Затерянный мир Калахари
Шрифт:
Интересно отметить, кстати, что в Африке не только люди бывают карликами: многие африканские животные тоже встречаются, так сказать, в уменьшенном издании.
Замедленное развитие, очевидно, порождает и карликов, и гигантов. Все ископаемые скелеты начала плейстоценовой эпохи гигантских размеров. Первые карликовые животные появляются к концу плейстоцена, когда гиганты вымирают. Следовательно, карликовые виды развивались благодаря специфическим условиям, создавшимся в этот период.
Медицина говорит, что появление карликовых черт в процессе роста зависит от соотношения между выделениями желез. Но это соотношение определяется внешними условиями, и можно предположить, что был период, когда они обусловили появление в Африке многочисленных карликовых
Для анатомии взрослых бушменов обоего пола характерны многие детские черты. Обычно всегда можно определить, кому принадлежал череп, мужчине или женщине, но мужские черепа бушменов очень похожи на женские, и провести между ними различие часто бывает невозможно. У бушменов есть и много других сбивающих с толку внешних характерных черт, таких, как частичное или полное отсутствие растительности на лице взрослых мужчин. У многих мужчин лишь в старости вырастает несколько клочков бороды. Не будет преувеличением сказать, что бушмены — женоподобная раса. В противоположность бушменам черепам австралийских аборигенов обоего пола присущи мужские черты, позволяющие назвать их мужеподобной расой.
Африканские бушменки с их морщинистой кожей, раздутыми животами и анормальными ягодицами далеко не красивы. Но как ни уродлива старая бушменка, в молодости она была красавицей. За многие годы я перевидал много племен африканцев на всем континенте, но не встречал никого красивее девушек бушменок. У них отсутствуют крупные, как у негров, черты лица, а женственность подчеркивается стройностью ног и нежностью рук превосходной формы. Красивую шею сплошь и рядом венчает очень привлекательная головка, напоминающая по форме сердце, и эта физическая привлекательность еще больше выигрывает от обычной для них милой проказливости. Бушменские девушки во многом похожи на бирманских, но, увы, они быстро отцветают.
Глава четырнадцатая
Нас останавливает смерч
После мирно проведенной ночи (на сей раз обошлось без визитов слонов и любителей табака) мы отправились в Цосане, наш следующий порт в песчаном море пустыни Калахари. Мы взяли курс на него, именно «взяли курс», потому что вели теперь свою машину по компасу. Последний автомобиль побывал в этих краях много лет назад, всякие следы колес давно исчезли, и нам пришлось двигаться на малой скорости по методу «кусты — на таран»: мы включали все четыре ведущих колеса и ехали по кустам, подминая их или выворачивая с корнем.
Такая езда без дороги, по компасу, очень захватывает. Еще по экспедиции в Центральную Австралию я был знаком с ее техникой: объезжать препятствия покрупнее, а все остальное брать на таран. Несмотря на толчки и тряску, мы продвигаемся вперед. Колеса то проваливаются в яму, оставшуюся после старого муравейника, то с треском натыкаются на лежащий в высокой траве ствол дерева. Иногда водителю приходится всем телом повисать на баранке, чтобы она не вырвалась из рук.
Самое главное при езде по песку — не утерять направление. Мы долго искали в машине место, где можно было бы укрепить компас так, чтобы на его показания не влияли металлические части, хотя он и был помещен для изоляции в намагниченную стальную коробочку. В конце концов мы установили его впереди на запасном колесе.
Местами приходилось «прогрызаться» сквозь густой кустарник, и тогда в открытые окна на нас сыпался дождь колючих веток боярышника и насекомых, и наши взмокшие тела облепляли желтые пауки, злые муравьи, зеленые долгоножки.
Большого напряжения требовало постоянное наблюдение за компасом, за направлением движения, за бесконечными препятствиями, за тем, чтобы каждое, даже самое незначительное, отклонение от курса, было исправлено точно таким те поворотом в обратную сторону. Мы делали всего по нескольку километров в час. Солнце, повисшее над головой, не давало косых теней, которые помогали бы нам выдерживать курс.
Один из нас вел машину, второй искал ориентиры на местности. Через каждый час мы сменяли друг друга. У нас была перерисованная под копирку подробная карта с обозначенными на ней большим маруловым деревом, солевой ямой, равниной, покрытой травой, песчаным участком и т. д. Палмфонтейн (три-четыре пальмы в сухой котловине) — наш первый ориентир. Он невелик, но помог нам не сбиться с курса в тяжелом плавании по пустыне. Большинство пометок на карте Калахари — это не названия населенных пунктов, а своевременные указания встревоженному путнику. К счастью, лендровер вел себя отлично. Мы боялись даже подумать о том, что с нами будет, если он выйдет из строя, потому что освещаемые солнцем металлические части так разогрелись, что до них невозможно было дотронуться. Раскаленный воздух иссушил слизистую оболочку в носу и глотке. У меня началась сильная головная боль от бесконечной тряски в нагретом до точки кипения металлическом ящике.
Но во всем этом были и свои привлекательные стороны, ради которых стоило переносить лишения. Мы ощущали близость нетронутой земли, которая, несмотря на монотонность ландшафта в целом, была очень разнообразной в деталях. Разбросанные там и сям кусты верблюжьей колючки сменялись низкорослым кустарником. Проплывали мимо солончаковые впадины, которые жара разрисовала геометрически правильными узорами. Над горизонтом небо подрагивало в волнах горячего воздуха. Вот из-за деревьев выбежали вспугнутые нами жирафы. На мгновение они застыли, вытянув свои длинные шеи к неожиданному источнику беспокойства, и поскакали изящным галопом по равнине. Жирафы, как и верблюды, могут долгое время обходиться без воды.
У них на редкость острое зрение, помогающее не упускать друг друга из виду. Самки жирафа уходят рожать в самую сухую и пустынную местность, куда не заглядывают другие животные. Инстинкт подсказывает им, что там можно надежно укрыться от львов и самого страшного врага — леопарда, который обычно прыгает на жирафа с дерева.
После полудня мы оказались в поселения, покинутом бушменами. Кругом валялись побелевшие на солнце кости съеденных животных. Песок засыпал ямки, где были костры. Собрав свои незамысловатые пожитки, жители поселения отправились в более богатые дичью места. Мы так устали после целого дня езды по методу «кусты — на таран», что остались ночевать здесь, решив завтра добраться до омурамбы, которая ведет к Цосане. В тени навеса из сучьев лежала зеленая мамба, очень ядовитая змея (род Dendraspis). Мы мгновенно отрубили ей голову лопатой.
На следующее утро подул сильный теплый ветер, поднимавший вихревые воронки пыли. К середине дня ветер усилился, и вдруг мы увидели в нескольких сотнях метров от себя толстую желтую колонну метров в пятьдесят высотой, заканчивавшуюся вверху подобием мешка. Это был смерч, вобравший в себя массу песка. Мы смотрели, как песчаный столб, покачиваясь и вырывая по пути пучки травы и кусты, приближался с жутким свистящим шипением. На машину дождем сыпались песок, трава, ветки. Но вот смерч распался на две колонны потоньше и постепенно растаял. Мы поехали по его следам. Они закапчивались неглубокой канавой в песке.