт понимал, что внести все деньги он сможет только после того, как соберет урожай и продаст табак.
Но миновала ночь, за ней другая, а воздух по-прежнему был словно липкая и едкая паста. И Альберт понял, что это конец. Он прошел по своему полю, на котором лежали пожелтевшие саженцы, похожие на высохшие цветы на кладбище. Он шагал прямо по полю, не выбирая дороги, и под ногами его, словно шелк, шуршали мертвые листья.
Заглянув в глубокий овраг, он увидел, что река совершенно обмелела — едва заметный ручеек поблескивал меж непомерно высоких берегов. Он постоял, машинально съел пригоршню малины. Кроваво-красное солнце опускалось в море пыли. Его последние лучи продолжали выжигать луга, которые раньше времени утратили свою зелень и пожелтели. Высохшая трава могла вспыхнуть от малейшей искры. Воздух, насыщенный влагой, лип ко лбу Альберта, соленый пот застилал глаза. Рядом с ним, тяжело дыша, стояла его собака, пересохшая земля мгновенно впитывала стекавшую с ее языка слюну.
В наступившей темноте они поднялись обратно к дому. Хозяин шел с высоко поднятой головой, за ним по пятам трусила собака. Они сидели на крыльце до тех пор, пока совсем не стемнело.
Затем Альберт зажег фонарь. Он прошел по всем комнатам, запирая за собой двери и задергивая на окнах занавески. Свои вещи он связал в узел, похожий на тот, что принес с собой, — ни больше, ни меньше.
Уже была поздняя ночь, когда он лег. А когда проснулся, у него было такое ощущение, словно он и не спал, однако часы показывали четыре часа утра.