Шрифт:
1 глава
Автоматная очередь высекла каменную крошку из валуна, за которым укрылся Сашка Григорьев, командовавший десантной группой, а теперь, вернее сказать, её остатками. От роты, заброшенной три дня назад в тыл душманам, остался едва ли взвод. Сколь скоропалительной была та боевая операция, без должной подготовки и экипировки, ему, боевому офицеру, можно было только удивляться. Но удивляться было некогда, пришлось сразу же думать о том, как спасать своих людей. Кому из начальства пришло в голову воспользоваться непроверенными разведданными и отдать приказ об их заброске, Саня, конечно, не знал. В армии, а тем более на войне, приказы не обсуждаются. Они выполняются. А в тот раз так получилось, что вместо того, чтобы организовать засаду и разгромить караван с оружием и боеприпасами, очередной подарок для душманов от щедрых "радетелей западных демократических ценностей", наша десантная группа сама угодила в засаду, едва успев приземлиться. Тяжёлый бой с многократно превышающим их по численности отрядом душманов имел бы один-единственный исход, если бы не Сашка Григорьев! Он быстро просёк, где огонь врагов был менее плотным, и повёл роту на прорыв, как говорят военные, "используя условия и складки местности". Манёвр удался, и десантники сумели вырваться из окружения. Организованно отступая, теперь они искали место, где могли бы занять более-менее нормальную оборону, и сообщить по рации об обстоятельствах, постигших группу
– Головко, Рахмонов, ко мне! – хрипло крикнул капитан – живее, парни!
Сержант Головко, долговязый, худой белорус и чернявый, плотно сбитый таджик Рахмонов были одного призыва, дослуживали срочную, и нынешней осенью должны были уйти на дембель. "Деды", опытные бойцы, кому, как не им поручить то, что задумал их командир. Через пару минут один за другим десантники змейкой скользнули к нему за камень:
– Слушаем, командир!
– Лейтенант Яблонский жив? Видали его? – спросил Григорьев.
– Был жив, я видел! – ответил Рахмонов.
– Добро, Рашид, – улыбнулся капитан – сейчас дуй к нему и передай мой приказ, чтобы принимал на себя командование подразделением. Пусть пока сидят на месте и не высовываются! А мы с вами, ребятушки, ещё двоих бойцов возьмём, и обойдём духов сзади, с тыла. Пока они нас всех не перестреляли, как куропаток, мы сами нанесём им визит вежливости. И путь впереди расчистим… Как с гранатами у вас? Патроны есть?
– Порядок, Сан Саныч! – улыбнулся Головко – есть, чем ворога бить!
– Ну и отлично! Свистни, Серёга, ещё двоих парней покрепче, пусть сюда подтягиваются. Рашид вернётся от Яблонского, и мы начнём действовать.
– Сабидзе, Манукян, сюда, к командиру! – распорядился сержант Головко, и оба бойца не заставили себя ждать.
– Жора, Самвел, сейчас пойдём с вами душманские пулемёты снимать. Вы готовы? Боеприпасы остались?
– Пока есть, командир, но экономить надо! – с кавказским акцентом растянул слова Жора Сабидзе и тут же с улыбкой кивнул на своего боевого друга – а вот Манукян, самый хитрый из армян, мало-мало стрелял! И патронов у него целый мешок за спиной! Даставай патрон, ара, падэлись с харошими людми!!
– Биджо, это ты самый хитрый грузин! – сразу же парировал Самвел Манукян – а патроны есть, мужики. Я поделюсь…
2 глава
Душманские пулемёты, не дававшие поднять голову нашим десантникам, удалось накрыть гранатами. Четверо смельчаков под командованием капитана Григорьева сумели зайти в тыл вражеской засаде и уничтожить пулемётные гнёзда. Моджахеды никак не ждали нападения шурави со спины, и были начисто ошарашены рвущимися в их боевых порядках гранатами, шквальным огнём автоматов и своими внезапными потерями. Завязался бой, а лейтенант Яблонский, слыша взрывы гранат, и что пулемёты врага замолчали, поднял десантников в атаку на духов. Те, зажатые с двух сторон, запаниковали, и, бросая оружие, начали разбегаться в разные стороны. Они понятия не имели, насколько велики силы русских, ударивших им в спину. Конечно, если бы они знали, что тех всего пятеро, то победа от наших десантников могла бы запросто ускользнуть, но Сашка Григорьев всё верно рассчитал. Он сделал ставку на быстроту и внезапность удара, ни на минуту не давая врагам очухаться. И не промахнулся! Проход к точке эвакуации был зачищен, и десантники скорым маршем двинулись в обозначенное место, отправив в штаб радиограмму с вызовом вертушек. Всё получилось очень своевременно, ведь основные силы душманов, от которых наши накануне сумели оторваться, шли по их следу, и были уже очень близко. Капитан Григорьев, покидавший последним место боя, даже не услышал тихий хлопок за своей спиной, лишь почувствовал сильный толчок ближе к правой лопатке. В следующее мгновение он, теряя сознание, рухнул на каменистую серо-желтоватую афганскую землю… Десантники, тащившие на себе своих раненых товарищей, прибыв к точке эвакуации, хватились командира. Жора Сабидзе со своим другом Самвелом и сержант Головко вернулись назад, облазили всё место, где только что шёл бой, но поиски оказались тщетными. Ни живого, ни мёртвого капитана Григорьева его парням найти не удалось. Так Саня Григорьев пополнил собой длинный список солдат и офицеров Советской Армии, пропавших без вести на Афганской войне… Свежий утренний ветерок, как юный озорной мальчишка, таясь, пробирался сквозь приоткрытую форточку в просторную, светлую веранду родительского дома. Он приносил с собой чудесные запахи цветов из матушкиного палисадника, спелых трав с близких лугов, свежесть зелёной листвы и ещё сотню разных оттенков, из которых состоит умиротворение, единение природы и спокойной, размеренной деревенской жизни. Саня с удовольствием потянулся в постели, ещё не открывая глаз, но уже полной грудью вдыхая милые и родные запахи, навеянные озорным утренним ветерком. Сашка очень любил утреннюю бодрость и свежесть пробуждающейся от ночного сна природы, она будто заряжала его чистой и светлой энергией на целый день! А новый день обещал быть снова ярким, весёлым и безумно интересным. А как же иначе, ведь у него летние каникулы! Он лежал и с удовольствием прислушивался к давно привычным его уху звукам. Вот матушка звякнула подойником, отправляясь в хлев доить Пеструху, которая уже нетерпеливо и коротко помыкивала, словно поторапливая свою хозяйку. Вот батька, стараясь не греметь сапогами, спускается по ступенькам крыльца, спеша на работу. Он звеньевой мех.звена, и на носу уже жаркая пора кормозаготовки, когда работы у механизаторов будет хоть отбавляй! Денно и нощно комбайны, трактора с косилками, пресс-подборщики и другая сельскохозяйственная техника, трудясь до седьмого пота, начнёт работать в полях. И Саня, конечно же, будет помогать отцу изо всех своих ребячьих сил, как и остальные деревенские пацаны, его друзья, которые сызмальства приучены к тяжёлому сельскому труду, помогают своим родителям и на колхозной работе, и на домашних подворьях… Саня снова улыбнулся и открыл глаза. И к нему тут же вернулась боль, заныла раненая спина. Он лежал на животе на жёстком топчане, покрытом какими-то старыми лохмотьями, в вонючем сарае, прикованный за лодыжку правой ноги железной цепью к толстому столбу. Ах, как не хотелось из дивного сна о детстве возвращаться в суровую реальность войны! Он сразу понял, что раненым попал в плен. Что же, теперь его задача поскорее оправиться от ранения, и давай бог ноги отсюда! В Афгане он служил уже четыре года, почти с самого начала войны. Молодым лейтенантом написал рапорт начальству с просьбой о переводе сюда, как только один за другим ушли в лучший мир его родители. Они очень любили друг друга, и угасли ещё совсем не старыми. Отец оказался не в силах вынести разлуку со своей любимой, и скоро ушёл вслед за ней. Братьев и сестёр у Сани не было, переживать за него стало некому, и он, поминая своих дедушек, геройски воевавших на фронтах Великой Отечественной, поехал воевать в чужую страну, помогать афганскому народу отстаивать своё молодое государство от агрессии тёмных сил. Воевал Сашка геройски, хоть и не имел привычки зря лезть на рожон и свою пустую удаль показывать принародно. Он взялся самоучкой изучать здешние языки дари и фарси, и всегда думал, готовился, пытался дотошно просчитывать ходы, свои и противника, что в итоге и позволяло с успехом решать поставленные боевые задачи. Два ордена Красной Звезды, боевые медали и капитанские звёздочки на погонах стали на сегодняшний день некоторым промежуточным итогом его боевой офицерской жизни. И тут на тебе – герой в плен попал! Невесёлые Сашкины размышления прервали чьи-то приближающиеся лёгкие шаги. Он услышал, как отпирают навесной замок на двери и последовавший за этим скрип несмазанных дверных петель. И на пороге его узилища появилась невысокая женская фигурка, с головы до ног скрытая паранджой. Даже на глаза была опущена тёмная сетка. В руках девушка держала поднос, на котором Саня углядел медицинские прибамбасы.
– Лучше бы поесть принесла! – пробурчал Григорьев на фарси.
От неожиданности девушка даже вскрикнула: чужеземец-шурави заговорил с ней на её родном языке! Придя в себя, она заявила ему тоном, не терпящим возражений:
– Сначала перевязка, потом еда!
И решительно прошла к топчану, велев Сашке раздеться до пояса, снова улечься на живот и не шевелиться, пока она не закончит лечебные процедуры.
3 глава
После обработки раны какой-то местной терпко пахнущей мазью и перевязки, девчонка ушла, но скоро вернулась с пиалой козьего молока и начавшей слегка черстветь ячменной лепёшкой. Саня с аппетитом съел это немудрёное угощение и искренне поблагодарил девушку. Почувствовав спиной чей-то пристальный взгляд, Григорьев резко повернул голову, и невольно охнул – неосторожное движение сразу отдалось болью в его ране. На пороге сарая стоял мужчина лет пятидесяти и внимательно разглядывал своего пленника. Одет он был небогато, и на Сашку смотрел не зло, без враждебности, а, скорее, с любопытством:
– Я слышал, ты говоришь по-нашему, рус. Это хорошо! Ты сильный, крепкий, и это тоже очень хорошо. Я Махсуд, твой хозяин. Когда заживёт рана, будешь работать на меня! Хорошо работаешь – хорошо кушаешь, плохо работаешь – будешь всегда голодный, и скоро сдохнешь! Понимаешь?
– Понимаю, Махсуд. Освободи меня от цепи, я никуда не убегу! – Саня говорил на фарси, и по глазам видел, что это очень нравится его хозяину.
– Посмотрим на тебя. Может, потом и сниму с тебя цепь, если ты это заслужишь, рус. Как твоё имя? – с улыбкой спросил Махсуд.
– Александр – не стал врать Сашка.
– По-нашему Искандер. Так и буду звать тебя – кивнул моджахед – а сейчас ложись и спи, твоя рана скоро заживёт!
И без перехода он сразу повернулся к девушке, всё это время молча стоявшей рядом:
– Назгул, принеси ему наши старые одеяла. Нам они не нужны, а ему здесь пригодятся.
– Да, отец! – и девчонка выпорхнула из сарая, как птичка из клетки…
Тем же вечером Назгул принесла Сане на ужин миску ячменной каши, небольшой кусочек овечьего сыра-брынзы и вместо чая какой-то лечебный травяной отвар. Пока парень ел, она всё расспрашивала его о родине, о людях, которые там живут, о самой жизни в СССР. Сашка даже удивился, откуда взялось столько интереса у деревенской девчонки из афганской сельской глубинки к тому, что её никоим образом не касается, и вряд ли когда-либо коснётся. Ах, Саня, Саня! Знать бы ему наперёд, как он тогда заблуждался с этим поспешным выводом, но, как говорится, пути господни неисповедимы… Он обстоятельно и не спеша отвечал на её вопросы, и спрашивал сам, стремясь лучше узнать окружающую обстановку. Вдруг Назгул сама откинула сетку паранджи, закрывающую её глаза, и Сашка даже слегка обалдел от неожиданности! В свете тусклой керосиновой лампы на него полыхнули два огромных тёмно-зелёных изумруда в обрамлении длинных чёрных ресниц. Видение тут же пропало, сетка снова упала вниз, а девчонка, помолчав, сказала:
– Искандер, мой дедушка Рахматулло был знаменитым целителем. К нему со всей округи шли люди за помощью, и не было ни одного случая, чтобы он кому-то не помог. Когда пришло его время, он из всей нашей семьи выбрал меня, и передал мне своё искусство врачевания. Правда, я ещё не со всеми знаниями разобралась, но впереди обязательно это сделаю. Я хочу сказать, что скоро вылечу тебя, и ты снова станешь здоров!
И Назгул, будто испугавшись собственной смелости, резво выскочила за дверь, а Саня смотрел ей в след, в скрывшую её темноту позднего вечера. И на душе почему-то было легко и спокойно.
– Такая пэри, пожалуй, точно вылечит! – пробормотал Сашка сам себе под нос, и, перевернувшись на бок, будто провалился в лёгкую дрёму… Надо сказать, что Сане очень повезло с хозяином, с ним обходились вполне сносно. Лечили, и, хоть и скудно, но кормили. Его молодой и крепкий организм, привыкший к нагрузкам и по-армейски неизбалованный излишествами жизни, восстанавливался очень быстро. К концу второй недели Саниного заточения в сарае рана полностью затянулась, и он сказал девушке, что готов выполнять посильную работу. Не век же ему в сарае на привязи сидеть! Девчонка сказала об этом отцу, и Махсуд остался очень доволен своим новым рабом. Он поставил Сашку пасти своих овец и коз. Конечно, под присмотром, но Саня и не думал делать глупости вроде преждевременного побега. По своей давно укоренившейся привычке Григорьев решил как следует здесь осмотреться, войти, насколько это возможно, в доверие у местных, собрать всю нужную информацию, просчитать все варианты, и уж только потом действовать. Саня прекрасно понимал, что на это потребуется некоторое время, но теперь ему спешить было абсолютно некуда. И он добросовестно выполнял всю поручаемую ему работу. Сашку немного тревожило только то, что Махсуд стал всё чаще заговаривать с ним о том, что не желает ли он перейти в ислам и стать правоверным мусульманином. И жить здесь не как раб, а как свободный человек. Саня, как умел, объяснял ему, что такие вопросы "с кондачка" не решаются. Что он уважает их исламскую веру, как и любую другую религию, однако должен понять и принять её всей душой, а в противном случае никакой мусульманин из него не получится. Так, недоразумение одно! Махсуд внимательно слушал и соглашался с Сашкой, но попыток уговорить его всё равно не оставлял. А потом взял, да и отвёл его к местному мулле, чтобы тот своим словом помог стать неверному на истинный путь. Мулла Иззатулло оказался весьма неглупым и образованным человеком, и Сашка в свободное от работы время с удовольствием беседовал с ним, втайне желая привлечь его на свою сторону.