Зато мы делали ракеты. Воспоминания и размышления космонавта-исследователя
Шрифт:
Товарищи мои проснулись, и мы снова засуетились, выполняя программы: разговаривали с Землей, делали записи, наблюдали в иллюминаторы светящиеся частицы, атмосферу над горизонтом. Рассказал Комарову и Егорову о своем разговоре с Главным и предложил Комарову еще раз, но уже официально, как командиру экипажа, обратиться к начальству с предложением о продлении полета. Предложение не вызвало энтузиазма, Володя поморщился (с начальством лучше не спорить), но разговор все же провел и, естественно, тоже получил отказ.
Снаружи, на приборно-агрегатном отсеке, у нас стояла телекамера, и та картина, которая попадала в ее поле зрения, выводилась на экран, находившийся перед нами в кабине. При снятии характеристик ионных датчиков ориентации я обратил внимание, что на телевизионном экране появились неподвижные лучи. Что это? Может быть, мерещится? Стал снимать экран. После проявления пленки уже на земле убедился,
Время пролетело быстро. Перед спуском все системы и устройства корабля, которые должны сработать, отчетливо предстали в воображении. После разделения наш спускаемый аппарат развернулся, мы увидели отделившийся и вращающийся приборный отсек, и вдруг прямо на иллюминатор брызнула струя жидкости (шла продувка трубок тормозного двигателя после его выключения), и стекло вмиг обледенело: в вакууме жидкость мгновенно вскипает, испаряется и, естественно, при этом охлаждается. Вошли в атмосферу. Казалось, будто вижу, как «обгорает» асботекстолит теплозащиты. В иллюминаторы ничего не видно: все залито ярким светом, идущим от раскаленной плазмы, окружающей аппарат. Начались хлопки, словно выстрелы. Ребята на меня вопросительно смотрят. Пытаюсь объяснить: кольца асботекстолита, из которых набрана тепловая защита лобовой части аппарата, закреплены на клее и на асботекстолитовых шпильках, от нагрева в тепловой защите возникают термические напряжения, ну и где-то происходит расслоение колец.
Нам предстояло приземлиться в корабле. Не помню, чтобы мы волновались, но какое-то внутреннее напряжение было. Перед приземлением должен был включиться твердотопливный двигатель для снижения скорости подхода к поверхности Земли. У нас имелось очень «надежное» контактное устройство. Двигатели должны были включиться по сигналу от полутораметрового щупа (раскрывался он перед приземлением подобно пружинной рулетке) в момент, когда его конец коснется поверхности. Кстати, позже примерно такой же щуп для выключения двигателя американцы применили на лунных посадочных кораблях программы «Аполлон».
Перед самым касанием земли появилась мысль: а вдруг при проходе зоны интенсивного нагрева люк щупа открылся и тот сгорел? Посадка получилась «мягкой», удар, звезды посыпались из глаз, еще удар, шар перевернулся, и мы повисли на привязных ремнях вверх ногами. Ближе к люку находился Володя, он вылез первым, затем Борис и последним я. Приземлились мы на пашне неподалеку от Целинограда, что, по-видимому, дало основание секретарю обкома наградить всех троих медалями «За освоение целинных земель». И мы пахали! — приземлились на пашне и взрыхлили ее! Вечером прилетели в Тюра-Там и разместились на так называемой семнадцатой площадке, то есть в гостинице для космонавтов, где они обычно живут с момента прилета на космодром до предстартового дня. На следующий день ожидали вылета в Москву, но нам сказали, что нужно хоть день отдохнуть. Ну отдохнуть, так отдохнуть. Прошел день, другой.
— Вам нужно еще отдохнуть, да и кое-какие анализы необходимы.
— В чем дело?
— Да не знаем, кажется, уточняется адрес обращения.
— Какой адрес?
Не ответили.
Оказывается, речь шла о том, к кому должен обращаться Володя с докладом об очередном «достижении советской науки». Прошел Пленум ЦК, оформивший результаты переворота — замену Хрущева на Брежнева. И Володе пришлось докладывать новому Первому секретарю, дорогому товарищу Брежневу. Хрущев забыл, что диктатор не должен ни на минуту оставлять без внимания полицию, армию и своих помощников.
В последующие за переворотом годы многие, если в разговоре упоминался Хрущев, начинали поносить его за волюнтаризм, и некоторые — вполне искренне. Если отбросить показушное стремление продемонстрировать преданность новому самодержцу (таких, в конце концов, было немного), то получалось, что у разных людей были свои причины, но они объединялись, осуждая его за дискредитацию системы, при которой они привыкли жить, за сокращение численности армии, что затрагивало интересы военных. Неудачников, а свергнутый самодержец воспринимается именно так, ненавидят и поносят. Хрущева ненавидели за непрерывные реорганизации, перестановки и перестройки руководящего аппарата, а каждая такая операция приводила к травмам этого аппарата, ко всяким ЧП и осложнениям. А он ведь не только раскачивал лодку. Он развенчал тирана, обнародовал, хотя бы частично, преступления системы, освободил невинно осужденных, стало
Осенью 1963 года собрались пожениться Андриян Николаев и Валентина Терешкова. И свадьбу их решено было отметить на самом высоком уровне, на даче для приемов над Москвой-рекой. Собрались в громадном зале, в центре стола — Хрущев с новобрачными. Когда уже было произнесено несколько тостов, опять встал Хрущев и произнес длинный пышный тост за здоровье безвестных конструкторов, создавших «нашу замечательную, самую… самую… космическую технику», и т. п. А надо сказать, что мы были в то время в затруднительном положении. Проект корабля «Союз» был подготовлен, — а проект решения ЦК и Совета Министров о создании «Союза» уже несколько месяцев лежал в Совете Министров на рассмотрении. А без этого постановления, определяющего финансирование и подключение производственных мощностей, мы не могли развернуть работы. Дело стояло. Чиновникам было все до лампочки. А внимания Хрущева к работам по «Союзу» никто не привлекал — обычное дело! Может быть, Королев по этой проблеме к нему не обращался (не верил, что сможем сделать этот корабль?). Да он, по идее, и не имел права обращаться к Хрущеву — это должен был сделать наш министр или кто другой из руководства. Но — не делали! Естественно, нельзя было не использовать неожиданно возникшую ситуацию, поэтому я встал и громко заявил, что слышать эти слова лестно, но лучше бы нам дали денег на наш новый проект. Новобрачные, сидевшие рядом с Хрущевым, как Терешкова сама рассказала мне потом на том же приеме, объяснили ему, о чем шла речь, и не более чем через десять дней вышло постановление о работах по «Союзу»: услышал!
Он хотел изменить нашу жизнь к лучшему, осудил культ личности Сталина, увеличил плату за труд крестьянам, ликвидировал закон, ставивший всех трудящихся в положение крепостных (нельзя было уйти с предприятия без согласия директора, самовольный уход рассматривался как уголовное преступление), начал строить жилье. Хотя и ругают сегодня — «хрущобы»! Но ведь до него жилья для народа практически не строили!
Да, он был необразован, не знал элементарных вещей, как руководитель государства был дилетантом, как, впрочем, и большинство наших самодержцев. Он не понимал главного — неудачи, диктатура Сталина, отсталость определялись нашей теократической государственной системой. Да, именно теократической, так как официальная идеология явно носила характер государственной религии. Только эта государственная соцрелигия отличалась от других в худшую сторону. В основе традиционных религий веками сохранялись основополагающие нравственные и этические нормы жизни человеческого общества: не укради, не убий, не обмани, не… не… А в соцрелигии этих норм уже не было. Подобные пирамидальные иерархические системы с единым хозяином и с единой идеологией не раз пытались строить разного рода самодержцы, начиная с первых шагов цивилизации. Объединяло такие системы всегда одно: они неизбежно разваливались. Делая свободного человека поданным, иерархическая система убивает в нем инициативу, превращая в своего врага. Образованным людям это было известно еще с античных времен.
Самодержцы и вожди советской власти, семьдесят лет стремившиеся что-то сделать для народа, для страны, оставаясь в рамках тоталитарной иерархической системы, все время попадали из одного болота в другое и втягивали за собой всю страну. Главное, что их всех отличало, — так это безответственность, неумение правильно выбрать цель и путь ее достижения. Это особенно очевидно нашему поколению. Приведу близкий мне пример.
Как создают космический корабль, когда он делается «по уму»? Сначала выбор цели — на этом этапе все вдрызг переругаются, пока не приблизятся к истине; потом основные идеи решения, проект; обсуждения, споры, расчеты, доказывающие, что десятки предлагаемых схем будут работать; экспертизы, разработка документации — как и что делать, до подробностей. Затем моделирование основных процессов, создание макетов и экспериментальная проверка прочности, устойчивости, отсутствия опасностей перегрева или замерзания. И только потом приступают к созданию корабля.