Затерявшиеся во времени
Шрифт:
Голос Дот оборвался.
Прямо к ней сквозь вихрь белого снега шел сам дьявол.
Дот Кэмпбелл обрела голос и взвизгнула. Потом она завизжала еще раз.
4
В этот вечер Ли Бартон изображал клоуна. Он стоял в центре сцены Музыкального театра Ринггона перед битком набитым зрительным залом и читал комическую поэму. Костюм Ли еще не обрел тех черт, которые получила одежда клоунов в двадцатом веке. Штаны были в обтяжку, а не мешком, а лицо хотя и было вымазано белым, но еще не имело характерного
Ли читал поэму, сопровождая ее театральными жестами, и при этом очень себе нравился. Поэма повествовала о неуклюжих попытках юного помощника конюха поухаживать сразу за дюжиной разных леди.
Софиты горели прямо перед глазами Ли, они слепили его, так что он никак не мог разобрать – довольны им зрители или нет. Но смех раздавался (и там, где надо), а кидали в него только кожурой от апельсинов, а не бутылками и кусками угля.
Пусть дома скандалит свирепая миссис, Но даже ее укротит шоу-бизнес.
Он вспомнил эти строчки и понял – в них истина. Вечер был что надо, и Ли наслаждался каждой его минутой.
5
В дилижансе было холодно. Восемь пассажиров сидели лицом друг к другу на двух деревянных скамейках. Колени им прикрывали толстые полости, благодаря чему они могли делиться теплом между собой. Внутри кареты на окошках образовывался лед. Из ноздрей и ртов вырывались клубы пара.
Сэм и Джад позволили себе раскошелиться на покупку лучших мест – то есть сидели внутри кареты. День они провели в Йорке, продавая кусочки расплавленных драгоценностей и кое-какую утварь, которую Джад обнаружил в посудных шкафах на своей лодке. Деньги им должны были пригодиться весной, когда нужно будет купить скот для фермы.
Сэм соскоблил лед с окошка. Мимо стекол летел снег. Иногда казалось, что ты под водой, а мимо тебя летают тучи воздушных пузырьков. Ветер отражался от земли, и тогда снежинки, вместо того чтобы падать на землю, взмывали вверх. Лошади шли по дороге ровной рысью. Мелькали деревья – дорога прорезала лес.
При такой скорости они будут в Кастертоне часам к десяти.
6
– Достопочтенный Хатер! Достопочтенный Хатер!
Грохот кулаков по его входной двери очень удивил преподобного Томаса Хатера, который подремывал над стаканчиком портвейна и толстым томом «Дон Кихота», обутого в телячий переплет.
– Хатер! Хатер! Иегова и ангелы сладчайшего Иисуса! Хатер!
Священнослужители, подобно докторам и содержателям похоронных бюро, привыкли к вызовам в неурочное время дня и ночи. Даже в такие ночи, когда на улице бушует метель.
Идя через холл к двери, Томас услышал, как старинные дедовские часы пробили
– Хатер!..
Бум! Бум! Бум!
Казалось, кто-то с помощью кувалды прокладывает себе дорогу в дом викария.
Он отодвинул засов и открыл дверь. На голые руки посыпался рой снежинок.
– Господи, дружище, что случилось? Горит, что ли?
– Достопочтенный Хатер! Да простит меня Бог, но я примчался, как только узнал, да все равно уже было поздно! Они уже тут!
Достопочтенный Хатер покачнулся на своих каблуках и чуть не упал навзничь как при виде человека, стоявшего на пороге, так и от ветра, гнавшего в дом целые сугробы снега.
Он никогда прежде не разговаривал с человеком, которого, как он знал, местные жители называли Рыжим Джо. То был бродяга с блуждающим взглядом, одевавшийся во что-то оранжевое и в черные резиновые сапоги.
– Хм... может быть, вы зайдете? – Томас вспомнил о христианских добродетелях. – Могу предложить вам горячего молока и хлеба, но я...
– Нет, нет... Мне ваша еда не нужна... Нет, о Господи, пощади... Да защитят нас ангелы небесные... Sub Dominus Noster Sanctoque Benedicto.
Томасу приходилось слышать, будто этот человек говорит на разных языках. Сейчас, сверкая глазами, он что-то бормотал на латыни.
– Incendium amoris... incendium amoris... а... любовь, что сжигает... нет... – Бродяга с бешенством ударил себя кулаком по ляжке. – Нет! Я должен говорить внятно... говорить просто... просто... – Он глубоко вздохнул и пылающим взглядом впился в Томаса. – Я пришел предупредить вас. Синебородые прорвались. Они идут на город.
– Синебородые? Очень жаль, но... Я вас не понимаю...
– Это варвары. Им нужна добыча и женщины. Скажите мне, священник, здесь есть человек, которого зовут Сэм Бейкер?
– Сэм? Вы знаете Сэма?
– Да. Знаю. Господь послал его сюда вместе с друзьями как защитников.
– Я слышал, что он с еще одним человеком поехал в Йорк.
– Сладчайший Иисус! Сладчайший Иисус! Предназначение их нависло над ними...
– Я думаю, они приедут позже, может быть, даже сегодня вечером... Господи, но что означают эти страшные вопли?
Голова рыжего бродяги резко дернулась. Теперь он смотрел на город.
Томас шагнул из дверей прямо в летящий снег. Над городом ветер нес звуки чудовищной какофонии. Это была мешанина устрашающих звуков: зловещего хохота, воплей ужаса и боли, стука копыт взбесившихся лошадей, собачьего лая, бьющегося стекла, выстрелов, приглушенных заснеженными улицами.
– Господи, что же такое творится? – Томас с открытым ртом смотрел, как по улице скакали какие-то люди, направлявшиеся в сторону дома приходского священника.
Женщина с растрепанными белыми волосами, босая и громко кричащая, неслась по улице. Протянутые вперед руки, казалось, рвут снежную пелену, расчищая ей путь.
– Боже мой! Да это же миссис Тернер... – Сердце Томаса от ужаса превратилось в ледышку, когда он увидел, что один из всадников поравнялся с женщиной и, нагнувшись с коня, схватил ее за волосы.