Зато мы делали ракеты. Воспоминания и размышления космонавта-исследователя
Шрифт:
Прошло много лет, прежде чем я понял: для того времени это были прекрасные, передовые решения. Но на этом никак нельзя останавливаться: недопустимо, чтобы во время полета большое количество самых лучших специалистов и разработчиков отвлекались от своей основной работы и занимались в принципе достаточно простым делом: анализом бортовых измерений, характера работы бортового оборудования и разработкой предложений для руководителя полета по выходу из неожиданно возникающих ситуаций. Если логику анализа, разбор возможных ситуаций можно изложить словами, формулами, таблицами или графиками, то все это реально записать в виде алгоритмов работы бортовой вычислительной машины и передать ей контрольные функции и даже функции принятия срочных, не терпящих откладывания решений. Одновременно при такой схеме будут разгружаться и линии связи между космическим аппаратом и Центром управления. Появится возможность решительно сократить количество наземных пунктов связи, приема телеметрической информации
Тренажеры для комплексной тренировки экипажей космических кораблей «Аполлон» по оснащенности, по методам имитации работы бортовых приборов и изменения видимой в иллюминаторы картины были близки к нашим корабельным тренажерам для «Союзов».
Для технических средств управления сложными процессами, которые мы видели и в Центре управления, и на тренажерах, и в пультовой испытательной станции завода, где изготавливались основные блоки корабля «Аполлон» характерно, что инженеры, проектирующие пульты и вывод информации, не забывали о возможностях человека по надежной переработке информации, соответственно, старались обеспечить достаточное количество рабочих мест и, главное, на каждом рабочем месте обеспечить возможность быстрого получения любой необходимой информации (но в виде доступных для понимания ограниченных стандартных порций), что является обязательным условием плодотворной, успешной работы.
Другое увидел на тренажерах. Внутри тренажеры, естественно, имитировали кабины кораблей, рабочие места членов экипажа. Приборные доски и пульты натурные. В кабине корабля «Аполлон» явно нарушался принцип соответствия возможностей человека и поступающего к нему объема информации — стены кабины были покрыты сотнями тумблеров с надписями, стрелочными индикаторами и т. п. Здесь же находился и пульт вычислительной машины, существенно упрощающей управление, и тумблеры, и громоздкие и несоответствующие своему назначению ручки управления. Кабины кораблей очень напоминали кабины современных самолетов, и это неслучайно — проектанты кораблей в США, насколько я понял, пришли в космическую технику в основном из авиации и невольно принесли с собой устаревшие методы отображения информации и управления. Как это ни странно, наземные пульты испытаний и управления были сделаны у них на более современном уровне. По-видимому, «второстепенная» работа была поручена людям, не слишком обремененным традицией и догмами.
Наши корабельные средства отображения, выдачи команд и управления, позволяющие концентрировать информацию, группировать команды, резко сокращать число элементов, используемых для выдачи команд (например, для выдачи нескольких сотен команд на корабле «Союз» используются лишь несколько десятков клавиш), представляются мне более удобными. Впрочем, мой спутник Береговой был другого мнения. Ему понравилось, что кабина «Аполлона» похожа на кабину самолета, одобрительно отнесся он и к тумблерам, и большим рычагам управления, он считал, что мы напрасно уходим от авиации.
А причем здесь авиация? Здесь же не самолеты, и работа другая.
После тренажеров мы осмотрели установку для тренировки ходьбы в скафандре в условиях лунной тяжести и сам скафандр. Скафандр произвел хорошее впечатление своей подвижностью. Это достигалось за счет тонкой герметизирующей оболочки. Герметизирующая оболочка — одна. Шарниры и гофры во всех местах движения частей человеческого тела.
В Хьюстоне же мы видели и специальный тренажер для отработки причаливания. Это огромное сооружение, в котором натурный по размерам и внешней форме макет основного блока «Аполлона» и макет лунной кабины с двумя тренирующимися космонавтами могут совершать перемещения в пространстве. Используются подъемники и тележки, включаемые по командам с ручки управления координатными перемещениями. Макет лунной кабины подвешен в карданном подвесе и во время имитации процесса сближения, в соответствии с командами, идущими с ручки управления ориентацией, кабина с пилотами вращается в пространстве. Это приводит к тому, что во время управления экипаж то стоит вертикально, то лежит на животе, то на боку. Чтобы экипаж не завалился в процессе тренировки, он закрепляется в кабинах на растяжках. Изменение положения тела относительно направления силы тяжести, конечно, вносит помехи в работу и никак не соответствует условиям полета. С моей точки зрения, это дорогостоящее сооружение американские специалисты сделали зря — наверное, были лишние средства. Наш специальный тренажер для отработки ручного управления причаливанием кораблей «Союз» был сделан проще — перемещалась только модель корабля, а на средствах визуального контроля, расположенных в кабине корабля, эта модель выглядит также, как натуральный корабль.
Лаборатория, где космонавты, вернувшиеся с Луны, проходили карантин, как смеясь рассказывали американские специалисты, была, по-видимому, построена также зря. Как и следовало ожидать, никаких микробов, вирусов или каких-либо других признаков органической жизни, привезенных с Луны, обнаружить,
Однажды, в конце восьмидесятых или, может быть, в начале девяностых годов, мне пришлось слышать рассказ, кажется, Джеймса Ирвина, о случае, который произошел с ним во время высадки на Луну. В какой-то день он должен был установить на поверхности Луны прибор и оставить его там. Прибор в виде чемоданчика нужно было положить на поверхность в выбранном месте, раскрыть и развернуть антенну или что-то в этом роде. Астронавт вышел на поверхность, подошел к выбранному месту, положил чемоданчик и начал раскрывать его. Открыл замки. А чемоданчик не раскрывается! Вроде бы обычное дело: в скафандре работать очень трудно, но прошло, как ему показалось, несколько часов, а раскрыть не удается! Уже сто потов сошло. То ли ноги у него подогнулись, то ли сознательно стал на колени. Посмотрел вверх, Бога вспомнил. Опустил глаза на чемоданчик и вдруг заметил, что один из замков не открыт! Легко открыл замок, и все получилось: «С тех пор я поверил в Господа». Вроде бы говорил он всерьез, но мне показалось, что по губам его скользнула улыбка. То ли давало о себе знать его чувство юмора, то ли уже устоявшийся прием рассказчика. Насколько я понял, он с этим рассказом объехал весь мир. Надо же как-то зарабатывать на жизнь!
А вот Стаффорд мгновенно заводился, как только разговор заходил о летающих тарелках или о чем-нибудь подобном. Сыпал ругательствами («бред собачий» или «бред идиота») и проклятьями. Видимо, его уже достали подобными вопросами, то ли собеседники нарочно выводили его из равновесия. Некоторые из наших любили устраивать розыгрыши и затевать в присутствии посторонних спор между собой о том, сколько тарелок гналось за ними — четыре или пять, или летели прямо навстречу. Конечно, никто — ни наши, ни американские, ни другие космонавты никаких тарелок или иных чудес не видели. А хотелось! Необычное иногда наблюдать случалось, но всегда этому находилось вполне разумное объяснение. Например, наблюдаемое иногда над освещенной стороной Земли хаотическое движение звезд, когда смотришь через иллюминатор наружу. Стукнешь по стенке — и количество звезд в поле зрения заметно увеличивается: это всего лишь пылинки, освещенные солнцем, отделившиеся от поверхности корабля, или слои яркости над горизонтом перед выходом корабля из тени земли.
В этой же лаборатории в Хьюстоне мы видели оборудование для обработки и исследования лунных камней. На Луне они находились в условиях вакуума, и следовательно, чтобы влияние нашей атмосферы (например, путем окисления) не исказило их характеристик и структуры, их нужно обследовать и содержать в специальной барокамере. Лунные камни напоминали кусочки угля, но не антрацита, а скорее бурого. Они имели матовую черную поверхность и казались покрытыми пылью.
Затем осматривали сам город. Закрытый стадион на 55 000 мест, богатые и бедные кварталы. В бедных кварталах тогда проживали в основном негры. Это объяснялось, по-видимому, их заметно более низким тогда уровнем образования и квалификации.
В тот же день у Бормана мы познакомились с прилетевшим на один вечер с мыса Кеннеди командиром корабля «Аполлон-12» Чарльзом Конрадом. Он оказался живым, общительным человеком. Примерно за три месяца до старта экипаж корабля уезжал на космодром на подготовку корабля к полету: корабль предназначался не для них, но они участвовали в подготовке. Это правильно.
Мы побеседовали с рядом выдающихся американских инженеров и организаторов, участвовавших в создании космической техники: Робертом Гилрутом, Джорджем Лоу, Вильямом Пикерингом и другими инженерами, присутствовавшими на годичном собрании Американского института аэронавтики и космонавтики в Лос-Анжелесе.
Вечером нас познакомили со звездами американского кино: Кирком Дугласом (у нас он был известен как исполнитель главной роли в фильме «Спартак»), Фрэнком Синатрой, Натали Вуд (известной американской киноартисткой русского происхождения), Юлом Бриннером, тоже русским по происхождению (фильм «Великолепная семерка»), и другими.
Уикэнд мы провели в Сан-Диего, побывали на футбольном матче (американский футбол — близкий к регби), в зоопарке, океанариуме, осмотрели город. Здесь состоялись новые знакомства, в частности, с известным американским физиком Гарольдом Юри, получившим в свое время Нобелевскую премию по химии за открытие дейтерия — изотопа водорода. Последние годы он работал в области теории происхождения Солнечной системы, участвовал в обработке лунных образцов: они могли представлять ценность именно для исследователей происхождения Солнечной системы и планетной пары Земля-Луна. С ним у меня был достаточно бесплодный спор по вопросу теории происхождения Луны. Он предлагал рассматривать (для оригинальности что ли?) схему, в которой Луна и Земля образовались совершенно независимо друг от друга и лишь потом оказались рядом (разная плотность, разное строение). Трудно с этим согласиться. Логичнее предположить их независимую конденсацию из одного пылевого облака, так как иначе трудно представить себе механизм появления такой двойной планеты, как Земля-Луна. Спор завершил сам Юри, сказав, что, конечно, доказательств в пользу той или иной теории сейчас ни у кого нет, в том числе и у него.