Затерянные в Эльдорадо

Нарватова Светлана

Господи, ну, почему я?! Почему для этого приключения ты не избрал другую, более подходящую кандидатуру?

– Келли, его уже ничто не спасет. – Я понял, что какое-то время молчу под испытующим взглядом француженки. – Марш на выход, если не хочешь последовать за ним!

Пока она карабкалась на капот, я позволил себе полюбоваться на «перфекто куло».

И полез следом.

Я соскользнул с крутого бока фюзеляжа и неловко брякнулся на пятую точку, споткнувшись о выступающий корень. Корни змеились по земле, как хищные анаконды. Душный полумрак окружал нас зеленой стеной. И тишина. Обычно шумные джунгли, напуганные грохотом вторжения, притихли. Это хорошо. Значит, без

сознания я был совсем недолго.

– И чего стоим? А ну вперед от самолета, метров на сто как минимум! – скомандовал я, поднимаясь.

Конечно, как командир я, с грязной от неудачного приземления «куло», выглядел не очень презентабельно. Но пусть берут, какой есть, и тому радуются.

– Предлагаю рассредоточиться в пределах видимости самолета. Вероятность того, что он рванет, не велика. Но есть. Заодно оглядимся, – предложил я.

И нужды естественные справим, дополнил про себя и поковылял в направлении «тормозного пути», почтительно обходя корпус самолета по дуге.

Кто-то из умных сказал, что в джунглях испытываешь восторг дважды: когда с ними знакомишься и когда наконец вырываешься из этого ада. Сельва подавляла своим величием. Сходящиеся где-то возле неба ветви деревьев-гигантов пронзались острыми лучами солнца. У поверхности земли они рассыпались мелким бисером. Стволы с торчащими во все стороны скошенными досками-подпорками были оплетены лианами и укутаны в мох, как в мех. То там, то тут раздавались осторожные пощелкивания птиц-разведчиц.

Я зашел в естественную отгородку из «досок» дерева. Собственно, таких природных укрытий и возле самолета стоял целый лес. Но… воспитание, будь оно неладно. Опять-таки, неловко отливать в присутствии девушки, которую десять минут назад целовал в засос.

Мышцы возвращались в обычный тонус, а мысли крутились вокруг обстоятельств катастрофы. Цианистый калий, вопреки распространенному заблуждению, не имеет выраженного вкуса и запаха. И к мгновенной смерти приводит лишь в большой концентрации [11] . У пилота симптомы развивались по нарастающей, значит, доза увеличивалась. Как? Как на борту самолета кто-то травил пилота, сидящего у всех на виду, и никто ничего не заметил? Я попытался прокрутить воспоминания, как видео, в обратной перемотке. Вот я отхожу, кричит Келли, пилот обретает сознание и пьет воду…

11

С цианистым калием связано много заблуждений. В частности, заблуждение о его страшной отравляющей силе. Однако есть простой антидот, который существенно ослабляет действие цианидов – это сахар. Глюкоза связывает яд. Именно этим объясняется «стойкость» к яду Григория Распутина. Как известно, группка заговорщиков накормила «Великого Старца» отравленными эклерами. Но сахар, который в них содержался в избытке, нивелировал действие яда. Пришлось увеличивать и без того немалую дозу.

Вот! Вот оно! Яд был в бутылке с водой! Чем больше он пил, тем хуже ему становилось. Других вариантов не было. Вопрос: как эта бутылка попала к пилоту? Его, к сожалению, уже не спросишь. Но ведь интересно!

М-да. Если я расскажу психотерапевту, что интерес у меня вызвали прикладные вопросы использования ядов, она может расстроиться и подумать про меня всякую ерунду…

Путь самолета к последнему пристанищу прослеживался по срезанным веткам, сломанным верхушкам и голубым проплешинам неба. Нашлось и крыло, если его кто-то искал. Однако общий ущерб от падения был незначителен. Вот если бы рванул бензобак, тогда бы нас нашли быстро. И с почестями похоронили останки. А так… Можно искать очень, очень долго, особенно, если толком не знать, где.

Как они могли выпустить из аэропорта самолет, даже не проверив, работает ли у него радиосвязь?! Впрочем, это Колумбия, амиго. А это – маленький частный самолетик, который везет четырех пассажиров и двадцать кило кокаина. Ну зачем ради такой мелочи тревожить сеньора диспетчера?

Решив, что дал самолету достаточно времени, чтобы тот определился, взрываться или нет, я отправился назад. И успел к самой буче.

Глава 6. Келли

В общем-то, только теперь, оказавшись на какое-то время одна, я осознала весь ужас ситуации. Ненавижу сельву. Ненавижу душную жару, в которой между одеждой и гнусом выбираешь потеть в одежде. Потому что гнус – это не только отечные, болезненные укусы, но и тысяча и одна болезнь. И нет гарантии, что ты привита от всех.

Только бы нас нашли! Хотя не знаю, как это возможно в нашем зеленом аду. Не факт, что поможет костер, потому что дым под такой кроной развеется, если вообще ее пробьет. Нужно выходить на открытую местность. Только где она, эта открытая местность? Где мы находимся? Не сбились ли мы с курса, пока пилот был не в себе? А если и не сбились, то в какой точке маршрута мы потерпели крушение и где от нас ближайший источник цивилизации?

Но это всё – завтрашние проблемы. А сейчас нужно решать неотложные. Например, трое мужиков – и километры необитаемого леса вокруг. Если тут кто-то и живет, то вряд ли женщины. А если женщины, то вряд ли добровольно.

С какой стороны ни посмотри, а автомат под боком бы не повредил. На крайний случай – хороший, острый нож. Но у меня и его нет. Остается надеяться на здравый смысл двух третьих мужской части компании. То, что он отсутствует у «Тавиньо», и так ясно. У двух остальных – под сомнением. Но, может, пока они будут выяснять, кому принадлежит главный приз, мы выйдем к людям. Значит, стратегия поведения – спокойный нейтралитет. Беспомощность – дозировано, ровно, чтобы будить отеческие, а не основные инстинкты. Глупость – умеренно, чтобы и симпатии не возникало, и желания прибить – тоже. Больше молчать, меньше действовать. Пусть мачо нас спасают, у них энергии много. Заодно и поизрасходуются. Авось, на приставания сил уже не хватит. Мне кажется, отличная стратегия.

Главное, чтобы тактик во мне не подкачал.

Когда я вернулась из пешего неэротического путешествия, Тавиньо и Эндрю уже были возле самолета. Колумбиец пытался прорваться к фюзеляжу, а американец его не пускал, растопырив руки.

– Ой, а что у вас тут происходит? – спросила я миролюбиво, как положено настоящей любопытной блондинке.

– Этот хото не пускает меня в самолет! – объяснил для непонятливых колумбиец.

– Да? А почему? – поддержала я беседу.

– Потому что он ихо де ла пута! – аргументировал Тавиньо на обсценном испанском.

– А что означает «иходелапута»? – невинно поинтересовалась я.

Американец смутился. Возможно, уровень его испанского не отличался от французского. Но то, что «пута» в пристойном варианте звучит как «девица с пониженной социальной ответственностью», он, видимо, знал.

– Сын бешенной ослицы и каймана! – проявил колумбиец творческий подход к переводу, и в чем-то был близок к оригиналу. Вряд ли такую самку можно было назвать разборчивой в связях.

– Фу-фу-фу! – сморщила я носик. – А почему вы его не пускаете? – обратилась я к американцу с сомнительной родословной.