Затмение
Шрифт:
Неожиданно включается интуит. Проснулся или прогрелся? Ну — хоть так! Лучше поздно, чем… Ох — «первый опасный» снова почти достает меня! В пах. Ну и ловок, гад! Психую. Он тоже злится на свою неудачу, но осторожности не теряет. Не упускаю из вида заросшего! Второй из пары — обходит слева! Это шанс!
Успею!?
Разворачиваюсь. Обозначенный мной удар щитом под подбородок — заставляет его машинально, на инстинктах, качнуться корпусом назад. «Прохожу в ноги» и вгоняю клинок в самый низ брюха, чуть не вывернув свою левую руку — «зонтиком» удерживающую щит надо
Дико рискуя — без паузы прыгаю в сторону «первого опасного» и буквально «в полете» — вижу как гримаса ярости на его лице превращается в гримасу удивления… суженные глаза широко распахиваются, а рука, в которой он держит саблю — падает и повисает держась у плеча лишь на обломке кости, куске рукава и сухожилии. Его оглушающий — полный боли и обиды визг, доходит до моего сознания уже позже. Наши успели!
Бросаюсь вперед. Добить! Спотыкаюсь. Падаю. Лечу к земле. Всё! Проиграл! Уже через миг, летящий ко мне волосатый коршун — прыгнув сзади, резанет сверху! Прямо в шею! Или насквозь пришпилит меня к «взлетной полосе»!
Оранжевая слепящая вспышка в глазах. Жуткий треск в голове… Проваливаюсь в безмолвную темноту…
Глава девятнадцатая. Планета Нугари. Май
…Раскинув ноги циркулем, сижу на жопе прямо на земле. Кто-то придерживает моё вялое тельце под спину.
«Я солдат и у меня нет башки, мне отбили её сапогами…»
Верхняя половина лица прямо горит! Адским пламенем! Боль и ужас! Дикий и липкий! Как кровь! Еще не понимаю всего до конца, но что-то со мной не так… Перед глазами: взбаламученными донными водорослями в мутной воде — плывут и колышутся невнятные и размытые радужные круги…
Внезапно догоняю!
Главное!
Глаз! Сука — он мне глаз выбил! Паскуда! А-а-а-а! В панике хватаюсь за лицо. Под мокрыми ладонями хлюпает и махрится что-то теплое. Неживое. Пугающе нависающее над правой частью моей изуродованной морды.
Раскрываю левый глаз. Пальцами. Трясущимися и липкими как страх.
Мир перестал быть цветным и обьемным — он стал плоским и каким-то блеклым, почти черно-белым.
В ушах — то звенит, то гудит и сквозь этот гул все иные звуки прорываются с трудом и опозданием.
— Дай гляну! — подскакивает Валентин. Его лицо с мокрыми, прилипшими ко лбу волосами — сердитое и кривое. От его злости или от монокулярности моего восприятия.
Дергаюсь назад. Безуспешно. Не дает кто-то невидимый, тот кто сзади меня.
— Глаз, — шепчу другу я, покорно подаваясь вперед заколотившимся как в припадке телом.
— Сидеть, мля! Сидеть, сказал! Да, держи ты его, — бросает кому-то он. Я рвусь непонятно куда — сам не зная зачем. Кто-то сноровисто и жестко захватывает в замок мою правую руку. Цепко обхватив под челюсть, фиксирует голову в мертвом захвате.
Воздуха не хватает! Задохнусь же! Паникую и ненавижу всех! Дебилы! Суки! На хрена?! Пусти, нна!
Шептун хлестко бьет меня своей лапищей по целой левой щеке. Больно! Льет на голову воду. Яростно шипя, матерится сквозь зубы…
Зажгло сильнее. Печет всю правую половину головы. Но мне не столько больно, сколько страшно. Очень страшно!
Прекратив вырываться из удушающего захвата — молочу о землю кулаком, оставшимся свободным. Чтобы хоть что-то делать. Чтобы хоть как-то отогнать этот страх.
Боль в руке остужает и очищает голову. Разгоняет жаркую муть.
Обретаю возможность соображать и осознавать смысл происходящего вокруг.
— Все нормально. Все нормально, говорю! Слышишь меня?! Ты просто башкой о какой-то камень приложился. Просто кожу сорвал. Это кровь оттуда тебе глаз заливает! Да еще и целый шмат мяса сверху висит и свет перекрывает. Успокойся говорю, баран психованный! В порядке всё, мля! Раздуплись уже! — прирыкивает на меня Шептун с явно слышимым облегчением в голосе и еще более заковыристо матюгается. Отпускайте его, — говорит он кому-то за моей спиной.
Захват моментально ослабевает.
На инстинктах — сразу пытаюсь вскочить на ноги, но неудачно. «Не взлетев», вновь шлепаюсь задницей на землю. Благо — не высоко. Праздничная джига пока отменяется! Ну и хрен с ней.
— Все нормально, Егор! Все нормально. На месте глаз. — сквозь треск прогорающего особняка, почти в самое ухо нежданно журчит-шепчет тонкий голосишко Кэти. Двумя прохладными руками девушка крепко, но вместе с тем осторожно и ласково прижимает мою больную горящую головушку к металлическим пластинам на своей плоской груди… От кевлара, обтягивающего её бронежилет — абсолютно неожиданно пахнет сиренью и свежестью какого-то парфюма. Успокаивающе и очень приятно! Восхитительно и чудесно. Этот мирный и уютный запах женщины, внезапно совершенно меня расслабляет и я послушно обмякаю в ее руках…
Всё — кончилась истерика! Или что это было? Во всяком случае, что-то весьма её напоминающее.
Прохладные и нежные девичьи руки аккуратно и бережно промывают рану и перебинтовывают многострадальную голову.
Обретаю возможность видеть мир трехмерным, после чего окончательно успокаиваюсь.
— Только зашить надо обязательно, — сообщает Кэти, всовывая в мои трясущиеся ручонки фляжку художника, ускакавшего куда-то «довоевывать» и «порядки наводить», — Я зашью — не переживай. У меня ведь медицинское образование. Не законченное правда, но уж с таким пустяком — справлюсь. Легко. Там всех дел-то… — её чудесные, волшебные руки гладят меня по небритой щеке. Как испуганного ребенка.
Киваю, соглашаясь. Мне сейчас стыдно. Очень. Что это было? Страх, конечно. Я ведь решил что мне уже точно — всё. Что эти трое меня по-любому размотают.
— Угу. Сейчас со всем срочным и неотложным разгребемся и зашьешь. Спасибо тебе, Катя.
— За что? — округляя глаза, не понимает она. Или скорее всего — щадя мое мужское самолюбие, делает вид, что не понимает.
— За то, что ты есть, — и больше ничего не добавляю.
Ох и трахну, все же я тебя, Лара Крофт! В знак благодарности за деликатность и нежность. И не только. Чуйка вещует — тому быть! Когда-нибудь.