Затворник
Шрифт:
– Не озираться! Не высовываться! Идти за вожаком следом, глядеть ему в пятки! Нос в землю, как волки, бородой тропинку мести!
– приговаривал Быстрый, пропуская вперед себя воинов, следя чтобы никто не отстал и не загляделся на что-нибудь.
Добравшись так до края рощи, в которую упирался хутор, Быстрый велел бойцам перестроиться в цепь, и затаиться. Вперед выслал трех засемьдырцев. Всего через несколько минут они вернулись с донесением.
– Все как нас ждут, боярин! - негромко гудел Быстрому главный разведчик, заросший лохматой бородой как лешак, с морщинистым и обветренным лицом. Пила с Хвостом стояли поблизости и слышали каждое слово - Охрана есть, сидят кружком,
– Часовых сможете снять?
– спросил Быстрый.
– Насмерть?
– спросил бородач.
– Ясное дело, насмерть.
– сказал боярин - Нам тут нахлебники ни к чему. Ну как?
– Мо-о-ожно - кивнул головой на бок засемьдырец.
– Впятером пойдем, снимем так, что дернуться не успеют.
– Чесный боярин!
– вдруг сорвался с места Хвостворту - разреши мне тоже пойти.
– Тебе?
– посмотрел на него Быстрый - А, это ты, плясун? Ты что, заодно еще и лазутчик.
– Да! Я в горах три года был разведчиком.
– Добро, иди с ними шестым.
– сказал Быстрый.
– Пила, дай свой нож!
– сказал Хвост, подбежав к брату.
– Хочешь, топор дам?
– сказал Пила, вынимая ножик из чехла.
– Не надо, оставь! Самому пригодится!
Разведчики крадучись ушли в рощу, за ними подался и Хвост. А бородатый вожак сказал Быстрому напоследок:
– Как закончим - залаю по-лисьи.
И скрылся меж деревьев.
Пила сел под кустом, повернувшись спиной к той стороне, куда ушел брат. Смотреть туда ему казалось выше сил - вздрагивать от каждого шороха, и в каждой тени видеть идущих назад с удачей разведчиков, но убеждаться всякий раз, что это лишь птица сбежала с дерева, или от ветра ветвь покачнулась. Он не знал, куда от волнения деть ни руки, ни ноги. Казалось Пиле, что вот-вот, и он затрясется, забьется, как в припадке, не в силах сдержать себя. В голове почувствовалось легкое пьянящее кружение, к горлу подступил тяжелый ком и захотелось всунуть туда пальцы до самой глотки, и самому освободиться от напирающей рвоты... Чтобы хоть как-то занять себя, Пила мысленно запел песню, которую слышал от своей старой бабки, давно - еще до позорных лет, и запомнил с первого раза. Песня была про медведя, который подался в столицу на заработки, прикинувшись бородатым мужиком.
– Тревожишься?
– спросил его Клинок.
– Есть такое.
– сказал Пила.
– Это ничего. Сейчас начнется - и сразу полегчает. Уже не тревоги будет, знай дело делай!
Пила снова запел просебя, но дойдя до середины, до места, где у боярского двора за медведем пустилась в погоню свора собак, парень запнулся. Слова в его голове спутались, и концов их он в волнении не сумел собрать. Решил было начать заново, но не успел - из глубины рощи раздался гадкий резкий визг, и правда точь-в точь лисицин лай.
– Встаем!
– негромко сказал Быстрый - Идем тихо, бьем молча! Как первый ыкун закричит - тогда и мы подхватим, а раньше ни слова в голос никто! Пошли!
Пила шел, шевеля ногами густой папоротник. На правом плече у него лежал топорик, щит висел за спиной на ремне.
– Пила.
– услышал он шепот
– А!
– обернулся парень.
– Тихо.
– сказал Клинок - Щит возьми на руку. Будет мешаться, а Небо даст - и совсем не понадобится. Но если понадобится, то уже будет некогда снимать с плеча.
Никто больше не говорил ни звука. Только шуршала трава под ногами. Пила шел и шел вперед, пытаясь высмотреть место, где Хвост с засемьдырцами снимали стражу, и чуть не налетел на ыкуна, свернувшегося на земле калачиком.
Табунщик не пробудился,
Человек перед ним был чужаком - одежда у него была чужая, запах чужой, черты лица чужие - но не был врагом Пиле. Дубравец не испытывал к нему никакой ненависти, и никакого стремления убивать. Это было не то чудовище, от одного вида которого Пила захлебнулся яростью в Новой Дубраве. Это был просто человек, притом беспомощный, не подозревающий ни о какой угрозе...
Табунщик пошевелился - снова не просыпаясь, просто повернулся во сне, но от одного его движения топор в руке Пилы сам сорвался вниз!
Удар пришелся под правую мышку. Ыкун отрыл глаза и тихо простонал, дернулся, стон его перешел в хрип... Пила выдернул топор из раны, поднял, и ударил снова, потом еще, но ыкун не умирал, все дергал ногами, и глядел на Пилу выпучив глаза. Подняв топор в четвертый раз, Пила вдруг увидел еще одного степняка. Рыжеволосый плотный табунщик с редкой бородкой сидел на земле, молча глядя на дубравца и его жертву. Не иначе как он проснулся, услыхав глухие удары топора, и первое, что при этом увидел - как невесть откуда взявшийся ратай разделывает его товарища. От испуга ыкун, кажется, не мог пошевелиться, а только бегал глазами - от лица Пилы к поднятому топору, к истекающему кровью степняку на земле, и обратно. Пила оставил умирающего ыканца, и медленно поднимая оружие все выше, зашагал на второго. Тот, все так же не в силах сказать ни слова, пополз на седалище задом наперед, руками шаря по земле, словно в поисках оружия. В испуганном перекошенном лице не было ни кровинки...
Пила шел все так же медленно - настолько, что ыкун вот-вот, ползком, но все равно удрал бы от него. Но тут к степняку подскочил Клинок, и не успел тот обернуться, как витязь, быстро и аккуратно - как вышивальщика втыкает иглу в пяльцы - ткнул ыканца мечом между ребер, и тот мигом испустил дух, не издав ни стона.
– Давай шустрее!
– буркнул Клинок Пиле, и пошел вперед.
Где-то поблизости закричал табунщик - и тут же затих, не иначе как навсегда, но одного вопля было достаточно, чтобы тишина разом взорвалась криками множества людей:
– АААААААА!
– УУУУУУУУУ!
– ЫЫЫЫЫЫЫ!
– Бей их! Бе-е-е-е-е-е-ей!
– Небо с нами! Небо с нами! Бе-е-е-е-ей!
– Бей кизячников! За Каяло-Брежицк!
– За град миротворов! Бей всех до одного!
– АААААААА!!!
– закричал Пила что было сил в горле, и вместе с криком, из него как будто вышли остатки нерешимости и волнения. Ратаи ломились сквозь рощу, рубя и коля ыканцев на пути. Пила увидел рядом табунщика за деревом - ыкун стоял, словно прячась, глядел на правую сторону, и не заметил Пилу, зашедшего с левой - дубравец подбежал ближе и вонзил топор ему в спину. С тонким, почти женским стоном ыкун сполз по стволу дерева на колени, Пила, выдернув из него топор, ударил снова - в шею, почти на уровне плеч. Узкое лезвие топора не перерубило шеи, но Пила почувствовал, как оно, рассадив позвоночник, вошло глубоко в мягкое. Кровь струями брызнула из раны.
Сражения почти нигде не было - ыканцы не дрались. Спросонья, они метались в тупом неистовом страхе, бежали кто куда, не соображая даже просить пощады. Ратаи били их, сколько могли догнать. Пила видел, как Хвостворту настиг одного бегущего прочь, и метким ударом размозжил табунщику затылок. В руке у Хвоста была уже не его деревянная колотушка, а булава с железным навершием.
– Э-ге-ге-ге-гей!
– кричал он на бегу, крутя палицей над головой - А ну не убегай далеко! Всех переколочу к волкам!